Опекун

Глава 1

«Смерть – всего лишь начало».

В Древнем Египте верили, что смерть — это далеко не конец жизни, а лишь начало её следующего этапа. Это вечное путешествие, у которого нет конца. В древнеегипетском языке даже не было слова, соответствующего понятию «смерть», которое обычно определяется как «прекращение жизни», поскольку смерть была просто переходом в другую фазу вечного существования.
Впервые я услышала эту фразу в фильме «Мумия» 1999 года, американском приключенческом фильме сценариста и режиссёра Стивена Соммерса, где ее произнес жрец Имхотеп. Совсем маленькая, с двумя смешными косичками, я мечтала быть такой же искательницей приключений и разбираться в древностях как Иви Карнахан, и совсем не придавала значению смерти…

Я не могла плакать. Я просто бездумно смотрела, как сквозь мои пальцы сочился песок, падая на отполированную крышку гроба. Сначала на одну, потом - на другую. Похоронами занимался дядя Толя, я была просто в ступоре. В груди постоянно болело, дышать временами было трудно. Я почти не разговаривала. Плакать не могла. Кирилл говорил, что мне нужно плакать, но я не могла. Дядя Толя суетился рядом, выглядел осунувшимся, глаза – красные. В один миг моя яркая жизнь стала серой. Такой, как этот невыразительный кладбищенский пейзаж, с ровными рядами могил, крестов над ними, редких вкраплений памятников. Даже лес, что окутал раскинувшиеся земли, ставшие последним пристанищем усопших, казался каким – то серым, размазанным. Кирилл топтался рядом, постоянно обнимая меня, прикрывая собой от порывов ветра. С неба, нависшего над нами темными тучами, срывался мелкий ледяной дождь.

- Выпей, дочь, смотреть на тебя больно, - сказал дядя Толя, протянув стопку; дернулась при слове «дочь», он всегда меня так называл. – Выпей, выпей.

Машинально взяла рюмку, опрокинув в себя алкоголь, не ощутив вкуса. Дядька тут же протянул дольку лимона, вместе с теплом в груди разлилась невыносимая боль, что рвала легкие, останавливала сердце, но я не могла кричать. Хотела, даже приоткрыла рот, но лишь дыхание вырвалось паром, смешанное с резким спиртным запахом. Кирилл крепче прижал меня к себе, тяжело засопев в ухо. А я казалась себе серым памятником, навечно застывшим, чтобы стать стражем у этих надгробий.

Мои родители погибли в жуткой аварии. Казалось бы, сама судьба была против них: дядя говорил, что в машине была обнаружена какая – то неисправность, а навстречу ехала фура. Шансов выжить у родителей не было. Их машина превратилась в груду металла и человеческих костей, плоти… Мне сообщили о трагедии, когда уже все организационные моменты были решены.

Я была веселой девушкой 22 лет, оканчивала институт, направление «История и археология». Вокруг меня было много друзей, имелась лучшая подруга Инна и парень Кирилл, от которого я сходила с ума. Мой парень был сродни тем самым моделям со страниц журналов: красивый, со спортивной фигурой, с голливудской улыбкой. Моя жизнь была беззаботной и омрачнялась разве что зачетами и курсовыми, коих было великое множество в последнее время. Но мне нравилось. Было интересно, я обожала копаться в библиотеках, выуживать информацию по крупицам из книг, искать что – то новое. Правда, Кирилл отвлекал, своими приставаниями – в последнее время он был очень активен, буквально не давал мне проходу. Я любила все розовое, сладкое, немного занималась рисованием – в основном, мы с Кириллом и Инной делали зарисовки древних поселений, быта, людей… Любила украшения, фигурные сережки во всевозможных вариациях, яркую одежду. И косметику. Я легко заводила знакомства с людьми, никогда не испытывала недостатка в общении и внимании парней. Мне нравилось веселиться и получать от жизни многое.

Мои родители имели свой небольшой бизнес – пару авто магазинов. Это был семейный бизнес, дядя Толя тоже был в теме. Стабильность - вот как бы я охарактеризовала общее дело. Мама и папа много работали, особенно когда погиб мой брат, пять лет назад, - он был военным. Первая потеря, которая всколыхнула мой розовый мирок, наполненный благовониями, свечами с запахом ванили, сладостями и плюшевыми медведями.

Потеря родителей просто разделила мою жизнь напополам. Я впала в ступор. Я умерла. Мое тело – ходит, двигается по инерции. Но я не жива. Я - зомби. Кирилл вздыхает, суетится за моей спиной, раскрывает зонтик над моей головой, но мне нет дела до дождя. Прислушиваюсь, как капли отбивают мелкую дробь по непромокаемой ткани, он совсем не черный – коричневый в белый крупный горох. Кириллу удалось отыскать более – менее нейтральное в моей квартире. Раньше я любила яркие цвета. Теперь я ничего не люблю. Мир померк. Только боль в груди напоминает о том, что сердце еще бьется.

- Поплачь, Лиза… - тихо говорит Кирилл на ухо, обнимая крепче, вижу, как к нам направляется Инна, я ей не говорила о похоронах.

Кирилл отпросил нас с института, оповестил друзей. Мой телефон постоянно пиликал в рюкзаке, пока мы ехали на кладбище, пока я не отключила его. Инна была во всем черном, казалась невероятно тоненькой. Обняла меня, шепча на ухо:

- О, Лиззи, это так… Прими мои соболезнования, подруга, - она всхлипнула, отошла от меня. - Я не могла не придти. Кирилл написал… Я не представляю, каково тебе сейчас, но готова помогать, чем скажешь.

Кивнула, мельком взглянув на подругу. Кирилл повел меня вслед за дальними родичами, которых я видела впервые. Видела, как кивнул ему дядя Толя, чтоб уводил меня. Инна шла сзади.

- Елизавета Золотова, - услышала я баритон, поднимая глаза прямо на говорящего: передо мной стоял крупный мужчина, облаченный в деловой костюм. Сзади него – еще несколько мужчин.