Три дезертира шли по тропе, прорезающей мрачный голый лес. Тусклый свет полной луны падал на голые чёрные ветви и частично освещал солдатам путь, но даже луна не способна была показать то, что рыщет в кустах и издаёт странные звуки. Возможно, это лишь фантазия солдат так разыгралась, а возможно, что в кустах сидят другие дезертиры или ещё хуже… волки.
— Волков тут нет… — прошипел майор Федриг, угрожая мраку винтовкой.
— Ты-то откуда знаешь? — спросил сержант, прикрывая собой новобранца.
— Я тут когда-то служил в качестве смотрителя. Мне часто приходилось ходить по этим тропам, чтобы узнать, всё ли в порядке у затворников, — ответил Федриг. — Если меня не подводит память, то дальше по тропе должен стоять заброшенный особняк. Там жил художник, пока я не нашёл его с петлёй на шее.
— Заброшенный дом? Мне кажется, что это место наши проверят в первую очередь. — забеспокоился новобранец.
— Если мы не будем шуметь или зажигать камины, то у них мозгов и смелости не хватит, дабы обыскать весь дом. Да даже так, мы сможем их порешать, если хорошенько спрячемся и будем выжидать удобного момента. — возразил сержант Людомир.
— Румпель, а ты что думаешь? — спросил Федриг, глядя за спину новобранца. — Румпель? Где Румпель?
— Что за чертовщина? — возмутился Людомир, скидывая с плеча винтовку. — Живчик, он же прям за тобой шёл!
— Я не знаю! Он же сам по себе тихий! Никогда ничего не говорит! Я ничего не слышал!
В небе заревели самолёты и сразу же разразилась воздушная битва.
— Сука! Срать я на этого Румпеля хотел! Сваливаем! — скомандовал сержант и побежал так, что пятки сверкали.
Гюнтер Фендриг и новобранец, имевший кличку “Живчик”, полученную за несколько пуль в его теле, побежали за сержантом. Их ботинки постоянно проваливались в грязь, хлюпали от воды, попавшей в ботинки ещё на болотах. Снаряжение постоянно бренчало и вполне могло привлечь ненужное внимание.
Вскоре путники вышли к мрачному старинному особняку. В покрытом сажей фасаде виднелись частые дыры и широкие трещины, которые частично укрывали заросли, свисающие с крыши. Война затронула даже этот особняк в треклятом захолустье. Хотя, кто знает, может он был таким и до войны.
— Что-то мне не хочется туда заходить…
— Лучше уж так, чем попасть в руки красновцев. — подметил Федриг.
— А будто красновцы сюда не войдут? — возмутился Людомир.
— Русские — суеверный народ, они знают, что это место скверное, потому попытаются обойти его за несколько миль. — пояснил Федриг.
— Вспоминая, как они сражались, и не скажешь, что они вообще чего-то бояться. — напомнил Людомир.
— Ну да, странный народ. Пошлите уже.
Достав винтовки, они подкрались к окнам, где Людомир дал знак, что всё чисто. Тогда Майор Федриг и Живчик скользнули к двери и, досчитав до трёх, ворвались в дом, выломав ветхую дверь.
Перед ними встал старик в порванном плаще и с керосиновой лампой в поднятой руке. Майор Федриг узнал в этом старике Орлета. Того самого художника, чьё тело, два года назад, он обнаружил с петлёй на шее.
— Герр Орлет? — спросил Федриг, опустив винтовку.
— Собственной персоной… — прохрипел старик.
— Но как? Я ведь лично снимал вас с петли и… проверял пульс... — растерянно произнёс Федриг.
— Федриг? Не уж-то это ты? Как же ты вырос, как же ты возмужал! — без особого энтузиазма произнёс старик. — Раз уж это ты, то пусть твои товарищи проходят внутрь. Там наверняка холод собачий!
— Это верно… — подметил сержант, выходя из мрака и тыча в старика винтовкой.
— Сержант, опусти винтовку, он безобиден. — скомандовал Майор.
Сержант поморщился, а потом всё же опустил оружие.
— Герр Орлет, надеюсь, вы будете не против, если мы посидим чуток у вас? — спросил Федриг.
— Я ведь уже сказал: проходите и устраивайтесь поудобнее. Сейчас принесу вас чего поесть. — пробурчал старик, а затем поднялся по раздвоённой лестнице на второй этаж.
Когда фонарь в руках старика освещал лестницу и вскоре сверкнул на второй ярусе, Майор увидел ту самую верёвку, обвязанную вокруг балки. Именно на этой верёвки старик и повесился, но как он выжил?
Тройка села возле угасшего камина, откуда в зал задувал холодный ветер и запах гнилой древесины. Мало того, что здание снаружи выглядело мрачным, так оно и внутри такое же. Пока солдаты не уселись у камина и не зажгли свечку, света в доме не было совсем. Видимо, старик специально его погасил, чтобы не привлекать лишнего внимания. Жаль, что не помогло.
— Подозрительный старик… — прошептал Людомир. — Может его того, пока не поздно?
— Я тебе запрещаю.
— Ты уже не мой командир, чтобы отдавать приказы. Мы дезертировали и все военные звания уже недействительны! — рявкнул сержант.
— Мы не дезертировали, а отступили, потому что наш полк загнали в ловушку и перебили!
— Но мы могли обойти поле битвы и вписаться в другой полк... — неуверенно промолвил Живчик.
— У нашей армии не было шанса победить русских. Их было слишком много и все они были злы, как никогда раньше. Вернуться обратно — настоящее самоубийство!
— Но как же клятва Огневскому? — спросил новобранец.
— Клятва была дана мертвецу. Огневского уже нет, как десять лет.
— Что-то он долго… пойду поищу… — забеспокоился сержант.
—Сядь. Пусть Живчик сходит, у него его хотя бы не застрелит.
Живчик, недовольно фыркнув, встал с кресла и двинул по лестнице вверх. Паренёк скользнул в первый попавшийся коридор и, держась обшитой панелями стены, крался вперёд. На стенах висели картины, освещённые тусклым светом луны, проскальзывающим через щели в потолке. Эти картины изображали страшных существ, изуродованных людей, кровопролитные сцены и все внушали в новобранца страх. Поэтому он вытащил из кобуры старенький револьвер своего отца, любящий заклинивать в самый неподходящий момент.
С конца коридора парень услышал голос старика. Орлет явно с кем-то разговаривал, но с кем? Особо не вдумываясь, Живчик быстро прокрался к двери и пристроился у приоткрытой двери.