Она написала любовь (выжить. Написать. Влюбиться)

-10-

Глава десятая

 

— Аккуратнее! Аккуратнее грузи!

Эрик мрачновато поглядывал на суетящихся возле мобиля лавочника и его подручных. Должно быть, Агата скупила все кувшины с гранатовым соком, что были в магазинчике. Перевел взгляд на женщину, что замерла на переднем сиденье. Если бы не собаки, не проявляющие никакого беспокойства, он бы поклялся, что она не дышит. Как в тот злополучный вечер...

От подобных мыслей холод пробежал по позвоночнику, личина начала таять. Барон поймал на себе остолбенелый взгляд мальчишки, что грузил вместе с лавочником сок, и мгновенно взял себя в руки. Еще не хватало, чтоб все это богатство кровавой лужей разлилось посреди дороги.

Бывший канцлер испытывал двойственные чувства. То, что женщина так реагирует на любое упоминание о своем муже, определенно выводило его из себя. То, что все эти кувшины с гранатовым соком — забота о состоянии его здоровья, наполняло теплом и необъяснимой радостью.

Но если бы это было все... Что-то подсказывало артефактору, что полезный и, кстати, недешевый продукт покупается для того, чтобы он, а не кто-нибудь другой его пил. Возникает вопрос: как быть с тем фактом, что он с детства ненавидит этот... гранатовый сок? Может, удастся незаметно вылить Грону в миску?

Взгляд упал на переливающуюся в закатных лучах золотистую шерсть валльской пастушьей. Грон выразительно помотал головой, что означало: «Даже не думай!»

Настроение упало окончательно. Агата думает о муже, друг не собирается его спасать, а тут еще и дождь — первые редкие капли заставили собак встать.

— Погода испортилась, — резко бросил Эрик, подходя к мобилю. — Дождь. Я как-то не подумал о том, насколько быстро темнеет в ноябре.

— И вы устали... — безжизненно отозвалась Агата.

— А вы — нет? — еще больше рассердился он.

— И я. Тоже. Устала...

— К тому же нам надо поесть. Ночевать останемся в столице.

Агата кивнула.

Ему вдруг нестерпимо захотелось вытащить ее под ледяные капли дождя, встряхнуть, закричать: «Он не стоит твоих переживаний! Слышишь? Не стоит!»

Грон предупреждающе рыкнул. Кто-то кашлянул за его спиной:

— Мы закончили, господин!

Мальчишка, помощник лавочника, смущенно мял картуз. Эрик молча протянул ему несколько монеток.

— Не извольте беспокоиться! — поклонился мальчишка. — Мы все упаковали так, что ни один кувшин не разобьется!

Мальчишка и лавочник улыбались, кланялись, желали счастливого пути и крепкого здоровья. Еще бы! Они ж полугодовой запас этой кислятины разом продали. Ее, наверное, и не берет никто. Только те, кто очень-очень хочет поправить свое пошатнувшееся здоровье.

— Вы... чем-то расстроены? — спросила Агата.

— Ну что вы, нисколько. Возьмите вот это и приколите к воротнику. — Барон извлек из бокового кармана булавку с небольшим зеленоватым камнем.

— Что это?

— Личина. Слабенькая, но, чтобы зайти в гостиницу неузнанной и покинуть ее спокойно, вполне хватит.

— У меня...

— У вас нет денег, Агата. Я это знаю. Беру все расходы на себя и не желаю слышать ваших возражений. Это понятно?

— Да...

Агата замолчала. Довольно долго они ехали молча, и только когда мобиль выехал на центральную улицу, ведущую к Триумфальной площади, тихо проговорила:

— Как вы думаете, он так разговаривал со мной потому, что я — женщина?

Барон фон Гиндельберг не сразу понял, что она имеет в виду. Откуда же ему знать, как и почему с ней разговаривал муж? Потом, поворачивая налево, к гостинице, пропуская встречные мобили, сообразил:

— Вы... о хозяине издательства?

Сзади послышалось недовольное рычание. Эльза даже слышать не хотела ни об издателе, ни о его бестолковом литтл-херригане.

— Конечно. О ком же еще?

— Это он вас вогнал в такую тоску?

Агата смущенно кивнула.

— Поставьте себя на его место. У него есть деньги. И он намерен их приумножить. Люди для него — что мужчины, что женщины... Только инструменты. Те, кто пишет послушно про то, что хорошо продается — приносят неплохой доход. Значит, их нужно любить. Вежливое обращение с ними — с пользой проведенное время. Другие же... Сами понимаете — зачем тратить время и ораторское искусство на тех, кто не принесет денег?

— Но я не планирую устраивать бунт! — возразила Агата. — Я ведь пишу как раз остросюжетный роман. Я, в конце концов, люблю писать остросюжетные романы! И погони там есть, и расследования. Интрига. Шпионы. Любовная линия! И... откуда он может знать — найдет моя книга отклик у читателей или нет?! Господин фон Бикк ее даже не читал!

— Может, стоит найти другого издателя? — согласное рычание сзади. — Без собачки?

— Думаете, не у всех издателей такое же мнение, как у мистера Бикка? Знаете... Даже я понимаю, что это совершенно бесполезно...

— Хотите, с ним поговорят. Убедят, что...

Агата посмотрела на Эрика с укоризной, отрицательно покачала головой. А потом увидела, куда именно они подъехали:

— Это же... «Регент Франц Лаутгард»!

Эрик кивнул, не понимая, что вызвало такую бурную реакцию, но радуясь, что его спутница очнулась от своего мрачного забытья.

Огромное здание, сверкая до блеска начищенными окнами по всему фасаду, летело в небо. Уже стемнело, и в свете ярких фонарей обычная, несмотря на то, что очень дорогая и респектабельная, гостиница казалась сказочным дворцом.

— Это же... очень дорого!

— Здесь неплохая кухня. Что касается денег, мы, кажется, все выяснили. Прошу!

Эрик фон Гиндельберг решительно вышел из мобиля. Открыл дверцу Агаты, с поклоном протянул ей руку. Собаки, улыбаясь, вышли следом. Наконец-то хоть кто-то подумал об ужине!

Агата смущенно оглядывала богатый, вычурный, сверкающий хрусталем и позолотой холл гостиницы, пока ее спутник договаривался о номере.

— Вы не сочтете за дерзость, если мы попросим вас оплатить номер заранее? — раздался от стойки тихий, но выразительный голос служащего. — И... собаки...



Отредактировано: 27.06.2018