Остров Карачун

Пролог

Колесо года медленно, но верно, подкатилось к зимнему солнцевороту. Морозы не наступили, иссушенная земля острова зияла трещинами — небо безмятежно голубело, не подергиваясь облаками. О бурях и грозах и речи не было, летний зной сменила осенняя прохлада, на том дело и кончилось. Люди устали молить богов о дожде и снеге: кто-то уезжал на большую землю, кто-то требовал от волхвов возмещение за пожертвования, кто-то носил подношения в горное капище оборотней, склоняясь к ереси.

Мощные деревья Священного Парка тянули влагу из глубины земли, сохраняя подобие жизни, давая тень утомленным путникам и сбрасывая скрючившиеся зеленые листья к зимнему солнцевороту. Сосновую рощу Велеса, в которой молодые волхвы превращались в медведей и учились владеть вторым телом, спасти не удалось. Поливали под стволы, копали между соснами канавки, ежедневно наполняющиеся водой, но не смогли вдоволь напоить вечнозеленые деревья. Роща сбросила рыжие иголки и мелкие шишки, сухие стволы стояли немым укором и ответом разъяренным жертвователям — свой клочок земли не смогли отстоять, что уж об острове говорить?

После гибели рощи пошли злые шепотки: Велес, мол, не так уж и силен, а его волхвы слишком сильно впустили в свою жизнь достижения прогресса, за что и поплатились. Один раз уже получили кару за гордыню, теперь — за нарушение устоявшегося уклада и тягу к комфортному быту.

Вдоволь прополоскав Велеса и волхвов, жители Карачуна начали искать других виноватых. Предъявлять претензии Перуну, Живе, Яриле и Мокоши никто не осмелился, молча навязывали пряники и ленты на деревья, опасались дурным словом задеть. Сначала пытались возложить вину на Стрибога — он, мол, заслон холодным ветрам поставил, замкнул остров знойным кольцом — но после урагана, сорвавшего крыши с домов, и перевернувшего паром, примолкли.

Следующим виновником бед был выбран Авсень — бог смены сезонов, покровитель ранней весны и ранней осени, скачущий по небесам на золотисто-рыжем коне. Именно он отвечал за плодоношение деревьев и виноградников, опекал заросли лесной ежевики, ограждая скрытые в лесах места дурной силы. Злые языки позабыли, что Авсень в давнишние времена вступился за жителей острова и побережья. И что ведал он не только сменой сезонов. Авсень охранял мосты — как зримые, так и незримые, прокладывал пути между прошлым и будущим, мог вывести просителя на Кромку. Бог, чью статую изваял один из местных скульпторов, стерпел, когда нечестивцы оборвали плоды с кряжистой рябины и разбросали оранжевые ягоды по траве. Но когда мощный клен, главенствующий над Священным Парком, облили бензином и подожгли, показал свой норов. У пасечников вымерли пчелы, дрожь земли породила провалы на дорогах, обрушила или сделала опасными мосты. Мёд и консервы испортились, островные кони взбесились — особенно эффектно это выглядело на ипподроме — а домовая нечисть с визгом и хохотом кинулась портить городские коммуникации. Чтобы ни у кого не осталось ощущения осеннего уюта.

Клен подлечили — к делу подключились волхвы, наложили на поврежденный ствол повязки с варом и душистыми травами. Виновников нашли — оборотни-милиционеры распутали следы, отвели людей-следователей к каждому дому, а те присовокупили к делам записи с немногочисленных городских камер наблюдения. Суд вынес приговоры, но общего чувства подавленности это не изменило. Вопрос: «Что делать?» незримыми буквами витал в воздухе.

Градоначальник поехал на поклон к престарелому колдуну-скальнику, частенько прогуливавшемуся в Священном Парке и коротающему ночи в беседах со статуями — голос Шероховика, отмыкающего уста камню, становится слышен, когда утихает городской шум. Разговор длился долго, но ничего конкретного от скальника добиться не удалось. Посоветовал провести в парке субботник, на котором все желающие уберут мусор и высадят на клумбах между деревьями свежие цветы.

— И скульптуры вымойте хорошенько, — посоветовал он напоследок. — Голубиный помет камню уста замыкает, грязь такую развели, что мимо Авсеня и Чура пройти стыдно.

Градоначальник к совету отнесся чутко, горожан оповестили по радио и телевидению, и листовки на улицах и в магазинах раздавали, зазывая принять участие в уборке в честь Осеннего Солнечного Излома. Молодежь посмеивалась, старшее поколение отвечало уклончиво, прикрывалось заботами, и казалось, что на субботник никто не придет.

В назначенный день, когда машины доставили в парк мусорные мешки, метлы, инструменты, перчатки и рассаду, близлежащие улицы и аллеи начали заполняться людьми и оборотнями. Закипела работа: никто не ругался, молодые и сильные таскали воду ведрами от ближайшего пожарного крана, женщины наводили мыльный раствор, оттирали статуи от грязи и фривольных надписей. Самые активные добрались до лодочного пруда в нижнем парке, бросили в воду подношение Броднице, обрезали ветви разросшихся кустов, скрывших статую Водяного, возлежавшего на крохотном островке и любующегося белоснежными лебедями.

Голоса заполняли парк, люди вспоминали свои встречи с богами, сожалели о том, что никто из них не заглядывает на остров.

— А помните, как сорок лет назад на Зимний Солнечный Излом открылась Кромка и снежные твари в город прорвались? Волхвы бились, защищали улицы, но сколько у нас тех волхвов? Спасибо, воины Чура призыв услышали, пришли на помощь. Загнали тварей обратно в ледяную преисподнюю, к Маре, чтоб ей провалиться!

Чем больше говорили, чем больше вспоминали, тем яснее понимали — не Авсень это разгневался. Он всегда южным землям покровительствовал, и Чуровых стражников позвал, когда давние войны на истребление были.

— Может, у него беда какая случилась? — предположил молодой оборотень, притащивший очередное ведро воды, чтобы полить вкопанную рассаду. — У богов-то тоже раздоры бывают. Помните, как у Велеса с Марой вышло?

— Все помнят, — согласился градоправитель. — Если кошмар приснится, сразу знаешь… кхм… кого благодарить.

Все были наслышаны о том, как скотий бог, покровитель мудрости, колдунов и оборотней, взял на себя слишком много и не справился. Как не сумел победить Мару в открытом бою, когда на него накинулись стаи волков, порождаемых стужей, и ненадолго восторжествовал, пустив в ход чары обольщения. Мара, не распознавшая Велеса, повелась на водопады льстивых слов и молодецкие ухаживания, упала к нему в объятия, и, через положенный срок родила двойню. Дочь Дрёму и сына Ведогоня, властвующих над человеческими снами. Узнав об обмане, Мара разозлилась пуще прежнего, воспитывала детей, вкладывая им в головы, что их предназначение — насылать на людей кошмары. Отцовская ли кровь смягчила нрав близнецов, или просто незлобливыми уродились, но плохие сны всегда перемешивались с хорошими, а Дрёма избранным еще и откровения дарила. Но не каждый мог отличить ложное видение от истинного.