Он был синеглазый и рыжий

Он был синеглазый и рыжий

И снова вокзал. Вокзал, дождь и ветер. И кажется, будто Сумрак здесь, на земле, сейчас. Нет никакого первого, второго, третьего слоя, есть только Сумрак — везде, всегда и во всем. Потому что так холодно может быть только там. И еще в сердце.

***

— Но не тут-то было! Молодая ведьма вскинула заговоренный кинжал и бросилась на врага. Хоть она и была маленькой по сравнению с огромным воином, но сейчас силы их сравнялись, и никто не знал, чем закончится великая битва.

Белоголовая девчонка — одуванчик и растрёпушка — перевела дыхание, потерла расчесанную болячку на коленке, а затем, покрепче ухватившись загорелыми руками за цепочки качелей, оттолкнулась носком сандалии и взмыла вверх. Подружки на соседних качелях, до этого сидевшие с открытыми ртами, боясь шелохнуться, тоже задвигались, зашуршали юбками.

— А дальше?

— Ну и чего? Нин, потом-то что?

Трое парнишек помладше, стоявших чуть поодаль и делавших вид, что заняты очень важными мальчишескими делами, придвинулись поближе. Дела не дела, а окончание сказки узнать хочется!

Но пауза затягивалась. То ли у рассказчицы с болячкой на коленке резко отказала фантазия, то ли девочка задумалась о чем-то своем. Она продолжала раскачиваться на качелях и смотреть в сторону котельной. Возле низенького здания стоял мужчина, не по погоде одетый в плащ, с зонтиком в руке. С неба вовсю жарило июльское солнце, обжигая плечи и заставляя шелушиться носы, а он — в плаще. Нина поглядывала на него, и что-то ее беспокоило. Смутно и непонятно. Было ощущение, что мужчина слышал все, что она тут нарассказывала своей компании. Хотя он никак не мог, все-таки котельная далековато, да и вряд ли его интересовали сказки, которые она пачками выдавала каждый день всем желающим ее слушать. А еще от незнакомца словно веяло снегом. Ледяными крупинками, впивающимися в кожу, или метелью, слепящей глаза. Дурацкое ощущение, но девочка никак не могла от него отделаться.

— Нин, так чего дальше было?

— А?

Она вздрогнула, возвращаясь в синее небо, лето и выгорающую на солнце траву.

— Так вот! Огромный воин даже не успел вытащить меч, как его настиг удар ведьмы. Она была быстра, как молния…

История продолжалась еще минут пятнадцать, и храбрая ведьма с могучим воином могли бы выяснять отношения бесконечно, но налетевший ветер наволок откуда-то туч, а вдалеке раскатисто громыхнуло. Пыль у ног взметнулась от крупных тяжелых капель. И тут же, словно по команде, стали открываться окна и двери старенькой пятиэтажки, а оттуда — выглядывать чьи-то мамы, бабушки и старшие братья-сестры: «Маша, домой!» «Сережа, бегом домой, сейчас гроза начнется!» «Паша, Надя, Ира… домой!»

Нинка взглянула на крайний подъезд, дверь оставалась закрытой. Губы девочки чуть скривились, она опустила голову.

— Нинк, ты с нами? — крикнула Райка на бегу.

— Я сейчас… Еще немножко посижу.

Девчонки разошлись и ребята тоже исчезли со двора. Рядом с каруселью валялся забытый кем-то мяч. Накрапывало уже ощутимо, а Нинка все продолжала отталкиваться сандалиями от земли и раскачивать качели.

— Ты чего домой не идешь?

Девчонка обернулась. Рядом стоял один из ребят, подслушивавших сказку. Пашка, местный пацан, года на два ее младше, дерзкоглазый, с рыжеватыми волосами — из-за чего похожий на задиристого котенка. С Пашкой Нина иногда пересекалась: когда они всей дворовой компанией отпрашивались на речку или в парк аттракционов. В парк приходилось идти через две дороги, поэтому мелких пускали только с теми, кто постарше, вроде Нины, которой недавно исполнилось двенадцать.

— А сам чего не идешь? — невежливо буркнула девчонка в ответ.

— Ты не идешь, и я не иду.

— Тебя мама звала. Не надо меня ждать.

— Ну звала. А тебя чего не зовут?

Где-то вдалеке тучи на миг осветились молнией. Нинка резко дернула цепочку качелей на себя, чуть не слетев с сиденья.

— Не обязаны!

Ишь какой, все ему скажи! Нет уж. Зачем ему знать, что она не хочет домой. Туда, где отец снова небось орет на мать, а та швыряется в него вилками и пластинками Высоцкого. Потом бабушка вступается за маму, а папа страшно прижимает ее к стене и трясет так, что бабушкина голова раз за разом стукается о массивную раму зеркала. И не надо там быть Нинке, потому что если она там, то ее хватают за руку — цепко, до синяков, — тащат во вторую комнату и запирают, чтоб не мешалась. Чтобы не видела.

Но Пашка не отставал.

— Слушай, слезай с качелей, а? Дождь же идет, промокнешь.

— Отстань.

— Давай слезай с качелей, говорю.

Пашка заметно заволновался, повысил голос и подошел ближе, зачем-то бросая взгляд на сильно посеревшее небо. Дождь лил все сильнее и сильнее.

Девчонка возмутилась:

— Обалдел, что ли? Иди уже отсюда.

— Нинка, да слезай же! — Пацан вдруг подскочил к ней и принялся стягивать ее с качелей. — Так надо. Пожалуйста, так надо!

Та уперлась, пытаясь освободиться.