Оливковый

14 часов в засаде. Четырнадцать долгих часов ожидания удачного момента.

Он был словно одна натянутая, вибрирующая от напряжения струна. Словно хищник, готовый сорваться в стремительный полет, заканчивающийся на тугом, лоснящемся крупе испуганной жертвы. Как ниндзя, готовый пожертвовать своей жизнью ради исполнения одной единственной цели.

И Он дождался.

О да, Он дождался того момента, когда все звезды заняли свои счастливые места, когда сама Вселенная была готова пойти навстречу одной отважной душе.

Ловкой тенью скользнул Он из своего укрытия. Настороженный, напряженный, решительный. Сердце колотилось как сумасшедшее, словно выдавая до полтысячи стуков в минуту. Пальцы были холодны, а движения – решительны и резки.

Огромное, отлично обозреваемое врагом поле он пересек хитро – не прячась за укрытиями, но пользуясь естественным ландшафтом, как своим молчаливым помощником. Шершавая, скользящая поверхность деревянных столбов была следующей преградой, но и к ней Он был готов. Цепляясь пальцами за мельчайшие трещины, Он силой своих напряженных мышц подтягивал тело все выше и выше, иногда плавно, иногда – резкими, пугающими рывками, стараясь не задумываться над тем, чем будет чревато падение с такой высоты. Не смотря вниз.

И вот, наконец, венец стараний – широкое плоское, как ладонь Бога, плато. Белое настолько, что глазам больно. Почти в центре располагался красный алтарь со странно пахнущими, мягкими стенками, прогнувшимися под Его весом. И вот она, награда Отважного, Источник вечного наслаждения для Страждущего!

Он издал победный рев, не способный сдержать своих чувств, своего ликования Победителя, в который раз обдурившего Богов, обманувшего саму Смерть. Острый конец деревянной ритуальной шпаги воткнулся в тугой зеленый бок, и получивший вожделенную добычу смельчак скользнул обратно, по уже не единожды пройденному страшному пути…

***

Марвин вошел в кухню, уже погруженный в мрачные предчувствия. И они в очередной раз его не обманули – вожделенная оливка, последняя, черт ее дери, оливка из банки опять каким-то дурным чудом исчезла со стола. И в этот раз он положил ее не в тарелку, а в красную фирменную пластиковую крышку, с высокими, между прочим, бортиками. Чтобы наверняка не укатилась, никуда не делась, и хоть в этот раз попала в его сэндвич.

Но нет.

Снова нет!

Марвин швырнул сэндвич без оливки на тарелку, верхний ломоть хлеба некрасиво сполз по листу салата, обнажив сочные кольца свежего лука. Его взгляд поднялся и уткнулся в пушистую тушку кошки, с удовольствием разморившуюся на залитом солнцем подоконнике.

- Скажи-ка мне, ненаглядная Кэйт, - из последних сил сдерживая гнев, ядовито спросил Марвин у кошки. – А не ты ли жрешь втихаря мои оливки?

Кошка приоткрыла глаз с узкой полоской вертикального зрачка, лениво зевнула и отвернулась от мужчины, уткнувшись носом в изгиб собственной лапы.

- Мыши, - донеслось приглушенное воркование со стороны округлой пушистой тушки.

- Мыши?...

***

Добыча Отважнейшего из отважных влажно поблескивала в отблесках света, проникающего сюда сквозь щели в стенах. Натекший с нее ароматный горьковатый сок возбуждал аппетит, но Он не спешил накидываться на добычу.

- Олиффкаа – блаженно произнес Он прежде, чем вонзить в упругий зеленый бок свои острые опасные клыки.