Однажды в Екатеринбурге, или как одна девочка царя спасала.

1.

— …Итак, Государь Император с Семьёй и со слугами были расстреляны в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Ипатьевском доме, — сказал учитель. — А вот этот дом.

Он вывел на умную доску изображение кривоватого двухэтажного каменного домишки. Выглядит не особо, но я бы себе на дачу такой поставила.

— В каком-каком доме? — переспросили с задней парты.

— В Ибатьевском, — шепнули за спиной.

Раздалось несколько похабных смешков.

— Не вижу в этом ничего смешного! — пафосно произнес учитель. — Чудовищное убийство помазанников Божьих произошло сто лет назад буквально в километре от нашей школы! Россия много веков будет искупать этот грех! Вы хоть понимаете, в каком городе вы живёте?! Екатеринбург — это русская Голгофа!

«Русская Голгофа», — записала я в тетрадь. Думаю, это фраза может понадобиться на контрольной. Учитель любит, когда мы говорим и пишем его словами.

Тут руку поднял Саня Пирогов. Он сидит на первой парте и обожает спорить с учителями, особенно по истории. Саня умный и всех этим бесит.

— Ну? — спросил учитель.

— А вот я считаю, что расстрел гражданина Романова был вполне целесообразным, — важно начал Саня. — Ведь еще Сен-Жюст говорил, что нельзя царствовать и быть невиновным. Тем более, девятое января, третье июня… Втягивание России в ненужную ей империалистическую войну… Вспомним хотя бы из Брюсова: «Кто начала царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот»…

— Ой, ну, понеслось, — сказала Алёна, моя соседка по парте.

— Сам кончай, Сань! — подтвердили её мнение с галёрки.

— Да-да. Мы все уже знаем, что ты дофига умный и никогда ни с кем не согласен.

— Вот! — сказал учитель. — Слышал? Широкие народные массы осуждают твои экстремистские высказывания. — Все нормальные люди согласны с тем, что убийство Государя императора было величайшим грехом! Все! Кроме Пирогова.

— Кроме Пирогова, — согласился Пирогов.

От дальнейшего развития их спора нас всех спас звонок.

— А может, Санёк не так уж и не прав, — сказала Алёна, когда мы встали и начали собирать вещи. — Кое в чём Николай заслужил. Надо было умнее вести себя, вот что. Сам довёл до революции, баран…

— Раз учитель говорит, что Николай хороший, значит, хороший, — ответила я. — Все наши беды за последний век это наказание за цареубийство. Вот меня классуха утром с сигаретой заловила… В дневнике, блин, написала, что курю. Думаю, это тоже наказание за то, что большевики расстреляли царя.

— Ты бы спасла его, если б могла? — улыбнулась Алёна.

— А то! Наверняка, судьба не наказывала бы меня тогда за всё подряд… Если б царь был жив, то и ЕГЭ, небось бы не было… И айфон мне бы новый купили… — ответила я, сама не зная, в шутку или всерьёз.

Мы вышли из кабинета. История была последним уроком, домой идти не хотелось. Погода стояла отличная. А кроме того, в моем дневнике красовалась теперь запись о курении, которую совершенно не хотелось показывать родакам. Алёна тоже не спешила к себе, поэтому мы с ней решили прогуляться немного.

***

Школа находилась в центре города, так что в нашем распоряжении были самые главные места Екатеринбурга. На Плотинке всё уже было исхожено-перехожено. На набережной у нас происходили уроки физкультуры, так что ассоциации с ней были не самые приятные. Поэтому мы решили пройтись немного в другом направлении. Дошли до перекрестка с Карла Либкнехта, углубились в «литературный квартал», немного побродили по парку с прудом, потом вышли оттуда и поняли, что притащились на то самое место, о котором говорили сегодня на истории.

— Завтра опять история, — вздохнула Алёна. — Надо выучить всю эту муть. По-любому будет спрашивать.

— Выучу завтра на перемене, — отмахнулась я. — Мне больше интересно, какая всё-таки сволочь сдала нас классухе. Ведь ей же не было никакого резона просто так болтаться в сквере возле школы! Всяко нас искала…

— Я тебе скажу что-то… Ты только не волнуйся…

— Что?

— Короче… Это я была.

— Чего-о-о?!

— Я сказала классухе.

— Алёна, зачем?!

— Да не злись ты так сразу!

— «Не злись»? Да меня предки разорвут теперь! Ни нового айфона, ничего теперь не будет, только крики и скандалы! Я курю, блин! Ну, конечно, я курю! Один раз попробовала, а в дневнике написали так, как будто дую, блин, по пачке в день! И кому надо быть благодарной? Подружке Алёнушке!

— Да послушай ты, Полин! Я же не знала!

— Что не знала?!

— Что ты там! И что ты куришь! Классуха спросила, где Прошкина. Я ее видела, и ну и ответила. Кто же знал, что ты там с Прошкиной тусуешься и что вы вместе курите…

— Ах, ну, конечно, не знала! Да мразь ты, Алёна!

— Полегче!

— Полегче-шмалегче! Ты мне больше не подруга, вот и всё! Катись к чертям!

— Эй!

Я пошла, куда глаза глядят. Алёна устремилась за мной следом.

— Полина! Ну постой же!

Но я лишь ускорила шаг. Хотелось как можно быстрее исчезнуть, убежать куда-нибудь подальше от этой предательницы. «Я всегда подозревала, что она такая, всегда подозревала…» — крутилось у меня в голове.

— Полина! — раздалось из-за спины.

Передо мной была церковь. Та самая церковь, где ловил покемонов какой-то скандально прославившийся пацан. Официально ее называют Храм-на-Крови, а в неофициально — Храм-на-Бюджете. Походами по таким заведениям лично я никогда не увлекалась, но в этот раз почему-то решила, что это хорошее место, чтоб скрыться от неприятной особы. Вроде бы Алёнка говорила, что она верующая, поэтому она не посмеет заходить в церковь без платочка и тем более ругаться там внутри. А я в бога не верю. Наверно. Не знаю. Плевать.

Я зашла. В нос ударили странные запахи, в уши — непривычная для центра города тишина. Впрочем, она продлилась не более нескольких секунд:

— Платок надень!

— В брюках нельзя!

— Вон там юбки у входа лежат!

— Да отвалите вы все! — выкрикнула я, соображая, что спрятаться от одной-единственной предательницы среди кучи безумных бабулек было плохой идеей.