Пальмы в снегу

Пролог

Испания, Барселона. 1986 год.

Когда Донован О'Нил улыбался ( а делал он это часто), глаза у него становились узенькими щелочками и вокруг нихсобиралась десятки морщинок, напоминающих лучи солнца. Это был спокойный, рассудительный мужчина, любящий жизнь и все то, что она ему дарила. Семья его принадлежала к уважаемой еще в давнее времена коренной испанской семье О'Нилов.

После смерти своего отца, Донован получил статут идальго, который передавался только по мужской линии. В свои 29 лет он уже состоял в браке и имел двух детей. Как любящий муж, он больше походил на мужчину средних лет, который был без ума от своей семьи, и вся его жизнь вертелась вокруг нее. Если какой-нибудь наблюдательный человек встретил его на улице, то сразу бы определил по его задумчивому, но счастливому лицу, что человек этот женат и в свои молодые годы уже обзавелся детьми. Дон, как называла его жена Миранда, всегда был приветлив с другими людьми, несмотря на высокий статус, здоровался со всеми на своем пути и улыбался.

Держался в обществе он славно, с высоко поднятой головой - эта манера держать себя больше зависела от мускулов, нежели от душевного склада, и вечно мужчина был одержим мыслью, что еще не сделал ничего выдающего в жизни, чтобы быть счастливым.

Но однажды вечером, когда Испания покрылась снегом, а холодный воздух пробивался сквозь подошвы сапог, зима пришла и в радостную жизнь Дона. Он сидел на диване в гостиной, по настоянию своей жены, и устремив недоверчивый взгляд на ее раскрасневшееся лицо, ждал, что она скажет. Спустя не считаемое количество глубоких вдохов и выдохов, Миранда сказала:

- Дон, так сложилось, что я должна сказать тебе это сейчас.

Донован пытался подняться на ноги, но женщина жестом попросила его сесть обратно.

- Милая, я немного переживаю, - сказал мужчина. - Что-то случилось?

- Что с тобой было бы, если бы ты остался один? - выпалила Миранда, затаив дыхание.

Дону показалось, что он услышал совсем другие слова; ни обстоятельства, ни обстановка не подходила подобному тону жены. Он даже не понял, что она сказала.

- Что? - переспросил он.

Ответом послужила тишина, и Донован поднялся, направляясь к жене, которая стояла возле окна. Он протянул руки, чтобы обнять ее, но она отпрянула от него как от огня.

- Дон! - взмолилась она, призывая его к разговору. Сердце ее заколотилось. - Ты останешься один.

Он остановился в нескольких дюймах, и с непониманием посмотрел на Миранду.

- Почему я останусь один? - спросил он.

Одиночества не существовало в его жизни уже 9 лет. Дочь Миа и сын Трэвис украсили каждый пустой угол его души и наполнили звучанием недостающею симфонию. Странные мысли мелькнули в его голове: "Может всему виной роскошь, в которую он вогнал себя и Миранду?".

- Потому что я уйду от тебя, - прошептала она, и Дон резко поднял голову. Ее глаза украшали контактные линзы, и мужчина знал, что их настоящий цвет навсегда скрыт под тонкой оболочкой бесчувственности. Все это Доновану показалось шуткой, но, конечно, после таких слов и внушительной позы жены, все стало чисто и прозрачно. Дон не на миг не растерялся, ведь не считал, что проиграл в соревновании. Миранда была далеко не из застенчивых женщин - говорила она то, что думала и высказывала свое мнение, не переживая о чувствах других. Впрочем, ее слова редко кого задевали, потому что человеком она была не злобным и мысленно проводила черту между правдой и лестью. Краска вспыхнула на ее щеках, и она снова заговорила, так как Дон молчал:

- Я уйду сегодня, - вымолвила она, - сейчас.

- Почему? - лишь удалось сказать мужчине.

- Что почему?

Дон отвернулся к окну, где некогда зеленый газон превратился в белую пустыню. Платаны и пальмы на своих верхушках удерживали футы снега.

- Уходишь от меня. Почему?

- Потому что я не люблю тебя, - отрезала Миранда.

Едва он взглянул на нее, она сразу отвела взгляд и бросилась в противоположную сторону к лестнице, ведущей на второй этаж. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы забыть о ее словах и бросится к детскую, где играли Мия и Трэвис. Перепрыгивая через несколько ступенек сразу, Дон с испугу открыл дверь в комнату и увидел мирно играющих детей. Девочка прижалась к брату, положив щеку на его грудь, и с благоуханием слушала, как он читает сказку. Больше в комнате никого не было. Трэвис посмотрел на отца полным печали и тревоги взглядом, и поджал полные губы, изображая покорение. Точно такое выражение лица было у Дона несколько минут назад. Он решил остаться в детской, чтобы в случае чего предотвратить любые попытки забрать детей. Он сел на маленький диванчик воле стены и опустил голову на колени. Он старался проникнуться ощущением недавней новости, но в голове то и дело всплывало милое личико девушки, в которую он был влюблен, ее стройная фигурка и упрямство. Лишь тоненький голосок сына звучал вокруг и напоминал ему где он. Прошел час или больше, но обстановка оставалась прежней, что одновременно пугало Дона и приносило необыкновенную легкость. Мускулы его расслабились, слезы высохли, лицо порозовело.

На кроватке уже спала четырехлетняя Мия, а Трэвис сел возле отца с опечаленным видом.

- Сынок...- начал был тихо Дон.

Но Трэвис еще тише перебил его.

- Я знаю, папа, - он подвинулся, обнимая отцовские плечи, славящиеся своей шириной. - Я слышал, как она сегодня разговаривала по телефону.

Дон сильнее прижал Трэвиса, оставив мягкий поцелуй на взлохмаченной макушке. Сын необыкновенно был похож на него - чертами лица, волосами, даже форма ногтей напоминала отцовскую.

- Я люблю тебе, Трэвис, - прошептал Дон.

- Мы втроем будем самыми счастливыми, папочка, - с этими словами Трэвис выбрался из объятий отца и подошел к кроватке Мии. Немного постояв, любуясь ее спящим личиком, он подтянул мягкое одеяло ей до шеи и погладил розовую щечку. Услышав, как сзади него появился отец, он повернулся с улыбкой к нему и подозвал ближе.