Огненные братья Эйфоры

Глава 1

Николай приближался ко мне, держа в руке нож. Глаза были безумные, губы искривились. Если бы не дикие рези в животе, вызванные страхом, я бы подумала, что это сон, но нет, то была кошмарная реальность.

– Она должна была достаться мне! Мне – и точка!

– Ты свихнулся! – неестественно тонким голосом отозвалась я. – Если так… если готов за это убить… забирай!

Он отдышался и сказал надрывно, чуть не плача:

– Ты вообще не должна была стать частью нашей семьи! За что она тебя так любила?

– Потому что я любила её!

– Тупая бабка! Тупые предки! И ты ничем не лучше!

Я сглотнула, уже не слыша стука своего сердца.

– Коль, убери нож, пожалуйста. Ну, если тебе так нужна эта квартира – забирай! Я перепишу на тебя, а сама буду снимать, как и раньше…

– Ага, так я тебе и поверил! – рявкнул он, и руки дрожали. – А сама бегом в полицию и заявление на меня накатаешь!

– Ни одна самая хорошая квартира не стоит жизни человека, – тихо сказала я. – Неужели ты решил меня зарезать и в лесу закопать? Мы же так много лет вместе жили… дружили…

– И я всегда тебя терпеть не мог, – пробормотал он. – Потому что знал, как они со мной… она со мной поступит. Потому что это моя семья, мои родные! Не твои!

– Ладно, – ещё тише сказала я. – Пусть так. Мне уже двадцать, я справлюсь сама. Уеду, если хочешь, в другой город, подальше от мамы с папой. Только не надо кровопролития!

Николай, от которого явственно несло спиртным, опустил руку с ножом.

– Обещай.

– Обещаю!

– И вещи прямо сегодня соберёшь?

– Постараюсь.

Я знала, что ему всего лишь нужно проспаться, прийти в себя. После оглашения бабушкиного завещания он первые дни ходил сам не свой, а потом, когда мы все приехали в загородный дом, напился так, что даже с мамой поссорился.

Со своей мамой, которой не хотел со мной делиться. Я знала, что семья приёмная, с семи лет, но никогда ещё не ощущала со стороны сводного брата такой ненависти, как сегодня. И причиной тому, как это часто бывает, стало материальное благополучие. В нашем случае – просторная двухкомнатная квартира в центре города, которую бабуля завещала мне.

Мы всегда были близки, и я каждые выходные старалась навестить её, принести что-то к чаю, что уж говорить о подарках, про которые Коля часто забывал. В моих действиях не было умысла: все неизменно повторяли мне, что я член семьи, что я такая же родная, как остальные. И вот теперь выяснилось, что Коля всегда считал иначе.

Он, наплевавший не только на бабушку, но даже не пришедший на похороны дедушки из-за банальной простуды! Он, ругающийся с матерью из-за пустяков, и требующий к себе повышенного внимания даже в зрелом возрасте! Почему же это случилось с нами, в какой момент всё стало плохо? Ведь жили же вместе, росли, играли, поддерживали друг друга! А теперь он стоял в десяти шагах, держа в руке нож, и всерьёз угрожал надо мной расправиться…

– Идём, – процедил Николай, и я пошла по тропе, каждую секунду на него оглядываясь.

Это была знакомая тропа, знакомый лес и горы. Крутые склоны мы вдоль и поперёк излазили в детстве, и даже к старому кладбищу бегали вместе с местными ребятами. Говорят, там, где начинались известняковые пещеры, водились призраки потерянных детей, и, конечно, вся ребятня эти легенды обожала. Было у нас даже состязание: кто глубже зайдёт и не заорёт. Правда, за подобные испытания на страх от родителей влетало, но зато какие оставались воспоминания! Вообще, места здесь были красивые, и я так до конца и не смогла понять, почему завещанного дома и участка земли Николаю оказалось мало.

– Дерьмо, – бормотал между тем он. – Грязь, холод… к чёрту всё это…

С вершины горы было хорошо видно кладбище, где теперь покоилась бабуля. Подумав о том, что никогда больше не попробую таких вкусных, как у неё, пирогов со щавелем, никогда не коснусь мягкой и тёплой руки, перепачканной в муке, я едва сдержала слёзы, а Николай взбеленился снова.

– Что вам всем неймётся?! Хватит уже реветь! Бабка была старая, пожила хорошо!

– Это не ты говоришь, – отозвалась я хрипло. – Это всё алкоголь…

– Да? Да?! – психанул он, и с силой швырнул нож в дерево, умудрившись вогнать по самую рукоять. – А ты такая белая и пушистая, ни капли в рот никогда! Что, страшно показать своё истинное лицо? Может, потому и парня не нашла, а? В двадцать-то лет!

– Коль…

– Иди на хер, Надя!

Толчок был таким сильным, что я, не удержавшись, покатилась по склону, и отделалась бы несколькими синяками, если бы не валун, неудачно попавшийся на пути. Я поняла только, что разбила о него голову, и, с трудом поднявшись, потащилась сквозь сумрак, зовя брата.

Отклика не было. Николай уже ушёл вперёд, даже не думая проверить, в порядке ли я. И последним, что я запомнила, было новое падение – на сей раз резкое и крутое, какое бывает, только когда летишь с утёса в бездну, собирая по пути растущие на круче деревья…

Мне было больно. Хотелось вытолкнуть эту боль из груди и остаться пустой, но свободной. В висках копошились какие-то слова, жгучие, словно искры от костра. Постепенно их становилось всё больше, и вот уже мозг мой горел, как будто в нём поселилось множество незнакомых книг. Я даже попыталась выковырять противные раскалённые буквы из головы, но так и не смогла поднять руку.

Однако потом мучительный жар как будто сошёл с меня, и я почувствовала, что парю в воздухе, словно листик, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Ощущение было приятное и умиротворяющее, и я целиком отдалась ему, ни о чём плохом не думая. Да и не получилось бы мыслить, как привыкла: сознание и прочие чувства, в том числе страх, опустели.

Так бывало на границе сна и яви. Так я ощущала себя утром выходного дня, когда можно было долго спать в зимних сумерках. К несчастью, пробуждение оказалось отвратительным, потому что меня сначала грубо встряхнули, а потом надавали по щекам.