В этом году выдалось небывало жаркое лето. От вспотевших под шляпой волос стекали капельки пота и щекотали лоб, отчего рука юноши, что сидел в кафе после полудня, то и дело тянулась к лицу. Он снимал шляпу, вытирал капельки тканевой салфеткой, и снова надевал. Кофе на его столе, что неизменно пили в этих краях даже в самый жаркий час, уже истратил свою свежесть, а на его поверхности в непередаваемой печалью лопнул последний пузырь пенки. Если бы эту картину увидел истинный ценитель напитка, то, вероятно, без тени смущения, потребовал бы от парня, как минимум, объяснений такому расточительному кощунству.
Но будь то оскорблённый защитник эстетизма или даже ярый противник всего того, что может прийти в голову молодёжи, юноша не заметил бы препираний в его сторону, а если бы и заметил, намеренно проигнорировал. Всё его внимание было сосредоточено в одной точке, на одном объекте, в целом явлении. И выбрал он его отнюдь не случайно. Впрочем, намеренно быть пленённым явно тоже не входило в его планы, тем не менее, уже около недели он приходил в это кафе, в одно и то же время, и дожидался пока за столик неподалёку сядут мужчина и женщина. Обычно они спускались к полудню, но иногда и опаздывали, чем очень терзали юношу, что нервно поглядывал из-под шляпы на выход из ближайшей гостиницы.
Когда те наконец появлялись в фойе, молодой человек, с присущим ему, как и многим другим, необъяснимым чувством тяги к красоте и блеску, оценивал сначала женщину, а потом и мужчину. Молодая дама всегда была одета в лёгкое платье, длинный подол которого неизменно придерживала, сжав ткань в кулаке. Второй рукой она накрывала шляпку с широкими полями, когда выходила из дверей, видимо, ожидая резкого порыва ветра, что покинул этот район уже на долгих несколько недель. Поначалу, выходя на улицу, она всегда оглядывалась по сторонам, разглядывая близлежащие окрестности, и с улыбкой что-то говорила спутнику, стараясь взять его руку. Но вот уже несколько дней она выходила, пряча глаза за огромными солнцезащитными очками, совершенно не двигая головой, серьёзная или, может быть, даже задумчивая. Конечно, можно было бы предположить, что произошло нечто печальное: трагическое известие, ссора с мужем или, что ещё хуже, деспотичный муж, что поднял на неё руку и стер прекрасную улыбку, а теперь идёт, словно гордый своим влиянием. Но нет, скорее всего, думал парень, она просто нагляделась на уже привычные глазу декорации и просто шла, думая о своём, с лицом скорее не грустным, а сосредоточенным, ибо, когда та усаживалась за столик, она снимала эти ужасные очки, что закрывали её невероятно красивые глаза, и, улыбаясь, заказывала завтрак.
В первые дни наблюдения она откладывала меню и, пока официант не приносил заказ, глядела на мужчину, сомкнув ладони и оперев на них щёку. Её взгляд блуждал по его рукам, строгим чертам и аккуратным сдержанным движениям, она словно любовалась им, источая то ли умиление, то ли влюблённость. Когда приносили кофе, она, держа маленькую чашечку двумя пальцами, делала глоток и глубоко вздыхала, будто напиток будил еще сонное нутро, а затем говорила что-то увлечённо и жизнерадостно.
Именно вид её вдохновенного рассказа и увлёк юношу в первый день, когда тот гулял по городу после бессонной ночи, полной буйства и кутежа, и остановился выпить кофе, дабы слегка перевести разгульный дух, а также вспомнить дорогу в свой отель. В тот день ему стало крайне любопытно, что именно она говорила, и почему мужчина, что имел счастье находиться так близко с такой прелестной женщиной, совершенно не обращал на неё никакого внимания. Как он смел, и что, черт возьми, постоянно записывал в своём блокноте? Неужто есть в этом мире что-то, что могло бы быть важнее этой дамы?
И если она, очевидно, приехала на отдых, чему свидетельствовали её разнообразные пляжные наряды и открытость впечатлениям, то её спутник был сдержан во всем. Его рубашки ото дня ко дню лишь слегка меняли оттенок, в остальном он выглядел всегда одинаково: свободная рубашка, небрежно не застёгнутая на пару последних пуговиц, лёгкие летние брюки, немного подвёрнутые снизу, и открытые сандалии. Еще одной неизменной деталью в его образе был темно-коричневый блокнот в кожаном переплёте, в который он постоянно что-то помечал. Юноша сначала предположил, что тот был критиком ресторанов или блюд, о которых он так много слышал, но никогда не видел, но потом понял, что, скорее всего, мужчина был писателем. Он огорчился представшей картине и подумал, как сложно жить с писателями, если они вынуждены никогда не расставаться со своей деятельностью.
С каждым новым полуднем юноша выбирал место поближе, но никогда не угадывал, за какой столик они присядут в этот раз, и всё старался хоть немного услышать, о чем же она говорила. Он улавливал её голос, иногда до него доносился нежный бархатный смех, похожий на пение птиц ранним утром, но разобрать он не мог ни слова. А между тем задор потух, и милая леди уже не так увлечённо говорила и совсем не смотрела по сторонам, она отпивала кофе, держа чашечку парой пальцев, и обречённо вздыхала, словно ждала от этой чашки нечто иное.
Иногда молодой парень брал газету и делал вид, что сосредоточенно изучает сводку новостей, бывало, до него даже доносился смысл слов, попавших в поле зрение, но ничего кроме улыбки той женщины, что неизбежно теряла яркость, его больше не волновало. Пару раз он даже думал подняться с места и, громко и отчётливо негодуя, забрать прекрасную мисс от того, кто совсем её не ценит, тем самым проучить, и может даже научить спелого недотёпу жизни. И каждый раз он трусил, глядя на напряженную сконцентрированность мужчины, всё гадая, что тот мог бы ответить, может, как писатель, он нашёл бы аргументы и поставил бы на место непутёвого юнца, что посмел лезть не в своё дело. И каждый раз страдала бы дама, оказавшись в центре спора, которому стала причиной, она опускала бы глаза и, всё также пытаясь взять спутника за руку, попросила бы его уйти, стыдясь, а может даже и боясь парня, который просто хотел помочь и как-то её развеселить.
В одно утро, когда юноша уже строго вознамерился спасти особу из плена нелюбви, они не пришли. Сгорая от догадок и нетерпения, он подошёл к самому входу в гостиницу и, словно ребёнок у витрины со сладким, пытался заглянуть внутрь, будто, если бы те и были внутри, они непременно должны были быть в фойе внизу. Но знакомых лиц видно не было, и, простояв так до самого вечера, он, безнадёжно поникнув, развернулся и побрёл по улице вдоль набережной, усеянной огнями и запахом солёного бриза.
Он всё шёл и шёл, пиная камешки и проклиная свою трусость. Как могли они уехать так скоро, не дав ему и попытаться приблизится к совершенству и спасти его от одиночества? Ни море, ласкающее шумом, ни смех молодых особ и бесконечное летнее пьянство не могли оторвать его от сияющих глаз и азарта от интриги. О чем думала эта женщина, что могло заставить её смеяться, как она относилась к равнодушию её мужа, и почему вышла за него, чем она увлекалась, о чем могла рассказать за чашкой кофе на уютной веранде летнего кафе на пляже?
Набережная всё темнела, и по ней стало всё труднее пинать камешки, люди понемногу стали расходиться, даже молодёжь, что в это время только начинала кутежи, ненадолго пропала с радаров. Но юноша не пошёл бы с ними, его больше не привлекала перспектива пропить всё лето. Он увидел нечто прекрасное и хотел притянуть в свою жизнь то, что захватило бы его так же, как и эта женщина. Чтобы он мог заботиться, переживать о настроении, хлопотать и планировать, а, главное, навсегда бросить пить. Не потому, что это плохо, и она бы непременно его заставила, а потому что он сам захотел бы не тратить внимание и силы на бестолковые занятия и оставлять её одну переживать и маяться в догадках, что абсолютно точно привели бы к недоверию и подозрениям. Он мог стать лучше для неё, и она увидела бы, как много значила для того, кто готов перекроить целую жизнь ради одной только улыбки. Если бы она только знала, как рыцарски он мог её спасти, она тотчас бросила бы этого негодяя и зажила бы счастливо.
Намереваясь переночевать на пляже в поэтичном уединении, юноша поднял глаза наверх и застыл. Луна светила так ярко, что освещала не только пляж и прилегающую набережную, но и тёмные уголки его маленькой души, омрачённые юношеской неудачей и последующей горечью.
– Ну и как же жить без красоты? – поинтересовался он скорее риторически, но всё же надрывно у, как считал, единственной слушательницы – ослепительной луны.
– Никак. – послышалось из-за спины, чем, удивив и одновременно напугав, заставил резко обернуться.
Перед юношей стояла женщина, та самая, за которой он так рьяно наблюдал последнюю неделю, и лицо которой изучил, казалось, лучше своего собственного. В лунном свете её черты приобрели более нежный, но в месте с тем и соблазнительный характер. Она предстала словно видение, будто сам дьявол принял её облик и сотворил образ, развращающий саму суть красоты – её истинную и неприкосновенную мимолётность. Она стояла так близко, что юноша вполне мог схватить ту и прижать к себе, не делясь ни с кем, но, почему-то, наоборот застыл, приняв приветственную улыбку, как единственный ориентир, и совсем позабыв про луну.
– Простите, – вдруг начала оправдываться женщина – я не хотела нарушить ваше уединение. Просто, это завораживающее сияние и меня поработило.
– Могу ли я винить вас в желании насладиться чем-то прекрасным?
Она слегка скривила лицо, сжав губы и нахмурив брови:
– Ваше лицо кажется мне знакомым.
– Я завтракаю в том же кафе, что и вы.
– Ах, да, какая встреча. – парень не мог оторвать от неё взгляда, чему та немного противилась – Почему вы так смотрите на меня? У меня что-то не так с лицом?
– Всё так, просто и я желаю наслаждаться прекрасным, если вы не против, конечно. Впрочем, – он смущённо задрал руку и погладил себя по затылку – с вашей стороны было бы крайне неправильно обладать подобным великолепием и так жадно его прятать.
– Вы мне льстите, я уверена, что не так красива, особенно в сравнении с молодыми.
– Если кто-то убеждает вас в подобном, он жесток и весьма глуп, а еще, очевидно, не восприимчив к красоте. Стоит ли слушать тех, кто ничего не понимает?
– Как понять, кто понимает, а кто нет?
– Наверное, иногда стоит довериться чутью.
– Вы красиво рассуждаете, наверняка, от девушек отбоя нет?
– Я не ищу внимания.
– А что же ищете?
– Нечто иное. Расскажите что-нибудь.
– Что вам рассказать?
– Что посчитаете интересным. Хотите, что-нибудь о себе, а если нет, тогда о чем-нибудь отвлечённом. Например, о чем из последнего вы рассказывали своему мужу. Взгляните на эту луну, она требует атмосферы.
– Боюсь, я не создам вам уюта.
– Атмосфера бывает разная.
И она рассказала, выдала всё, что таилось в её одиноком сердце, что жгуче мучило и печалило, о муже, что потерял к ней всякий интерес, о любви к романтике, что неизбежно и безвозвратно увядает, и абсолютном и беспросветном несчастии, за забором которого не видно горизонта. Они присели на песок, женщина приобняла руку юноши, притянув к себе, и склонила голову ему на плечо. Он слушал её, не перебивая, дивясь красочной эмоциональности и чувственности, на которую, как ему казалось, был не способен больше ни один человек. Когда она выплакалась, то начала говорить на отвлечённые темы, рассказала о своих взглядах и увлечениях, о помощи другим и любви к животным, постепенно тон её голоса стал приобретать весёлое звучание, и спустя час непрерывного монолога она уже смеялась и шутила о жизни, будто позабыв о её тяготах. На вопросы о муже отвечала холодно и сдержанно, а когда юноша предложил проводить её до гостиницы, та предложила проводить его.
– Я не смогу вас отпустить одну в такую темень. – юноша провёл рукой по темной ночи и слегка улыбнулся.
– Вам не придётся, – перебила его женщина – я переночую с вами. – она опешила от его недоумения и деликатно добавила – Если вы не против, конечно же.
Они провели ночь вместе, не сомкнув глаз до самого утра, её волосы, приятно пахнущие духами, дрожали под натиском страсти, обволакивая и скрывая утончённое тело. Сияющие глаза впились в сознание, поджигая любые мысли и затмевая их собой, а тонкие изящные пальцы цепко сдирали маски, заполняя реальность только её приятно правдой. Она исчезла утром также быстро, как и появилась в его жизни, словно видение, посланное кем-то, чтобы прикоснуться и тут же потерять, и этот кто-то явно был жесток.
Всё утро юноша лежал в постели и думал. Думал о том, как хорошо ему было рядом с тонкой и светлой душой, как приятно было слушать её увлечённые рассказы обо всем на свете и быть с ней так близко, насколько это возможно. Но больше всего его, как ни странно, волновало, как отреагирует муж на весть об интриге его жены, и что может сделать с ней в порыве ярости. Красочные сцены, что диктовало ему его сознание, пугали жестокостью и гневом разъярённого мужчины, и, боясь за жизнь и здоровье любимой, юноша поспешно покинул постель, оделся и последовал к летней веранде, уже такого родного и близкого кафе.
Он прождал пару часов после полудня и, не находя места от страха, ринулся в фойе гостиницы, где, обрисовав ситуацию, естественно, опуская некоторое количество подробностей, вытребовал номер, где остановилась женщина, описанная им в мельчайших подробностях.
Потягиваясь в свободном платье, женщина на миг озадаченно притаилась, кушать ей не хотелось, да и на улицу идти в такую жару не было ни малейшего желания, оставалось дождаться вечера за увлекательной книгой, и может тогда прогуляться, глядишь, и мужа на этот раз удастся вытянуть. Нервные стуки в дверь поначалу даже никак не встревожили, и она, без малейшей мысли о вчерашней ночи, последовала открывать. Но стоило двери распахнуться, как сердце бешено заколотилось.
– Что ты здесь делаешь? – с резким шипением спросила она – Тебе тут быть совсем не нужно.
– Я пришёл защитить тебя! – юноша доблестно прошёл в комнату, озираясь по сторонам – Знаю, звучит глупо, но я видел твоё несчастье, видел, как ты таешь на глазах, теряя радость к жизни. – её смятение его озадачило, и тот пояснил, словно напоминая – Ты же мне сама всё рассказала, ты поделилась своим горем, а я могу помочь тебе всё исправить!
– Боже, даже не знаю, как воспринять, как нечто милое или безумно нелепое…
– Кто это? – послышался низкий голос из другой комнаты.
– Мой друг, – пояснила жена мужу – мы познакомились вчера на пляже, пришёл поздороваться.
Но юноша проигнорировал слова возлюбленной и пошёл к источнику:
– Я пришёл забрать вашу жену! – отчётливо произнёс он, глядя прямо в глаза мужчине.
Тот сидел за столом и что-то записывал в свой блокнот. Взглянув на жену, что обречённо вздохнула, глядя куда-то в сторону, он спокойно, но с ноткой недоверия спросил:
– Куда?
– К лучшей жизни! – громко ответил юноша, широко расправив руки, отчего мужчина снова посмотрел на жену, но уже с большим удивлением.
– Куда, простите?
Юноша ничуть не растерялся, и, пока женщина беспокойно обмахивала себя газетой, он уверенно придвинул стул и, сев прямо напротив соперника, чувственно и подробно обрисовал ситуацию.
За ними, чуть поодаль, на диван рухнула дама, пряча лицо за газетой, духота совсем вскружила голову, и той сделалось дурно, отчего лицо её побледнело, а руки нервно затряслись.
За столом же становилось неоднозначно, юноша пыхтел и краснел, пытаясь держать блуждающие руки строго перед собой, а мужчина, напротив, казалось, стал еще спокойнее и даже будто немного веселее. Его пальцы медленно перебирали ручку, периодически глядя в самую её глубину, и, выслушав гостя до конца, тот обернулся к жене и ехидно, протягивая каждое слово, произнёс:
– Какого хорошего мальчика ты нашла. – жене сделалось еще дурнее, и, заметив это, мужчина поднялся и ненадолго исчез, вернувшись уже со стаканом воды и каким-то лекарством – Ты же в курсе, что она беременна? – спросил он юношу.
– Что, беременна? – заметался тот озабоченно – От кого?
– От меня, естественно. – спокойно пояснил муж – Так расскажи поподробнее, куда ты собрался её забирать?
– Она несчастна с вами, вы её недостойны, вы губите её!
– О как. Интересно. И что же ты ей предложишь? – мужчина забрал у жены пустой стакан и принёс ей мокрое маленькое полотенце, а затем сел обратно за стол – Давай, я же должен знать, куда и с кем отпускаю свою жену.
– В отличии от вас, я бы уважал её, всегда слушал бы и ценил. Она невероятна, а вы этого даже не видите! Уткнулись в свой блокнот, даже на официанта глаз не поднимите! Вы считаете меня молодым и дурным, мол я пришёл и несу здесь беспросветную чушь, но сами, сами то, что можете ей предложить?
– Всё верно… – задумчиво протянул мужчина, на что остальные изрядно удивились – Я во многом не прав. – он надолго задумался, глядя в свою ручку, что снова взял в руки, но, когда отложил её, поднял голову и спросил, казалось, всех присутствующих – Ну и что будем делать с этим?
Выглядывая из-под полотенца, женщина впервые после прихода юноши взглянула на мужа, тот словно ждал встречи с её взглядом и тихо спросил:
– Пойдёшь с ним?
– Нет. – уверенно отрезала та.
– Но почему? – не унимался парень, он вскочил, подошёл к дивану и упал в ноги к возлюбленной, сжимая её вялую руку – Я могу подарить тебе жизнь, о которой ты мечтаешь! Буду для тебя твоим принцем!
Мужчина встал вместе с юношей и, скрестив руки на груди, наблюдал за картиной, что ему была совсем не по нраву:
– Каков принц, настырный.
– Ты ведь не любишь его! – молил парень.
– Не любишь? – переспросил мужчина.
– Я люблю своего мужа. – твёрдо и чётко выговаривая каждое слово, произнесла женщина, сжимая полотенце на лбу.
– Подумай, он ведь будет принцем для тебя. – муж усмирил свой пыл, сжав покрепче кулаки, и потому на голосе его встревоженность никак не отразилась.
– Я люблю своего мужа! – еще громче произнесла женщина.
– Тогда зачем всё это? – резко поднял парень – Я что же, повод позлить его и только?
– Думаю, не только. – он снова встретился с женой взглядом, но на этот раз убрал глаза первым – Моя жена беременна, ей не стоит волноваться, думаю, эту историю можно завершить.
Аккуратно положив руку юноше на спину, он повёл его к выходу.
– Вы что-то сделаете с ней?
– Что? – уточнил муж.
– Ударите?
– Да бросьте, вы. Зачем мне её бить?
– Она вас предала!
– Вы молоды, горячи, а для предательства здесь недостаёт жестокости. Я оставил свою жену, и она отреагировала, похоже, нам есть что обсудить. Уверен, вы прекрасный человек, и при других обстоятельствах, я был бы за вас рад, но я тоже люблю свою жену, и раз уж это взаимно, значит попробовать стоит нам, а не вам.
Он закрыл дверь прямо перед носом молодого любовника жены, не желая больше слушать его голос и смотреть на его лицо. И подождав, пока жене полегчает, он ушёл. Ушёл, ни сказав ни слова, даже не взглянув. Она мучилась в догадках о его мыслях и состоянии, и наконец, когда дверь со скрипом начала открываться, она, приготовив пару не ласковых реплик, оцепенела. Он стоял на пороге с огромным букетом свежих, сильно пахнущих сладким ароматом, цветов и, краснея, ласково произнёс:
– Могу я пригласить тебя на свидание, любимая?