Кэтрин Грин шла по коридору медленно, высоко задрав подбородок и глядя на всех свысока. В больнице пахло чистотой, спиртом и бинтами. За дверьми слышался плач детей.
— Прошу прощения, — тихо пискнула подбежавшая медсестра. Кэтрин неспеша повернула голову, окидывая девушку высокомерным взглядом. — Здесь могут находиться только родственники и пациенты. Кем и кому вы приходитесь?
Грин раздраженно фыркнула и вгляделась в голубые глаза медсестры своими ореховыми.
— Я сестра Стефании МакКонарс и вы пустите меня к ней, не будете задавать лишних вопросов и сделаете все, что я скажу, ясно? — с нажимом проговорила
Кэтрин, ее пальцы искрились синими искрами, а голос казался тягуче мягким, как карамель. От Кэтрин пахло жженым сахаром и даже это в ней привлекало.
— Да, конечно, — как зачарованная тараторила работница. На самом деле, так и было.
— Где она?
— По коридору и направо, в палате № 309.
— Проследи, чтобы никто туда не совался.
Девушка закивала.
Кэтрин прошла дальше по коридору, двигаясь бесшумно, словно тень. Она завернула за угол и толкнула белоснежную деревянную дверь. Бледная рыжеволосая женщина лежала подключенная к аппаратам, что отслеживали ее сердцебиение, по тонкой трубке в ее вену вливали какую-то жидкость. Мирские врачи даже не подозревали, что все это не имеет смысла. Ее жизненные силы были на исходе, и кончина оставалась лишь вопросом времени. Рядом с кроватью была детская люлька. Девочка в ней морщила нос во сне и куксилась, сжимала крохотные кулачки и, кажется, кого-то пыталась пнуть.
Женщина на кровати широко распахнула глаза, воспрянув ото сна и посмотрела на вошедшую Кэтрин. Их действительно можно было принять за сестер, как минимум из-за цвета волос. Кэтрин, правда, не имела к этому ни малейшего отношения.
— Уверенна, ты меня не ждала, Стефания, верно? — с усмешкой сказала Грин.
— Я не понимаю... — хрипло ответила Стефания. Она едва говорила из-за истощения.
— Неужели вы думали, что я ничего не почувствую? Она точно такая же моя кровь, как и ваша и даже больше.
— Нам очень жаль, мы не думали…
— Не лгать, — четко процедила Грин и посмотрела на женщину свысока. — Вы прекрасно знали на что шли. Проблема в том, что не предугадали последствий для самих себя. Жадность, алчность, желание превосходства сотни раз могли погубить человечество, а вы все еще не осознали их губительную силу. Как глупо.
— Что со мной будет? — прошептала Стефания.
— Ты сама прекрасно знаешь. Он приедет за малышкой, придумает какую-нибудь слезливую историю, и все поверят этому, а о тебе никогда и не вспомнят. Ну так что, это того стоило?
Женщина на кровати выглядела старше своих лет. Она прикрыла глаза и тяжело вздохнула, как если бы каждая секунда приносила ей непомерную боль.
Кэтрин снова подошла к люльке и прикоснулась к ребенку. Девочка сразу ощутила мощный прилив силы и распахнула огромные глаза цвета шоколада. Они у нее от отца. Кэтрин провела подушечками пальцев по ее тонким медным волосикам, малышка приоткрыла рот и Кэтрин показалось, что она улыбнулась, но, конечно, она еще не умела. Ей было пару дней от роду, а она уже была клеймом своих родителей. Такой крохотной, почти игрушечной, но самым большим секретом.
— Они смогут позаботиться о ней? — через силу выдавила из себя женщина.
Стефания зажмурила глаза, а затем ее рука безвольно повисла с кровати, лицо расслабилось и две крохотные слезинки навсегда застыли на ее щеках. Она так и не услышала ответа. Кэтрин махнула рукой, чтобы аппарат еще некоторое время не издавал пронзительного писка.
Кэтрин поджала губы, в последний раз посмотрела на ребенка и покинула палату. Подозвала к себе медсестру, всучила ей бумажку с номером телефона и инструкциями, наложила еще один слой заклятия и вышла из больницы. Чикагский ветер ударил ее по щекам, и она глубоко вздохнула.
— Я знал, что ты придешь сюда.
— В конце концов, они мои дети, — Кэтрин не нужно было оборачиваться, чтобы узнать этот голос и дать сердцу пропустить удар.
— Ты ведь могла ее спасти, правда? — с укором спросил мужчина. Его белые волосы трепал ветер, бледная кожа подсвечивалась солнцем.
Кэтрин покачала головой:
— Я пообещала больше никогда не вмешиваться в дела Хранителей и мирян. Исход был им известен, и они позволили себе этот грех. Она отплатила этот долг перед Святыми своим сердцем. Ты как никто должен знать, что мир несправедлив и не прощает ошибок.
— Не думал, что вечность сделает тебя такой.
— Жестокой? — уточнила девушка. — Вечность сделала нас одинаковыми, просто у меня хватает смелости признать это.
Кэтрин чувствовала этот пронизывающий до костей взгляд каждой клеточкой своего тела. Она позволила себе небольшую слабость и обернулась. Ей нужно было увидеть, обновить это лицо в своей памяти за многие десятилетия без него.
— Ступай к себе, Амикус. Здесь больше нечего делать.
Кэтрин снова развернулась к выходу из территории больницы и больше не оборачивалась.