Особенная. В моем сердце

Глава 1

Хлопья пушистые и легкие, как перья ангелов. Кружат в воздухе медленно, на землю падать не спешат. Снег в этом году не первый, но такой красоты я давно не видела .

Вечер будний, людей на мосту почти нет. Они все либо в офисах, либо в пробках дорожных, в заботах, в делах и не видят этой сказки, а я иду сквозь нее и чувствую себя счастливой просто так, как бывает только в детстве.

— Девушка, хотите предсказание? — обращается ко мне шарманщик в колпаке Санты. — Сегодня магия повсюду, обязательно чудо случится!

— Только если ваша обезьянка оживет, — смеюсь, кивая на затертую плюшевую макаку, охраняющую коробку с бумажными трубочками.

Я не верю в магию и чудеса, только в здравый смысл и психоанализ, но зачем-то останавливаюсь и вступаю в диалог.

— А вы руку протяните, — лукаво улыбается шарманщик.

Мне становится интересно. Подхожу, тянусь к коробке с предсказаниями, а игрушка вдруг как завизжит! В точности как макаки орут в зоопарке! Одернув руку, я звонко смеюсь. Испугалась немного, но больше удивилась и неожиданно обрадовалась.

— Аха-хах, я поняла! — нащупываю и достаю из кармана пальто купюру.

— Осторожно положите ей в карманчик, — на полном серьезе советует дядечка, прокручивая ручку шарманки.

Волшебный звук разливается в тишине, снежинки под него танцуют, кружат вокруг меня, очаровывают. Это такая глупость, но я сую деньги обезьянке за пазуху и достаю из коробки бумажку. Собираюсь развернуть и прочитать, но Санта советует повременить:

— Лучше потом, в одиночестве, чтобы чудо не убежало.

Английский у него плохой, зато улыбка добрая, невозможно на нее не ответить. Пряча предсказание в карман, я с грустью улыбаюсь:

— Не бывает никаких чудес. Все сами, своими руками.

Он понимающе кивает и прокручивает ручку, меняя лиричную мелодию на веселую рождественскую, а я бегу дальше. Мне еще в магазин за мишурой заскочить надо, а потом студию украшать. Рождество через две недели, а там ни одной гирлянды.

За пять лет жизни в Европе я так и не привыкла к другим традициям. Здесь у зимних праздников другое настроение, и воспринимаются они иначе. Пока я жила в Мюнхене, даже елку дома не ставила, на Новый год всегда летала к маме, отчиму и сестренке. У Алиски в январе первый юбилей — уже пять лет нашему лучику, а я впервые не приеду — банально не хватает денег на билеты.

С осени начался новый виток моей самостоятельной жизни. Я переехала в Прагу, сняла квартиру и взяла в аренду танцевальную студию. Пришлось оплатить большие депозиты и потратиться на мебель. Студия небольшая, зато расположена в центре города и у неё отдельный вход с улицы. Она обязательно раскрутится, но пока я с трудом выхожу в ноль. Днем веду детские группы классической хореографии, после обеда — класс любимого контемпорари, а вечера храню под индивидуальные сеансы танцевально-двигательной терапии. [1]

Диплом психолога я получила этим летом в Германии. Училась на английском, который с фанатичным усердием зубрила полгода до переезда. За годы учебы этот язык стал для меня вторым родным. По-немецки тоже говорю, но хуже, а вот чешский пока не знаю, поэтому очередь из клиентов на терапию не стоит. На прошлой неделе запустила личный сайт и настроила рекламу. Жду результат.

— Ахойки, Элишка! [2]— широко улыбается Кэти, открывая и придерживая для меня дверь.

— Не прекратишь меня так называть, буду звать тебя Катержиной, — бухчу, внося коробку с новогодними украшениями.

С моим именем просто беда! Как меня только ни называли в Европе: Эльза, Бети, Лиса… Поэтому я сразу представляюсь коротко и просто — Лиза, но для самых близких я по-прежнему Вета.

— Велкам, Лиза, я согласная. Если только ты знать чешский.

По-русски моя двоюродная сестра говорит плохо и с акцентом. Ее отец — чех, и родилась она в Праге, так что русский для нее иностранный.

— Выучу я ваш чешский, куда деваться? — Снимаю пальто и, стряхнув с него снег, вешаю на треногу при входе. — Девчонки уже ушли? Хорошо потренили?

Кэти — или, как ее зовет моя тетушка Оля, ­Катюша — увлеклась модным нынче хилсом[3]. Трижды в неделю она тренируется с подружками в студии и заодно помогает мне с административными делами.

— Все уходить, я тебя ждать. Время платить электричество, — докладывает сестренка, показывая счет в конверте.

— Будем платить, значит, — беспомощно развожу руками. — Но сначала создадим рождественскую атмосферу, чтобы было веселее расставаться с последними деньгами.

Это только с виду я такая успешная европейка, с крутым дипломом и собственной школой танцев. На самом деле в этом месяце мне, видимо, придется обедать голой гречкой, а ужинать рисом.

— Буду помогать мало, — предупреждает Кэти, разматывая гирлянду. — Могу не успевать на свидание.

— С кем сегодня? — прищуриваюсь.

— Он взрослый, — признается сестра шепотом. — Не скажи маме.

Она всего на два года младше, но иногда кажется, что мы из разных поколений. Я уже пять гребу по этой жизни в одиночку, забив на личное, а Катюша танцует с подругами на каблуках и через день бегает по свиданиям, живя на родительские деньги.

— И сколько ему лет? — спрашиваю строго.

— Тридцать один.

— Ты с ума сошла? Он хоть не женат? — хмурю брови.

Взрослые несвободные мужчины — табу для меня. В восемнадцать я совершила ошибку, без ума влюбившись в женатого. Это болезненное чувство чуть не убило меня, размазало, растоптало. Я стала жертвой подлых манипуляций и отвратительной лжи. Чтобы прийти в себя и начать снова верить людям, мне понадобились годы психотерапии. Я сама решила стать психологом, чтобы впредь знать, как контролировать собственные эмоции и чувства и больше так не вляпаться.

— У него теперь нет жены. Диворс[4]. Маме не скажи, — повторяет просьбу Кэти, подавая мне дождик.

— Развод — это плохо, но не критично. Ты только не верь ему на слово, проверь обязательно, — предупреждаю, крепя мишуру на двусторонний скотч вокруг зеркала.