Оса в паутине

Пролог

Ты коварства бегущих небес опасайся.
Нет друзей у тебя, а с врагами не знайся.
Не надейся на завтра — сегодня живи.
Стать собою самим хоть на миг попытайся.

Омар Хайям.

Пролог.

Когда-то в детстве я видела в паутине мертвую осу. Одинокую, среди мух, такую же жертву голодного паука.

У осы было острое жало, она могла защищаться. Сама природа сделала ее опасным бойцом. И осы, в отличие от пчел, не оставляют жало в ране. Для нее этот бой не стал бы смертельным.

Она должна была победить, но угодила в липкую западню и проиграла последнюю битву подлому, мерзкому хищнику, не способному честно биться один на один.

Я часто думала о том, как прихожу из школы вовремя, прогуляв последние уроки. Как в клочья рву паутину, как паук погибает от осиного яда. А маленький смелый полосатик улетает прочь. Живым и свободным.

Какой смысл в запоздалых сожалениях, если я не пришла пленной осе на помощь, когда была нужна? Я ее не спасла.

Как теперь никто не спасет меня.

Еще в детстве, когда реальный мир казался особенно темным и беспросветным, я закрывала глаза и представляла яркие картинки какого-то совсем другого места и времени. Не того, где мне хотелось плакать в этот миг. Не откуда я не могла немедленно выбраться. Не серой, вязкой паутины.

С годами я не утратила этот странный дар (или слабость) – когда совсем невмоготу, уходить из реальности. Будто за дверью платяного шкафа меня ждет моя собственная сказочная Нарния. Где у меня найдутся не только подлые, коварные враги, но и верные друзья. Те, кто никогда не предаст и не продаст. Хоть что ему предложи взамен. И хоть чем пригрози.

А еще иногда я просто возвращалась туда, где в моем собственном прошлом солнце светило ярче.

Вот мама — совсем молодая, даже юная, нежное лицо обрамлено пушистым облачком светлых волнистых волос, - учит меня читать. Эти непонятные яркие кубики с буквами никак не хотят складываться в привычные и ясные слова. Мама то весело смеется, то чуть раздражается, порой нервно отбрасывает назад мешающую светлую гриву, а я упрямо корплю над непослушными кубиками.

А в какой-то миг – раз и будто что-то где-то перещелкнуло. У меня получилось...

Увы, но в жизни вроде бы простые и понятные факты и действия далеко не всегда приводят к очевидному результату. Очень часто путеводная звезда оборачивается болотной гнилушкой. И разверзается под враз ослабевшими ногами вязкой, ледяной трясиной. Тоже паутиной, только мокрой.

И из самых красивых и ярких кубиков всё равно не построить настоящий дом...

Рано или поздно они могут привести лишь к решеткам на окне.

Их ставили не для меня. Я — не первая пленница этой комнаты.

Вот только почему не сняли — потом? За почти целый год? Не меня же ждали...

Вот заходящее рыжее солнце устало тянет лучи в длинные окна спортзала. Дядя Максим, мамин брат, в третий раз показывает укеми назад. Мне шесть, и у меня не получается. Дядя Максим качает коротко стриженой головой и напоминает о папе. Папа будет рад. Станет гордиться такой ловкой и сильной дочкой.

А потом – раз, и я впервые перекатываюсь правильно. И обязательно расскажу об этом папе, обязательно...

- Завтра приходи на общую тренировку, - одобрительно кивает дядя Максим. И сдержанно улыбается.

Как я всегда мечтала о такой же улыбке папы. Но это всё равно, что тигру из джунглей обернуться орлом и научиться парить в поднебесье.

На самом деле папа тогда и вовсе не улыбнется. Даже краем рта.

Но зато меня теперь учат по-настоящему, вместе с другими...

Вот Димка, тогда еще мой парень, с озорной улыбкой прячет за спиной билеты. На мою любимую «Мельницу»! Он сам терпеть ее не может, но ради меня...

Вот Тошка, мой брат («зови меня теперь Тони, ладно?») послушно везет меня, куда прошу. Хоть и психует не по-детски...

Я открываю глаза. Ничего этого больше нет. У меня ничего и никого не осталось.

А может, никогда и не было. Разве что яркие пластиковые кубики и игрушечный домик.

В реальности - только я сама, крепкие решетки на окнах второго этажа, охрана внизу под окном, охрана прямо за дверью. И запросто даже не все они – люди моего отца.

Их я даже могу понять. У каждого есть нечто важное и ценное. Семья, любимая жена, больная мама, квартира в ипотеке, автокредит, дети вырастают из одежды-обуви каждый год.

Ну или просто страх потери работы.

Это всё важнее меня. Я-то им — кто?

Но почему точно так же — и для моего отца?

Иногда я думаю, что для людей было важнее всего раньше. Ну, когда деньги еще не изобрели.

Ну, золото, еще раньше железо – это ясно.

А раньше? Каменные топоры? «Огненный камень» - кремень? Толстая шкура мамонта?

«Три зимних волчьих шкуры – выкуп за жену». «Продам молодую, сочную рабыню, цена: один каменный топор, можно слегка сколотый». «Калым за смазливую, крепкую дочку — полтуши вяленого олени и две сушеных воблы, длиной в руку».

Мне стоит гордиться. Моя цена гораздо выше. И бонусом к ней – свобода Тошки. Тони. Моего брата и лучшего друга.

Я зря решила, что у меня нет больше никого. Есть Тошка. Если еще можешь спасти кого-то близкого – спасай. Я всегда старалась жить именно так. И в восемнадцать лет меняться уже поздно.

Даже если моя реальность уже рассыпалась игрушечными кубиками. И все они застряли в паутине. Или утонули в вязком ледяном болоте.

Я еще могу спасти Тони. Он — настоящий.

А меня спасать уже поздно. Да и некому.

Мое жало давно спутано липкой паутиной.

Если вообще успело по-настоящему вырасти.