Отчим

Отчим

Я не помню, как моя мама познакомила меня с Игорем Петровичем.
Помню только то, что этот день был серым и унылым, как и все дни в нашем маленьком, провинциальном городке.
Дождь барабанил по старому деревянному двухэтажному дому, где мы жили в коммунальной квартире.
Городок наш был настолько мал, что казалось, он затерялся среди бескрайних полей и лесов, окружавших его со всех сторон и как бы плыл таким продолговатым неопределённой формы островом вдоль широкой реки, поды которой упорно и безуспешно подмывали его высокий берег.
Здесь каждый знал друг друга, и любые изменения в чьей-то жизни становились предметом обсуждения на каждом углу.
Каждый шаг по скрипучим половицам отзывался эхом, словно дом сам по себе был живым существом, страдающим вместе с нами. Полы были покрыты толстым слоем коричневой краски, который никак не мог закрасить щели между досок и устранить противный скрип, когда по нему проходили кирзовые сапоги жильцов, спешащих на раннюю утреннюю заводскую смену.
На стенах висели старые фотографии, напоминающие о тех временах, когда дом был полон молодой, пахнущий свежим лесным деревом и смолой.
Теперь же уже давно не было этих запахов. И снимки казались лишь призраками послевоенного прошлого. Как и сам дом.
Мы сидели за обшарпанным столом, на котором стояла одна-единственная свеча, освещавшая наши лица.
Свеча мерцала, отбрасывая тени на стены, создавая иллюзию движения вокруг нас. Пламя свечи дрожало от каждого нашего вздоха, словно боясь угаснуть в любой момент.
Комната была холодной, и холод проникал до костей, заставляя нас ёжиться.
Мама была радостной и взволнованной, хотя я видел, как она старается скрыть свою тревогу перед тем, как сообщить мне важную новость, видимо очень сложную и трепетную для неё.
Ее глаза блестели, но в них скрывалась усталость и надежда одновременно. Она нервно теребила край скатерти, пытаясь найти нужные слова.
А я, поглядывая исподлобья вошедшего Игоря Петровича, чувствовал себя лишним. Внутри меня бушевала буря эмоций, которую я старался держать под контролем.
Он — новый мужчина — казался мне чужаком, вторгшимся в нашу жизнь.
Его имя мне ничего не говорило. Кроме того, что сказала мама. Он какой-то большой начальник в областной строительной организации. У него три года назад умерла жена. У него дочка. Большой дом где-то в далеком посёлке.
Он был высокий, сухощавый, с пронзительными глазами, которые будто видели насквозь. Его лицо было худым, почти костистым, и кожа натягивалась на скулах, придавая ему строгий, почти суровый вид.
Руки его были длинными и сильными, и когда он положил их на стол, я заметил, как сильно они отличаются от рук моей мамы, тёплых и мягких.
— Вот, сынок, это Игорь Петрович, — сказала мама, и ее голос звучал так, будто она хотела, чтобы я сразу полюбил его.
Но вместо этого я почувствовал, как моё сердце сжимается от неприязни. Почему она решила, что я приму его просто так?
Я кивнул, но внутри меня бушевала буря. Я не хотел никого нового в нашей жизни. Мне было достаточно того, что мы уже имели. Мы жили с мамой вдвоём с самого моего рождения. Отца у меня не было. Вернее, он покинул нас за три месяца до моего рождения. С тех пор я его не видел. То есть получается, что я его не видел никогда. И всегда жили с мамой вдвоём. И нам никогда никого не надо было. Нам с мамой всегда было хорошо вдвоём. И зачем этот появился?
Но мама продолжала говорить, стараясь убедить меня, что всё будет хорошо. Её слова звучали как музыка, но эта мелодия была чужой и непонятной для моего сердца.
— Он хороший человек, Саша, — говорила мама, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Он поможет нам, поддержит нас. Он будет тебе отцом. От будет тебе другом. Мы будем счастливы вместе.
Ну вот, отцом. А я знаю, что такое отец? Я никогда с отцом не жил. У меня никогда не было отца. И нам всегда было хорошо. Нам всего хватало. Мы не бедствовали. Правда, маме приходилось работать иногда на двух работах. Но, когда был маленький, считал это в норме вещей. У нас в заводском районе многие подрабатывали, или оставались на сверхурочные. Чтоб побольше получать. Все так жили. И у многих после войны не было отцов. И двух моих друзей тоже не было отцов. А если у меня не было отца? И я не знаю, что такое отец? И тогда кто он мне будет? Он будет «Не знаю кто» что ли??
- Здравствуйте, «Не наю, кто»!
- До свидания, «Не знаю, кто»!
- Как у вас дела, не знаю, кто там вы мне приходитесь?
Здесь надо отметить, что разговор об этом «Не знаю кто» у нас с мамой был. Давеча. Она мне рассказала, что познакомилась с хорошим человеком. И что этот «хороший человек» будет жить у нас. Что ее старшая сестра, которой мама с детских лет слушалась, одобрила ее выбор и мамино решение. Я, стараясь успокоить таким разговором мамино взволнованное сердце, похвалил ее и сказал:
- Конечно, мама. Ведь я уже большой через полтора года мне в армию. Что ты будешь здесь одна? Конечно, не возражаю.
Но чувствовало, видимо, материнское сердце, что не просто это все будет.
И вот. Сидим все за столом. И все меня уговаривают, что мама будет счастлива.
Но я не мог поверить ей!
Как можно быть счастливым с незнакомцем? Как можно доверять тому, кого едва знаешь? Мои мысли метались, как пойманные птицы в клетке, и я не находил ответа на эти вопросы.
Свеча погасла, оставив нас в темноте. В комнате стало ещё холоднее, и тишина, нависшая над нами, казалась бесконечной. Я смотрел на маму и Игоря, чувствуя, как между нами вырастает невидимая стена. И я понял, что этот день изменит нашу жизнь навсегда.
Первые недели после его прихода были невыносимыми. Игорь начал устанавливать свои порядки. Он требовал, чтобы я убирался в комнате, делал уроки вовремя и вообще был более "ответственным". Все эти новые правила казались мне издевательством. Я не мог понять, почему он считает себя вправе командовать мной.
Городок наш жил своей размеренной жизнью, но для меня всё изменилось. Раньше улицы, казались такими уютными, а сейчас они превратились в узкие коридоры, ведущие к неизвестности. Двухэтажные дома, выстроившиеся вдоль главной дороги, больше не выглядели приветливыми, а скорее напоминали крепости, деревянные крепости готовые проглотить любого, кто осмелится войти внутрь.
Погода тоже изменилась. Осень пришла раньше обычного, и холодный ветер гулял по улицам, проникая сквозь одежду и заставляя людей прятаться в домах. Листья, ещё недавно зелёные, теперь стали жёлтыми и коричневыми, устилая землю ковром, который шуршал под ногами, словно шептал что-то тревожное.
Однажды вечером, когда я вернулся домой с прогулки, он встретил меня у порога. Его фигура, высокая и угловатая, загораживала вход, словно преграждая мне путь. Лицо его было напряжённым, губы сжаты в тонкую линию.
— Ты опоздал, — сказал он строго. — У тебя есть обязанности, которые нужно выполнять вовремя.
Его голос был холодным, без малейшего оттенка сочувствия. Я посмотрел на него с презрением, чувствуя, как внутри меня растёт протест. Кто он такой, чтобы указывать мне, что делать?
— А кто ты такой, чтобы мне указывать? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри меня кипела ярость.
Он не ответил, но его взгляд был холодным и безжалостным. Глаза его сверлили меня, словно пытались пробраться в самые тёмные уголки моей души. Я чувствовал, как внутри меня поднимается волна гнева, но сдерживал её, зная, что любая вспышка может привести к неприятностям.
— Проходи, — прошептал он наконец, отступая и пропуская меня внутрь дома.
Я прошёл мимо него, стараясь не смотреть в его сторону. Этот дом больше не был моим домом. Эти стены, которые когда-то хранили тепло и уют, теперь давили на меня своей тяжестью. Я ощущал себя пленником в собственном доме, где каждый уголок напоминал о том, что я больше не хозяин здесь.
Комната моя, некогда светлая и уютная, теперь казалась мрачной и тесной. Окна, которые раньше пропускали солнечный свет, теперь были закрыты плотными шторами, создавая впечатление вечной ночи. Я сел на кровать, чувствуя, как усталость и гнев переполняют меня. Всё, что я хотел, — это вернуться к тем дням, когда мама и я были одни, когда никто не вмешивался в нашу жизнь.
Но те времена ушли безвозвратно, и я понимал, что теперь придётся жить по новым правилам. Правила, установленные человеком, которого я уже ненавидел всем сердцем.
Долго ждать не пришлось.
Конфликт произошёл из-за мелочи. Однажды я забыл выключить свет в коридоре. Игорь заметил это и начал читать мне нотации о том, как важно экономить электроэнергию.
Я слушал его, затаив дыхание, чувствуя, как внутри меня нарастает раздражение. Городок наш всегда был тихим местом, где люди старались жить скромно и экономно, но для меня эти советы звучали как оскорбление.
За окном дождь продолжал идти, стуча по стеклу, словно напоминая о моем внутреннем беспокойстве. Дом наш, хоть и старый, всегда был уютным, но теперь каждая трещинка в стене, каждый скрип пола вызывали у меня дискомфорт. Воздух в комнате стал тяжёлым, словно пропитанный эмоциями, которые невозможно выразить словами.
Я не выдержал и взорвался:
— Да кто ты такой, чтобы мне указывать?! Это мой дом! Моя мама! Моя жизнь!
Эти слова вырвались из меня, как крик отчаяния. Я чувствовал, как кровь пульсирует в висках, как руки начинают дрожать от напряжения.
Игорь поднял голову, его глаза сузились, и я увидел в них нечто холодное и беспощадное.
Игорь медленно поднялся со стула, его лицо побагровело от гнева. Он подошёл ко мне ближе, так близко, что я почувствовал запах его одеколона — резкий, неприятный.
— Ты забываешь своё место, мальчик, — произнёс он тихо, но его голос был наполнен угрозой. — Здесь теперь другие правила.
Мир вокруг меня закружился. Я не мог больше терпеть этот тон, эти приказы. Меня охватило чувство несправедливости, и я потерял контроль над собой. Я бросился к нему, готовый на всё, чтобы защитить своё право на свободу.
Но мама успела встать, между нами. Её лицо было бледным, глаза широко распахнуты от страха. Она схватила меня за руку, пытаясь удержать.
— Хватит! Оба! Вы оба перегибаете палку!
Её голос дрожал, и я почувствовал, как её страх передаётся мне. Но было уже поздно. Напряжение достигло своего пика, и я понял, что мир, между нами, больше не будет прежним. Я вырвал свою руку из её хватки и выбежал из комнаты, хлопнув дверью так громко, что стекла задрожали.
На улице дождь усилился, превращаясь в настоящий ливень. Холодные капли били по лицу, но я не чувствовал боли. Внутри меня всё горело от злости и обиды. Я бежал по мокрым улицам, не разбирая дороги, не обращая внимания на прохожих, которые шарахались от меня, укрываясь под зонтиками.
Городок наш, который когда-то казался таким уютным, теперь превратился в ловушку. Каждая улица, каждый дом напоминали мне о том, что я больше не принадлежу этому месту. Моё сердце разрывалось от боли, и я не знал, куда бежать, чтобы спрятаться от своих мыслей.
Когда я наконец остановился, дыхание сбилось, ноги болели, а одежда промокла насквозь. Я прислонился к стене какого-то здания, закрыв глаза и пытаясь успокоиться. Но внутри меня всё ещё бушевала буря, и я понимал, что этот конфликт — лишь начало.
Что-то сломалось в наших отношениях, и вернуть всё обратно было уже невозможно.
Мама пыталась примирить нас. Она говорила с каждым из нас по отдельности, пытаясь найти компромисс. Но отношения оставались напряжёнными, словно натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент.
Я продолжал испытывать неприязнь к Игорю, а он ко мне — холодное равнодушие.
Городок наш, маленький и замкнутый, казался мне теперь тюрьмой. Улицы, по которым я ходил каждый день, потеряли свою привлекательность. Люди, которых я встречал, смотрели на меня с любопытством, словно знали о моих проблемах. Погода тоже не радовала: небо было серым, и дождь моросил беспрерывно, создавая ощущение вечной сырости и холода.
Однажды вечером, когда мама была на работе, Игорь подошёл ко мне. Я сидел в своей комнате, уставившись в окно, наблюдая за каплями дождя, стекающими по стеклу. Его шаги прозвучали неожиданно, и я напрягся, ожидая очередного упрёка или наставления.
— Саня, — начал он, остановившись в дверях. Его голос был спокойным, но в нём слышалась нотка усталости. — Я понимаю, что тебе трудно. Но я хочу, чтобы ты знал: я здесь не для того, чтобы заменить тебе отца. Я здесь, чтобы помочь вам обоим.
Его слова застали меня врасплох. Они звучали искренне, но я не мог избавиться от чувства недоверия. Я повернулся к нему, встретившись взглядом. Его глаза были серьёзными, и в них я увидел что-то, чего раньше не замечал — возможно, понимание или даже сочувствие.
— Я знаю, что, между нами, много недопонимания, — продолжил он. — Но я надеюсь, что со временем мы сможем найти общий язык. Давай попробуем начать сначала?
Я ничего не ответил. Внутри меня всё кипело от противоречивых чувств. С одной стороны, я хотел верить ему, надеясь, что он действительно хочет помочь. Но, с другой стороны, я был слишком зол и обижен, чтобы принять его слова. Прошлые обиды и разногласия стояли, между нами, как непроходимая стена.
— Подумай об этом, — сказал Игорь, прежде чем уйти. — Я не прошу тебя любить меня. Просто дай шанс нам с мамой быть вместе.
После его ухода я остался сидеть в одиночестве, обдумывая его слова. Возможно, он прав. Возможно, стоит дать ему шанс. Но доверие — это не то, что можно включить одним щелчком. Оно должно расти постепенно, и я не был уверен, что смогу преодолеть свою неприязнь.
Вечером, когда мама вернулась с работы, я услышал, как она разговаривала с Игорем на кухне. Их голоса были приглушённые, но я уловил несколько фраз:
— ...Нужно время...
— ...Он ещё ребёнок...
— ...Может, стоит подождать...
Их разговор продолжался долго, и я лежал в постели, прислушиваясь к каждому слову. Мама всегда была рядом со мной, защищала меня, но теперь она защищала и Игоря. И от кого? От меня? Ее родного сына?
Это было странно и немного обидно. Я чувствовал себя одиноким, заброшенным, хотя рядом были люди, которые хотели мне помочь.
Ночь прошла неспокойно. Сон не шёл, и я ворочался в кровати, думая о том, что произошло. Утром я встал с тяжёлым чувством на душе. Я не знал, что делать дальше. Отношения с Игорем оставались напряжёнными, и я не был уверен, что смогу изменить своё отношение к нему.
В тот вечер, когда мама вернулась домой, она попросила меня сесть рядом с ней. Её глаза были полны слёз, и её голос дрожал от волнения. За окном снова шёл дождь, и капли стучали по окнам, словно напоминая о моём внутреннем беспокойстве.
— Саша, — начала она, взяв меня за руку. — Я знаю, что сейчас очень тяжело. Но я люблю вас обоих. И я хочу, чтобы ты сделал выбор. Мы можем остаться вместе, или Игорь Петрович может уйти и никогда больше у нас не появляться. А я буду ездить к нему в посёлок, помогать по хозяйству. У него там очень старые папа и мама. А дочка уже большая. Она, как и ты. За ней пригляд нужен. Возраст у вас сейчас такой. Особенный. Т мы решили с Игорем, что будем видеться у него дома, по выходным. Тем более он уже давно ездит на работу в областной центр на рейсовом автобусе. Привык. Игорь договорился. Тебе дали место в общежитии техникума. Но я сразу сказала ему, что для меня отселять тебя в общежитие неприемлемо. Я просто не вынесу этого, если тебя не будет рядом. Что ты выберешь? Так и сделаем. Как ты решишь. Как скажешь. И значит так нам всем будет лучше. Говорят, «устами ребёнка».
Она улыбнулась своей шутке. Погладила меня по голове:
- Но ты уже не ребёнок. Ты уже большой у меня.
Она меня обняла. А я, как маленький, заплакал.
Её слова проникли мне в душу. Ради меня мама готова на все. Даже отказаться от всего счастья, от своей любви.
Это было, как гром среди ясного неба.
Я смотрел на неё и понимал, что она тоже страдает. В этом старом доме, где каждый уголок хранил воспоминания о прошлом, я должен был сделать свой выбор.
Выбор, который определит наше будущее. Выбор, тяжёлый для меня.
Городок наш, обычно такой тихий и спокойный, вдруг показался мне чуждым и враждебным. Улицы, по которым я ходил каждый день, теперь казались пустынными и одинокими. Даже воздух, пропитанный запахом дождя, не приносил облегчения.
Я сидел молча, обдумывая её предложение.
С одной стороны, я не мог представить свою жизнь без мамы. Она была единственным человеком, который всегда поддерживал меня, любил меня таким, какой я есть.
Но с другой стороны, мысль о том, что Игорь останется в нашем доме, по – прежнему, вызывала у меня острую боль и обиду. Но уже не такую большую. Ведь на кону было счастье моей мамы. А мои капризы могли сделать ее несчастной.
— Будьте вместе, — сказал я тихо, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Я передохнул и продолжил:
— Будьте счастливы. Мне скоро идти служить в армию. Тебе будет одной без меня очень плохо. А тут и Игорь, и дочка его. Живите вместе.
Мама обняла меня, и я почувствовал, как её слёзы капают на моё плечо.
В этот момент я понял, что сделал правильный выбор. Хотя боль и обида ещё долго будут терзать меня, я знал, что ради мамы я готов пожертвовать своими чувствами.
— Спасибо, сынок, — прошептала она, прижимаясь ко мне. — Ты сильный, и я горжусь тобой.
Мы просидели так долгое время, обнявшись, слушая звук дождя и скрип половиц.
Этот старый дом, с его скрипучими половицами и запахом древесины, стал символом моего детства. И хотя я покидал его с тяжёлым сердцем, я знал, что однажды вернусь сюда другим человеком.
Ночь прошла неспокойно. Я лежал в постели, глядя в потолок и вспоминая все моменты, проведённые в этом доме. Воспоминания о детстве, о маме, о том времени, когда всё было проще и понятнее, всплывали в памяти одно за другим. Но теперь всё изменилось, и я должен был принять это.
Утром я встал рано, ещё до восхода солнца. Дом был погружён в тишину, и только звуки природы снаружи нарушали покой. Я собрал свои книги и, стараясь не шуметь, и вышел на улицу. Решил приехать в техникум сегодня пораньше.
Дождь прекратился, и небо начинало светлеть, предвещая новый день.
Я стоял на крыльце, глядя на городок, который когда-то был моим детским миром, моей детской сказкой.
Теперь он казался мне чужим и далёким. Чужим и далёким? Нет. Просто другим.
Я просто стал взрослым? И все мои претензии и капризы остались где-то там далеко, вдали, в детстве.
Сегодня вечером после занятий снова посмотрю на эту пару новобрачных, чтобы увидеть маму счастливой, и чтобы начать новую главу своей жизни.