Огонь и лед

Глава 3

3

Мама вернулась ранним утром: уставшая, голодная и бледная, прямо как вечные снега Эйс-Нора. 

Мы уже не спали. Сэрра открыла глаза еще до рассвета, и, поскольку маленькая бестия не умела лежать тихо, я проснулась вместе с ней. События минувшего дня проносились перед глазами, как череда кошмарных сновидений. Стеклянные глаза раненого воина все еще пугали, но гораздо больше меня пугало мамино наказание. Месяц назад я по глупости решила воспользоваться своим даром, чтобы растопить снег перед домом и облегчить себе жизнь. Выгребать его лопатой очень сложно, но если огромные сугробы превращаются в серую жижу… то можно ни о чем не беспокоиться. Правда, потом придется орудовать резным молотком, чтобы сбивать лед, в который превратится талый снег…

Мама, конечно, обо всем узнала и, естественно, не обрадовалась моим дерзким попыткам нарушить ее запреты. Когда я мылась, она запретила мне нагревать воду из чана, поэтому пришлось принимать душ под ледяными струями и умирать от холода, который имел удивительное свойство пробираться в каждую частичку моего тела.

По крайней мере, после того раза мама больше не обливала меня ледяной водой – и на том спасибо. Я пыталась разговорить ее, выяснить, почему она запрещает мне использовать дар, но мама отмалчивалась и ничего не отвечала. Может быть, это был какой-то страшный секрет, который я волне могла бы разболтать Сэрре…

Под глазами у мамы застыли темные круги, и она недовольно посмотрела на нас, когда снимала песцовую шубу. Снегопад все не прекращался – за окном кружили снежинки и царила ослепительная белизна, которая настолько мне осточертела, что я даже не хотела выходить на улицу. Мы с Сэррй сидели на кровати, крепко прижавшись друг к другу и слега подрагивая от напряжения, потому что взгляд у мамы был холодным и раздраженным. Температура в доме резко снизилась, и мой внутренний огонь немедленно отреагировал: полыхнул сильнее, согревая меня и дрожащую сестру.

Возможно, стоило вчера сказать правду. Признаться, что я использовала свой дар, признаться во всем и сразу, потому что выносить холодную ярость мамы было совершенно невозможно. Я как будто смотрела на ледник, который с каждым мгновением становился все больше и больше, а его края превращались в острые шипы. И эти шипы приближались ко мне. Сэрра застыла на месте и смотрела на маму, в глазах ее читалось напряжение. Я не знала, чего ожидать, поэтому молча глядела куда-то в стену. 

Мама без единого слова прошла в кухонную зону и присела за небольшой деревянный стол, на котором я вчера оставила грязную синюю кружку и сахарницу. Она протерла покрасневшие глаза и внимательно посмотрела на нас: напряжение, возникшее в доме, можно было потрогать руками. Злость мамы превращалась в холод, опутывающий стены дома, как неощутимая и неосязаемая паутина. Я чувствовала пульсацию своего огня – он полыхал судорожно и бешено. Впрочем, также билось мое глупое сердце.

Мы молчали, и секунды складывались в минуты, а за окном все также летали целые вихри крупных снежинок. В Эйс-Норе снежинки величиной были с кулак Сэрры, поэтому снег лежал на земле круглый год. Всегда.

Вечно.

Вечные снега и вечная мерзлота.

Лед, в который превращались реки и озера, никогда не таял, и можно было круглый год кататься на коньках. Мне эта забава не нравилась, но Сэрру приводила в щенячий восторг.

Мама скрипнула зубами, выдыхая белый туман, который, соприкоснувшись со столом, превратился в мерцающий иней.

Она определенно злилась. И определенно мне не поздоровится.

— Странно знаете что? — голос у мамы был тихим, с хрипотцой, но, клянусь небесами, лучше бы она кричала.

Когда ледяная кобра душит какого-нибудь несчастного хорька, она шипит тихо и хрипло.

Мама говорила так же.

Тихо.

— Не слышу ответа, девочки.

— Что? — голос Сэрры повысился на несколько тонов и напоминал теперь детский писк.

— Что в лесу никого не было, — мама встала и принялась ходить по узкой кухонной зоне, напряженно рассматривая деревянные стены нашего дома. – Мы обнаружили сосну, обыскали все вокруг, но ни воина, ни крови не нашли.

Ну нет…

Да вы шутите?

Этого не может быть. 

Невозможно.

Мы с Сэррой одновременно кашлянули и недоуменно посмотрели друг на друга. В глазах сестренки читался самый настоящий шок, она, кажется, не верила своим ушам. Я же только хмурилась, грызла нижнюю губу и сильнее стискивала в руках теплое шерстяное одеяло, в которое мы с сестрой кутались так отчаянно, словно оно было броней и могло отразить любую атаку.

Он не мог уйти далеко – по крайней мере, не настолько, что его не нашли бы деревенские охотники. Как тот воин вообще умудрился подняться с пробитой грудью и такой большой кровопотерей? Да, мы видели, что он впитывал энергию снега и лечился, но разве можно залатать такую рану? Или восполнить потерю такого количества крови?

А куда делась кровь? Она ведь была везде: на стволе сосны, на доспехах воина, на снегу, на тех странных колючих кустах…