Открой глаза и беги

Открой глаза и беги

В ТЕМНОТЕ

Колючая проволока на серых бетонных стенах. Глаз уже не режет. Привычка. Сколько он здесь? Неделю, месяц, а может несколько лет? Время тянулось также медленно и тягуче, как капала, и стекала вода по стенам его камеры. Когда он попал сюда, он не стал делать зарубки, слишком велико было отчаянье. Теперь поздно. Времени больше нет. Оно теперь ни к чему. Черная, гулкая, пустота внутри, вот все что осталось у него.

Он закрывает глаза и снова видит их. Смеющиеся лица и голубую воду бассейна. Его последние соревнования. Он первый! Уши жмет от воды и криков болельщиков. Осталось совсем не много - добежать до белой линии на дорожке. Ветер бьет в лицо, уже покалывает бок и не хватает дыхания. Но ему не страшно. Он привык. Он знает, еще минута и появятся новые силы. Второе дыхание. Остается совсем не много. Он снова чувствует это. Удар по ноге откуда-то сзади. Мозг просто фиксирует его как факт. Зато тело начинает неудержимое движение вперед. Размазанные краски, сбитое дыхание и такое медленное падение. Такое же, как эти чертовы капли с потолка.

Лязганье двери. Это что-то новое. Он поднимается с жалкой подстилки на холодном полу. Дверь открывается с железным скрежетом, отдающим чем-то страшным и холодным в голове.

- На выход!

Чьи-то цепкие руки подхватили и потащили вперед. Темный узкий коридор, в котором, как и везде нет воздуха. Свистящее дыхание за спиной.

Яркий свет ударил в глаза. Не просто ослепил, оглушил. Двор залит светом. Прожектор. Не солнце. Лай собак, вой сирены. Люди как серые тени. Они давно перестали быть настоящими. Они похожи на затравленных собак. Собак измученных жестокостью, болью и голодом. Они почти ползали на брюхе, оглядываясь тревожно, и огрызаясь, друг на друга. Собаки другие, настоящие, голосили и лаяли тревожно. Хрипели и рвались с цепи.

- Побег!!! Побег!!! Побег!!!

Гремело глухо где-то, совсем рядом. И точно шелест опадающей листвы - похожий на порыв ветра, шепот тысячи немых ртов: "Неужели?"

Плотный от напряжения воздух разорвался где-то вдали. Сухим треском, - словно кто-то разорвал еще новую простыню.

- Все... - короткое слово - выдох измученных глоток.

Зачем они сделали это с ним? Как только он научился понимать, он слышал, от них, таких счастливых и улыбающихся: он сильный, он умный, он ловкий.

- Малыш, правда, ты будешь как папа? - спрашивали вокруг.

Он не понимал, но с готовностью кивал головой. Будет. Обязательно.

Тот день он помнил отчетливо. Они все поставили на него. Они не сомневались. Все те, кто так долго назывались друзьями семьи. Слишком много надежд для одного троеборца. Но отец, выдержит, правда? Он ведь сильный. И он победил. Почти... До золота ему не хватило трех метров. Он уже почти добежал до нее, до этой белой полосы. Остальным было его не догнать. Упал внезапно. Как подкошенный. Говорили, отказало сердце. Говорили, это все допинг. Малыш не верил. Малыш просто твердо запомнил - поражение - это смерть.

Во дворец спорта Малыш пришел, когда ему исполнилось восемь. Никто не уговаривал. Просто он обещал отцу. К тому же им с мамой давно нечего было есть. А здесь обещали кашу. На Фабрике чемпионов еще кормили.

Сквозь пыльные стекла в зал с трудом пробивалось солнце. А на стене сквозь зеленую гадкую краску были видны странные, не знакомые слова.

"Свобода, равенство, братство", "Мир, труд, май", "Выше, быстрее, сильнее". И совсем уж нелепое смешное: "Главное не победа. Главное участие". Слова эти написанные кем-то из доисторической эпохи закрашивали раз за разом. Но они точно живые снова и снова проявлялись на стене. Потому их оставили в покое. Денег на основательный ремонт не было. А буквы еще никому не мешали.

ГОСУДАРСТВО

С тех пор он выигрывал всегда. На своем первом чемпионате он заметил - те, кто отставал от первой тройки, исчезали навсегда. Он спрашивал тренера. Старик кривил губы и говорил, что выживает сильнейший. Что это закон эволюции. Сильному государству не нужны слабаки. Малыш верил. Ему было всего десять.

Однажды проиграл Первый номер. Это было ударом. Такого не было никогда. Первый исчез, а малыш увидел Старика, который плакал в темноте тренерской горько, неудержимо и очень тихо. Он больше не кривил губы. Первый был его сыном.

А потом исчез и Старик. Им показали бумагу. Для авторитета государства на мировой арене, нужны победы. Неудачное выступление на Европейском первенстве Комиссией приравнивается к государственной измене. С тех пор он победил десяток раз. Из младшей группы его перевели в старшую. Досрочно. Ему было 14-ть. Им нужен был результат.

Теперь и он проиграл. Хотелось счастья и победы. Хотелось свободы. Ему обещали. Если у него будет эта медаль. Обещали отпустить домой, если не проиграет. Говорили, что он сможет увидеть маму. Теперь его мамы, его ласковой мамы больше нет. И пыльного зала, ставшего ему домом, он тоже никогда больше не увидит. А все потому, что упал. Также как когда-то отец - в трех метрах до финиша. Ему оставалось всего четыре хороших шага. Толкнули. Жить хочется всем. Даже ему. Аутсайдеру. Хотелось плакать. Слезы жгли глаза, но он давно забыл, как это делается.

Стало совсем тихо. Как будто он снова остался один в звенящей тишине.

БЕГ

Серые фигуры уныло потянулись в каземат. Снова глухо залаяли собаки. Черные мундиры держали их, а овчарки висли на цепях, и орали до рвоты. Черные мундиры смеялись. Потом к его ногам, кто-то бросил несколько мешков. От них пахло чем-то сладковато-страшным. На пыльном бетоне натекли черные густые лужицы.

Могилы копали вшестером. Те пятеро, что пригнали ему на помощь, были лысы и жалки. Они усердно копали, высунув от напряжения языки. Он понял. Им тяжело и страшно. Они слабые. Они сами еще Малыши. На вид каждому из них не больше 12-ти. Может меньше. Он остановился, отобрал лопату у крайнего и бросил ее на землю. Тот тяжело и со свистом дышал. Как будто перед тем как долететь в легкое воздух попадал в пластмассовую трубочку.