Отец

Отец

Борис создал эту вневременную оболочку пятнадцать лет назад, в день смерти матери. Никогда он не думал, что расстаться с ней придется так рано. Он думал, она проживет долгую и счастливую жизнь, и в один из ее последних дней, когда она будет доброй старушкой, он навеки запечатлит ее в памяти.

Полиция подняла на уши всю квартиру, вынесла все мало-мальски значимые вещи, после от красиво убранных комнат и обычной чистоты остались лишь обломки: вывернутые шкафы, перевернутая мебель и оборванные гобелены. Но Борис успел сохранить интерьеры в памяти нетронутыми. Такими, какими они были еще до прихода полиции.

И вот, наконец, он смог добраться до этих воспоминаний. Десять лет спустя Борис Четгер, опытный демонолог, прошедший через детский дом, длительное обучение и унижения из-за своих особенностей, смог наконец вернуться в родную квартиру. И вернулся даже не по своей воле – если бы не работа, он бы и шагу не сделал в эту квартиру. Слишком тяжело было здесь находиться спустя столько времени. Ведь время идет, а квартира все не меняется, будто все произошло вот-вот накануне. Болезненные воспоминания накатывали с новой силой.

Если бы не подозрительная активность в районе, он бы ни за что сюда не заглянул. Улицы стали затянуты разношерстными тенями, и хозяин заподозрил неладное. Так уже было. Тогда. Много лет назад, аккурат перед тем, как все произошло.

Демоны и так снуют по городу, но в этом районе все было немного по-особенному. Хозяин подозревал, что они снова намерены открыть врата и высвободить нечто, по его словам, ужасное. Чем бы это ни было, огромным неконтролируемым демоном или просто невероятно огромной энергией, требовалось это предотвратить. Поэтому Борис начал с того, чем все закончилось: квартирой своего детства. Мать всегда была незримо связана с демоном, так что в квартире должны были остаться какие-то зацепки.

Он обошел комнату матери и встал у окна, над которым от порыва ветра замерла шторка. Такой он ее запомнил. Такой она и осталась. За раскрытым настежь окном угадывались смутные очертания улицы, все за пределами этих комнат было неважным, малозначительным. Оно осталось лишь в виде размытого образа, в котором ничего нельзя было разглядеть.

Борис открыл ящик стола – первое, что разворошили полицейские и первое, от чего не осталось и следа в этой квартире. Сейчас содержимое этого ящика либо в архиве полицейского участка, либо отпущено с молотка за копейки, либо утеряно в реке времени. Но здесь – здесь оно сохранилось в первозданном виде. Как здесь оставила это его мать: ровными рядами лежали документы в перемешку с письмами и пачками чеков, перетянутыми резинками. Они все забрали, все уволокли, будто это помогло бы раскрыть природу несчастного случая. Ведь когда тебя сбивает машина, причину непременно можно найти в документах, которые ты хранишь в ящике стола. Невероятная глупость и такая же невероятная жадность.

Борис зацепился взглядом за черноту в углу ящика. Это не провал в памяти. Он потянулся к пятну и вытянул из него пачку перетянутых тесемкой конвертов – они все были словно заляпаны дымящейся сажей. Это демонический след, каких он в жизни видел уже много во время работы… Но чтобы в его родном доме? Борис развязал тесемку, откинул в сторону. Взял первый конверт и открыл. Под слоем демонической тени он разглядел мелкий убористый почерк. Им плотно были исписаны два листа с обеих сторон.

“Привет, Лиза. Как у вас дела? Как у Борьки в школе?”

Борис покачнулся и сел в небольшое кресло. Он подпер голову ладонью и продолжил читать.

“У меня хорошо. Как всегда. На работе стабильно тухло. Скучаю за вами. Когда приеду – не знаю. Пока все занят работой. Ты знаешь, пост оставить я не могу. Скажи Бориске, чтоб не злился. Свидимся когда-то. Бориска уже большой парень, ты скажи ему, пусть знает про меня. Может, захочет быть как папка. Вряд ли конечно. Радости мало от семьи уехать и раз в пару месяцев только иметь возможность письмо написать.”

Борис зажал виски пальцами. Мама говорила, отец бросил их, когда узнал о беременности. Она всегда ограждала его от всего, что связано с отцом. Он никогда не видел его фотографий, не получал от него писем или открыток. И ни разу за почти тридцать лет он не объявился. Борис раскрыл следующий конверт. Из него выпала подписанная открытка. Лес, снег и домик. Наверное, это был Новый год.

“Привет, Бориска. Мама говорит, у тебя все хорошо. Я тебя не видел никогда, но очень за тобой скучаю. Вот будет у меня парочка выходных, и я обязательно приеду. Прикладываю открытку. Больше в деревне ничего не достать. Я выслал немного денег, пусть тебе мама подарок на них купит. Считай потом, что от меня.”

Борис отложил письмо и открыл следующий конверт. В глазах потемнело – то ли от демонических следов, которыми были заляпаны все письма и открытки, то ли от черного безразличия матери в сторону ребенка. Он даже этих писем не видел, чего уж говорить о фигуре отца в его жизни. Но мать можно понять – трудно объяснять ребенку столь сложные тонкие вещи. Тем более, когда дело касается не просто пожизненной командировки, а чего-то более глубокого, возможно доходящего корнями даже до тончайших материй и граней мироздания.

“Привет, Лиза. На работе аврал. Сколько лет сижу в этой дыре, все было спокойно. На неделе бесы озверели, срывались, убегали, драли друг друга. Я знаю, что-то грядет. Береги Бориску. Скажи, чтобы не задерживался в школе. Сама тоже надолго из дома не уходи. Я знаю, что-то близится, Лиза. Я не знаю, что это может изменить или повлечь за собой. Берегите себя. Если нечто прорвется сквозь врата, может произойти что угодно. Я не контролирую эту силу и к кому она попадет. Будьте осторожны, на улицу только до работы и обратно. Люблю вас. Обязательно приеду.”