Однокурсница

Однокурсница

Вадим проснулся первым. Лёжа на боку, подложив руку под голову, он с нежностью разглядывал всё ещё спящую Катерину. От большей части её вчерашнего макияжа не осталось и следа, но без губной помады и нарочитых теней, лицо девушки казалось ему даже более красивым. Симпатичнее выглядела и взлохмаченная чёлка, ещё недавно служившая примером образцовой работы хорошего стилиста.

Глядя на безмятежность, с которой она спала в его кровати, Вадиму было трудно поверить, что всё то, что она полночи вытворяла с ним в постели, ему не приснилось или даже не пригрезилось наяву. Ещё труднее было поверить в то, что это она — та самая Катерина, которую он знал почти пятнадцать лет.

Впрочем, «знал» — было, пожалуй, слишком громким словом. Когда они познакомились, она училась на третьем курсе Сеченовского Университета, а он — там же в аспирантуре. И поскольку его учёба длилась уже третий год, он в шутку называл Катерину однокурсницей. Несмотря на какую-то зажатость и молчаливость, девушка ему нравилась, но взаимности он от неё так и не добился. Вадиму тогда даже показалось, что Катерина попросту не замечает его ухаживаний. Что ж, по крайней мере, она заметила их вчера.

Вадим потихоньку выскользнул из-под одеяла и отправился на кухню босиком, чтобы не потревожить сон девушки. Достал из холодильника помидоры, молоко и яйца. Порылся в поисках лука, но найдя лишь подсохшие остатки, решил, что омлет прекрасно обойдётся и без него. Вынул было из подставки нож для овощей, но вспомнив, насколько тот затупился, поменял его на японский “янагиба”, который хоть и был длинноват для таких целей, зато отлично резал.

Готовить завтраки, даже в выходные, Вадиму было несвойственно. Обычно он обходился чашкой кофе и тостом, но сейчас, чувствуя прилив сил и бодрости хотел хоть как-то отблагодарить виновницу своего хорошего настроения. Когда миксер зажужжал, взбивая яйца, Вадим вдруг почувствовал, как руки Катерины обвились вокруг его шеи, и она, ещё горячая после сна, прижалась к его спине.

— Ого, чудеса кулинарии субботним утром? Я слышала, что некоторые одинокие мужчины питаются лучше женатиков, но мне такие не попадались.

— Надо правильных мужчин выбирать, потому что, — наставительно ответил Вадим. — А подожди ты в кровати ещё минут десять, получила бы кофе в постель.

— Спасибо, — непринуждённо ответила Катя, отпуская шею Вадима. — Но я предпочитаю в чашку. Кстати, где они у тебя?

Катерина по-хозяйски закружила на его кухне, готовя им кофе и помогая с завтраком. Вадим не возражал. Ему всё ещё не верилось, что их случайная встреча в баре могла закончиться настолько удачно. Какие у них были шансы пересечься ровно в те пять минут, когда его друг уже ушёл, а Вадим всё ещё ждал официанта для расчёта?

Подхватив тарелки, он понёс их было к небольшому кухонному столу, но Катя демонстративно взгромоздилась на высокий стул за барную стойку.

— Тебе вчерашнего не хватило? — пошутил он, пытаясь не слишком откровенно пялиться на её стройные ноги.

— Смотря чего, — кокетливо ответила Катя. — Ты, кстати, вилки забыл.

Вадим умял уже половину порции, когда рядом тренькнул его телефон. Он машинально скосил глаза на засветившийся экран, и лицо его скривилось, как от зубной боли.

— Работа? — без особого любопытства поинтересовалась Катя.

— Да уж лучше бы работа, — Вадим с раздражением отодвинул от себя телефон. — Следователь по особо важным делам, мать его, Коршунков.

— Ого, — Катерина подцепила вилкой очередной кусок омлета и отправила его себе в рот. И, уже жуя, пробурчала что-то неразборчивое.

— Не говори с набитым ртом, — с напускной строгостью посоветовал Вадим.

— Да? — Катя ответила ему с не менее напускным удивлением. — А ночью ты от меня прямо противоположного требовал.

Вадим засмеялся с куском омлета во рту и, немедленно подавившись, закашлялся.

— Сорян, — вполне серьёзно извинилась Катя. — Ещё убить тебя не хватало, в собственном-то доме. Я пыталась тебя спросить, имеет ли это отношение к Сапронову с Рахаевой.

— К Сапронову, Рахаевой и Латыпову. Имеет, конечно.

— А что с Латыповым? — удивилась Катерина.

— Он же в коме уже больше недели. Какой-то зожник на пробежке нашёл его с пробитой головой на набережной. Думал, что тот уже труп и вызывал полицию, но, к счастью, на такие вызовы всегда приезжает ещё и врач, он-то и определил беднягу в реанимацию.

— Я думала, он в отпуске. Жуть какая-то. Это ведь уже третий случай за полтора месяца, — в голосе Кати отчётливо слышалась тревога.

— Мне об этом расскажи. Когда убили Сапронова, следователь общался со мной в моём кабинете, и на это ушло всего полчаса. А вот когда Рахаеву насмерть сбила машина, я просидел с ним уже два часа, и не у нас в больнице, а у него в отделении.

— А ты-то здесь каким боком? — удивилась Катерина. — Сапронова же кто-то в подворотне ножом пырнул, недалеко от его дома. Рахаева под машину попала, как ты и сказал. Про Латыпова, конечно, неприятно слышать, но всё равно не понимаю, при чём тут ты.

— А я понимаю? Видимо, они там в полиции фильмов пересмотрели и считают, что раз два врача одного отделения психиатрической больницы скоропостижно скончались, а третий в коме, значит, заведующий этим отделением, я, то есть, решил их извести под корень.

Катя с недоверием фыркнула.

— Бред какой-то, — она помолчала, задумавшись, и вдруг как-то осторожно поинтересовалась: — А никто из бывших пациентов не мог на них, того... зуб затаить?

— Катерина, Катерина... — Вадим разочарованно поцокал языком. — Я, конечно, слышал, что у вас в наркологическом особо думать не принято, но не до такой же степени.

Тут Вадим спохватился, что он не на лекции, и Катя вполне могла обидеться на него всерьёз.

— Извини, я ничего такого не имел в виду. Редко когда один пациент лечится у троих врачей. Ещё реже, чтобы такой пациент возненавидел бы всех троих. Настолько редко, что я о таких случаях даже не слышал. Обычно наоборот, пациентам свойственно проникаться к лечащим врачам симпатией. По крайней мере, теперь, когда мы перестали бить их электрошоком.