Отрада

Пролог

Вместе с отцом они латали треснувшую ось телеги во дворе за избой, когда возле забора раздался глухой стон. Подпрыгнув от неожиданности, мальчишка выронил на землю рубанок, а его отец, выпрямившись, отер ладони о портки и нахмурился. Жили они на отшибе поселения, как и полагалось жить кузнецу и его семье, на опушке густого, темного леса, и до ближайшей соседской избы ходу было порядочно.

— Тут постой, — обернувшись к сыну, велел мужчина, поднял с земли тяжеленный топор и пошел обходить избу.

Вестимо, мальчишка его не послушался и побежал следом.

От реки сквозь лес поднимался густой, влажный туман. Он расползался вдоль земли, поверх травы и холодил босые ноги. В надвигавшихся вечерних сумерках каждый шорох и скрип звучал гораздо страшнее, чем при свете дня.

Мальчишка сглотнул и, таясь, выглянул из-за угла избы. Но тут же бросился вперед, потому что увидал, как за невысоким забором на руки отцу осел мужчина с багряным пятном на разорванной рубахе.

— Велел же тебе там остаться, — недовольно цыкнул отец, завидев неугомонного помощника.

Незваный гость слабо застонал, силясь что-то сказать, и, вздохнув, хозяин избы напрягся и подхватил того на руки. Мальчишка увидал, что в руках мужчина из последних сил стискивал увесистую, плотно набитую, ладно скроенную мошну. Он выронил ее из-за толчка, когда поднялись они на крыльцо, и в мешочке что-то глухо зазвенело. Но прежде, чем мальчишка успел ее поднять да поглядеть, что внутри, его окликнули.

— Дверь подержи, — бросил ему отец, боком проходя в сени. — Воду ставь греться да тряпки тащи, — велел он, положив мужчину на ближайшую скамью.

Запыхавшийся мальчишка носился по избе, собирая чистые тряпицы, которые выстирал нынче утром и развесил сушиться, да таская воду в чан, поставленный им греться.

— Храбр, пошевеливайся! – стегнул отец, и мальчишка едва не подпрыгнул.

Хозяин избы тем временем разорвал рубаху на груди незваного гостя, подбираясь к ране на боку, оставленной чьим-то злым, острым ножом, и стащил с него добротные сапоги из тонкой кожи. Сын подсунул тому тряпиц, притащил воды, и мужчина принялся промывать рваные края пореза, смывать с кожи засохшую грязь и кровь.

Незнакомец очнулся и застонал, когда хозяин избы подступился и потревожил его рану.

— Я... я... — забормотал он в неверном, горячечной бреду. — Мошна... отблагодарю... серебром...

— Тихо ты, — недовольно прикрикнул на него тот. — Еще помрешь.

Он крепко перевязал незваному гостю бок, влил в рот добрую чарку травяного отвара, облачил в свою чистую рубаху и укрыл тяжелым тулупом. И лишь тогда перевел дух, утерев выступившую на лбу испарину.

— Поищи горшочек, что Верея седмицу назад принесла, — сказал он сыну, который в то время ползал по полу, собирая тряпкой воду и кровь и убирая учиненный в спешке беспорядок.

— О какой мошне он толковал? — спросил, когда Храбр притащил с полки пузатый, небольшой горшочек с чем-то пахучим внутри.

— Он на крыльце ее обронил. Я разом, — стремительно мальчишка сбегал в сени и вернулся с тяжеленной мошной, которую ему пришлось прижать к груди двумя руками, чтобы дотащить до лавки.

Когда развязали шнурки и заглянули внутрь, то оказалось, что мошна была доверху набита серебром да диковинными, разноцветными камушками – Храбр таких отродясь не видал. Они блестели и переливались даже в тусклом свете лучины, и словно манили, притягивали взор так, что не оторвать было. Мальчишке помстилось даже, что диковинные камушки с ним говорили, нашептывали в уши страшные слова на чужом языке.

Вздрогнув, отец Храбра поспешно затянул шнурок тугим узлом да упрятал мошну в сундук, укрыв поверх белеными холстинами.

— Никому об том не болтай. Никому! — строго велел Храбру и окинул лежавшего на лавке мужчину каким-то новым, странным взглядом. — И кого токмо Сварог на наш порог подбросил... добро, мать твоя с Ладкой к бабке в гости ушли...

Остаток вечера прошел в суете да заботах: Храбр убрал с пола все обрезки и тряпье, что служили их незваному гостю одежей, а его отец вышел за забор поглядеть на тропу. Может, поймут, с какой стороны к ним в избу занесло незнакомца.

Потому-то громкий стук в дверь застал мальчишку в горнице одного.

— Славута! — окликнули его отца из сеней. — Это Избор, у меня разговор к тебе.

Храбр бросил встревоженный взгляд на незваного гостя, что в беспамятстве валялся на лавке, и распахнул дверь. В горницу вошел молодой, приземистый мужчина с медными волосами, что кудрявились жестким завитком.

— А батька твой где? — спросил Избор и оборвал свой следующий вопрос, увидав незнакомца на лавке. — А это кто тут у вас? Что за гость?

— Избор? Чего хотел? — с крыльца раздался голос отца, и Храбр с облегчением выдохнул, и бочком-бочком скользнул вдоль стены к лавке.

— Тебя искал, Славута! Хотел о зерне в овинах потолковать, — Избор круто повернулся и поглядел на хозяина избы. — Да вижу нынче, что не в добрый час пришел. Что за мужик-то? — и он задержал оценивающий взгляд на чужих сапогах, что валялись подле лавки. — Обувка-то у него непростая.

— Сам не ведаю, — Славута пожал широкими плечами и отвел от лица темно-русые волосы, выбившиеся из-под ремешка на лбу. — Ты уж не взыщи, завтра с тобой потолкуем. Нынче не до того мне, — и он указал натруженной, мозолистой ладонью за свою спину.