Оно растёт

0. ВОСКРЕСЕНЬЕ

Все совпадения имён и поступков персонажей произведения с именами и поступками реальных людей случайны.

От авторов. Совместная работа над текстом повести поначалу шла весьма конструктивно. Однако примерно на середине пути выяснилось, что авторы совершенно по-разному представляют себе дальнейшее развитие сюжета и развязку. Чем дальше авторы обменивались новыми фрагментами повествования, тем отчётливее понимали, что далее пути нет. Дело, казалось, зашло в экзистенциальный тупик. Поэтому было принято решение разойтись по своим кабинетам и продолжить книгу так, как каждый из авторов её видит. Кардинальное разделение начинается с главы под названием «6. СУББОТА».

Перед вами вариант Марины с условным названием «Багровая редакция» (Crimson Edition). Существует также вариант Маркуса с условным названием «Чёрная редакция» (Black Edition).

0. ВОСКРЕСЕНЬЕ

Дом ей казался совершенно незнакомым. Он напоминал допотопное общежитие «барачного» типа, в котором она однажды прожила недели две, оказавшись на практике после третьего курса. То было тёмное неуютное здание с длинным коридором. Она не помнила, как в нём сейчас оказалась, но и не задавалась вопросами. Нужно было куда-то идти, и она шла. При этом босиком, так что сырые доски пола с колючими занозами чувствовались вполне явственно. Неприятное холодное и скользкое ощущение поднималось от ступней по ногам вверх, она непроизвольно посмотрела вниз. И испытала чувство ужасной неловкости – сейчас стало понятно, что ноги не только босы, но и обнажены. И вообще, на ней из одежды лишь короткая блузка или ночная сорочка, едва прикрывающая ягодицы. Как же так? Что происходит? И чьи это шаги сзади?

Одна дверь в коридоре была открыта, и из комнаты туда падал неяркий свет, окрашивая всё вокруг в монохромной чёрно-зелёной гамме неприятного оттенка хаки. Она заспешила внутрь, надеясь укрыться от того, кто мог заметить её в таком нелепом и неприличном виде. Но стоило переступить порог, как вдруг живот пронзила острая боль, причём настолько сильная, что заставила её остановиться и припасть на колени. Рука нащупала жёсткую спинку железной кровати. Желание прилечь стало просто невыносимым. С трудом поднявшись, она, не разгибаясь, села на сомнительной свежести кусачее одеяло и осторожно улеглась на него сверху, не отрывая ладоней от живота, который скручивала тянущая и пульсирующая боль, словно перед выкидышем или тяжёлой менструацией. Впрочем, на ощущения при сильном кишечном расстройстве это тоже походило.

Тот, кто её преследовал в коридоре, добрался наконец до той же комнаты и вошёл внутрь. Было непонятно, мужчина то или женщина – из-за тусклого освещения черты лица скрадывались в полумраке. Но чёрная фигура несла с собой страшную угрозу и наполняла душу невыразимым ужасом, который заглушил даже рези в животе. Крик страха застрял в горле, когда зловещая фигура стала наклоняться над кроватью и тянуть вниз корявые, жуткого вида руки, похожие на корни деревьев. Второй крик наконец-то вырвался наружу, и она пробудилась, ощущая, как бешено молотит сердце, поддавая в гортань. На лице выступила испарина.

«И Таня в ужасе проснулась», – подумала она, чувствуя, как чернота ночного кошмара постепенно уходит, уступая место тёплому свету раннего июньского утра.

Притом воскресного, что уже было приятно само по себе. Женщина несколько минут улыбалась с закрытыми глазами, подставив лицо солнечному зайчику, который едва ощутимо ласкал ей щёки и лоб, щекоча нежными лучиками.

В кухне что-то загремело, послышались мужские голоса – басовитый и капризно-мяукающий. Бас принадлежал Артёму, который как всегда по выходным готовил завтрак для семьи. Солнечный зайчик словно нырнул в грудную клетку и приятно согрел сердце: какой всё-таки у неё заботливый и внимательный муж... Но тут что-то опять недовольно промяукал его сын Матвей – весьма своеобразный юноша пятнадцати лет от роду. У Тани чуть-чуть испортилось настроение. Самую малость. Артём коротко прикрикнул, и на кухне восстановилась спокойная обстановка.

Татьяна сладко потянулась и откинула одеяло в сторону, сбросив его ногами – длинными, крепкими, стройными. Присев на краю двуспальной кровати, чему-то улыбнулась и перебралась к широкому трюмо с подсветкой, которое Артём без труда расположил на просторной площади комнаты. В зеркале отражалось ещё ненакрашенное и не полностью проснувшееся, но приятное лицо тридцатипятилетней дизайнерши, довольной как жизнью в целом, так и текущим её моментом. Немного вытянутое, с узким носом и острым подбородком... «Лисонька» – так, независимо друг от друга, называли её мужья – бывший (очень недолго) и Артём. Сходство усиливали рыжие, спадавшие ниже плеч волосы – крашеные. Таня ненавидела свои светлые от рождения локоны. Впрочем, неудивительно – если за глаза говорят «бледная немочь», «грязная моль», а то и открытым текстом пьяные родственники уверяют, что у волос цвет точно как у глистов, тут поневоле навсегда расхочется быть блондинкой. Огненно-рыжей Таня пришла на школьный выпускной, и с того вечера не изменяла этому цвету, лишь иногда варьируя оттенки от ярко-апельсинового до почти бордового. Она знала, что некоторых людей это не просто злило, а выбешивало, но ведь главное, что это устраивало её самоё и её мужчин... Татьяна провела наманикюренным указательным пальцем по прореженным бровям, тонкими арочками обрамлявшим сверху тёмно-янтарные глаза, по пухлым губам аккуратного рта... Порядок. Тридцать пять – только звук. Внешне – тридцать, от силы – тридцать два. А если ещё прикладывать усилия, то будет двадцать во... Двадцать семь.

Таня встала, бросив взгляд на свою короткую ночнушку, едва прикрывающую попку. Интересно – во сне она видела себя именно в этом пеньюарчике. Как странно. Но до чего яркий сон... И до чего гадкий, ведь до сих пор держится послевкусие.

Женщина невольно вспомнила подробности кошмара, и стрелка указателя «настроение» опять пошла вниз...