Отец моего сына

Пролог

Встречались поверья о людях, склонность к периодическому оборотничеству у которых была с рождения в результате поведения их родителей или появилась в наказание за их собственные грехи…

Санкт-Петербург, 10 мая 2009 года

Стефан посмотрел на солнце за окном и задернул шторы. Ученица опаздывала – не сильно, пока всего на пять минут, но все равно он бесился и не мог ничего делать. Он звонил, пару раз звонил ей, чтобы отменить занятие, но эта малолетняя дуреха не взяла трубку! Как же некстати сегодняшний урок! Повезло, что в этом году полнолуние выдалось на майские и он смог это как-то пережить, плохо, что даже после полнолуния он чувствовал себя не совсем по-человечески: слишком обостренные чувства и ощущения, слишком быстрые реакции.

– Ничего, – прошептал Стефан. – Всего-то час. Всего час и она уйдет и все опять будет хорошо.

Раздалась трель звонка, Стефан поморщился и пошел открывать.

– Простите, простите, простите, – Анна, его ученица, стояла, молитвенно сложив руки перед грудью. – Я, честно, бежала!

От нее пахло… от нее пахло алкоголем, не сильно – для любого нормального человека незаметно, если только не  подойти вплотную или поцеловать, но для него – ощутимо даже на расстоянии в несколько метров.

– Ты пьяная? – он втянул ее в прихожую и захлопнул дверь.

– Ой! – она прикрыла ладонью рот. – Мне вчера стукнуло восемнадцать, мать, конечно же, забыла, ну или ей наплевать, я думаю… не важно, в общем. Я зашла к Машке и мы немного, совсем немножко решили отметить, ведь нельзя же совсем не отмечать? Но я могу заниматься! Честно! – выпалила она, не давая ему и слова вставить, и слегка пошатнулась.

Нужно было выгнать ее сразу же, но если она попадет в историю, кто окажется крайним?

– Я звоню твоей матери, – он развернулся, чтобы взять с тумбочки телефон.

– Ой, так она сейчас сорвется за мной. Не звоните, – она качнулась и чуть ли не всем телом навалилась на него. – Извините, простите, – мне жутко влетит! Не сдавайте меня!

Она была так близко и от нее пахло так умопомрачительно! Молодое тело, запах девичьей кожи… – Стефан сглотнул, отложил телефон. – Иди на кухню, напою чаем, протрезвеешь – и выматывайся.

– Не злитесь! День рождения всего один раз в год, а мне еще повезло родиться девятого мая, да?

Он раздраженно кивнул, стараясь не смотреть в ее сторону. Поставил чайник, достал хлеб, сыр, масло.

– А сколько вам лет? Ну, скажите, что вам, жалко? Сорок? Нет, меньше. Тридцать семь?

– Тридцать шесть, – пробурчал он.

– О, ровно в два раза больше, чем мне. И все равно – молодой, только почему вы такой… едкий? Вы могли бы быть просто супер-популярны, если бы не ходили таким насупленным! И одевались бы… помолодежнее, да!

– Мне только этого не хватало, ваших советов, Майорова и популярности в школе. Ешь и пей, – он поставил перед ней тарелку с бутербродом и чашку чая.

– Но вы же наш классный, я хочу помочь. Нам… вам… Да, вам было б легче.

– Мне с тобой тяжело, Анна, – сказал он, ничуть не кривя душой, – с другими проще.

– Потому что я лузер? – она тяжело вздохнула.

Симпатичная, очень симпатичная, хорошенькая, таких больше ни в его классе, ни во всей школе не было. Рыжая, с серыми глазами, яркими и наивными что ли, все прочие старшеклассницы смотрели на него глазами прожжённых циников. Впрочем, в восемнадцать он сам хотел казаться старше, дурак, строил из себя циника и смотрел на всех свысока.

Стефан сцепил зубы и отошел к окну. Ну да, иногда он был очень неприятным в общении, но попробуй тут быть приятным, когда ежесекундно надо сдерживать готового сорваться с цепи зверя. Он не хотел перекидываться, не хотел терять человеческий облик ни на минуту, не хотел становиться одним из стаи, не хотел! Стефан дотронулся до медальона на шее, который приятно холодил кожу.

– Эй, вы меня слышите? – заорала Анна. – Я говорю, что вас за глазами называют Снейпом. Нашим личным Снейпом. Шутят так…

– Сдается мне, что это не комплимент, – стоило посмотреть на нее, как хотелось тут же подойти, собрать ее густые волосы в руку, прикоснуться губами… ко лбу, к щеке, просто ощутить ее тепло.  Не стоило пускать ее сегодня, не стоило.

А Аня как почувствовала его желание, вскочила и подошла к нему, заглядывая в глаза

– Мне кажется, вы больны, – и положила ладонь на пылающий лоб.

– Вы горячий!

Он перехватил ее руку и отвел от себя.

– Я всегда такой, не обращай внимания. Специфический обмен веществ…

– А, вот почему вы такой тощий, ой, простите, – она извинилась, но глаза смеялись. – Я когда выпью, меня, похоже, несет, то есть я несу всякую ерунду. Простите.

– Пей чай. Протрезвеешь и уйдешь. В общем, сиди сколько хочешь, а я…  –  и он стремительно вышел, хотел запереться в ванной, хотя и выглядело это глупо, да еще и замок, который он клялся себе починить уже пару недель, снова слетел.

Стефан пустил воду, ополоснул лицо, пытаясь успокоиться. Зверь, запертый внутри, скулил жалобно, просился на волю, нашептывал – ты можешь остаться человеком, пусть, но возьми ее, ты же видишь – она сама хочет этого.

В ее желании он совсем не был уверен – еще один «подарочек» от волчьей натуры: не всегда можно было понять, что хочет другой человек. У волков другие правила, и если волчья суть брала верх, люди становились непонятны, как инопланетяне.