"Память призраков"

Глава I. Освещая тьму

 

 

    Чёрный квадрат… Это выход или вход? Окно, настежь распахнутое в беззвёздное небо или монитор внезапно разрядившегося компьютера? А может это таинственная комната, в которой погасли все источники света, и затаилась неуловимая чёрная кошка? Как бы то ни было, это последний кадр любого засыпающего сознания. И временно гаснет оно для того, чтобы вспыхнуть с новой силой в подсознательном измерении, озарить на мгновения таинственную подоплёку жизненных кинолент, выйти за рамки замкнутого и мрачного пространства.

Это была старая запертая дверца, геометрические контуры которой очерчивал пробивающийся сквозь проём приглушённый свет. Ни ручки, ни замка в ней не прощупывалось, но любопытной душе, преисполненной охотничьего азарта, любыми способами хотелось заглянуть за неё. Вдруг, неизвестно откуда налетела стайка ярко‑синих бабочек и засуетилась над светящимися проблесками двери. Мотыльки облепили своим ажурным шёлком световой контур, и дверца легко поддалась, впустив в свой тайный мирок. Кто‑то по ту сторону сна, будто беззвучно приглашал просмотреть важную, но изрядно запылившуюся на полке картину.

А пылью историзма и заброшенности здесь, в зазеркалье чёрного квадрата, было овеяно всё. Единственным источником освещения служила лишь старая керосиновая лампа. Несмотря на тусклость, волшебная стайка резвилась вокруг сосуда с маслом, и свет его вдруг вспыхнул небывалой яркостью, осветив сумеречное подполье лазоревым светом. Перед глазами предстал большой зал, уставленный по всему периметру странными предметами. Отовсюду на входящего скалились черепа и зловеще щурились неподвижные уродцы в колбах. По обе стороны от входа потянулись стеллажи с забальзамированными и мумифицированными артефактами. Какой‑то музей ужаса или жуткое хранилище некроманта?

Посмотрите направо – там из банки вам приветственно улыбается жуткий младенец без головного мозга, которому вторят десятки таких же водянистых соседей. Извольте взглянуть налево – здесь вас томительно дожидаются составляющие зрелого человеческого организма: внутренние органы в мутном растворе, тошнотворные кружева раковых метастаз и гора беспорядочно разбросанных людских конечностей. Примечательно, что одни трофеи имели явный налет старины и профессиональной обработки, а другие выглядели пугающе свежо, словно эти отсечённые пальцы и внутренности изъяли у законных хозяев совсем недавно.

Приступ тошноты не заставил себя ждать, но его потеснил настойчивый импульс животного страха, когда с адских полок сверкнуло лезвие, приглушенно мерцавшее в гуще окровавленных органов. Однозначно не музей и не профессорская лаборатория, а тайная коллекция зверски жестокого маньяка! И, стало быть, он недалеко ушёл от своего страшного тайника. На выход, на выход! Скорее уносить ноги, пока они не пополнили кошмарную коллекцию.

Но коварные бабочки… Этим чертовкам будто не доставало острых ощущений, и они, оставив занятную лампу, настойчиво звали в самый сокровенный уголок мертвецкой. Сверкая сапфировыми крыльями, бесплотные мотыльки, как магнитом притягивали к самым опасным археологическим находкам. Их любопытство привело своего Шлимана в глубокий затемнённый альков, предусмотрительно прикрытый полупрозрачной шторкой, надобности в которой, на первый взгляд, не было. Ведь если в адском логове и появляются посторонние глаза, то исключительно для того, чтобы «украсить» очередную баночку с формалином.

Одно нетерпеливое движение и на наблюдателя выплеснулась тлетворная туча различных летающих и ползучих гадов. Отбиться от мерзопакостного клубка пауков, комаров и даже лягушек было непросто, но на помощь пришли вездесущие мотыльки. Они лишь мелькнули на фоне назойливой напасти, как она бесследно рассеялась и только одна зелено‑бурая жаба уныло прошлепала в противоположный угол зала, где громоздилось кашпо с экзотическими растениями. Благодаря спасительным бабочкам мрак чуть рассеялся и обнажил основное сокровище алькова, где одиноко таился странный деревянный истукан. Под другим углом зрения, находка показалась лишь постаментом для засушенной ритуальной головки. То ли нещадное время и специфическая среда сделали её такой тёмной, то ли первое впечатление не обмануло, и голова когда‑то была снята с плеч некоего африканца. Не открывая зажмуренных глазок и ссохшегося рта, артефакт внезапно рассмеялся потусторонним издевательским смехом, от которого в тайнике вздрогнуло всё, и такие вроде бы бесстрашные бабочки попрятались по углам.

А голова, похожая не на профессора Доуэля, а на африканского шамана, используя редкий момент, беззастенчиво попросила полить себя свежей порцией эликсира для упрощения общения. При близком рассмотрении, кувшин с заветным «эликсиром» оказался наполнен чем‑то очень похожим на жертвенную кровь. И действительно, повсюду в затемнённом углублении имелись пятна и кровоподтёки старых обливаний.

Нет уж, такого удовольствия уродливой кровопийце не хотелось доставлять, и голове, ни солона хлебавши, пришлось общаться вслепую. То, что некогда служило ей глазами, теперь представляло собой слегка чадящие угольки, похожие на прикуренные концы кубинских сигар. Но, используя гнетущее чревовещание, бестелесная мумия начала свой удивительный рассказ. Уверяла, что была полноценным человеком ещё относительно недавно. Будто бы она вовсе не археологический реликт или культовый фетиш исчезнувшей цивилизации, а сухой остаток от африканского эмигранта, погибшего при странных обстоятельствах двадцать лет назад. В странностях и экзотике никто усомнился бы, но заявление о том, что бывший владелец головы при жизни был милиционером, вызвало шок и недоверчивую усмешку, которая раздосадовала странного собеседника, и сморщенные глазки задымились сильнее. Вокруг распространился специфический запах, словно терпкая трава пережигалась с птичьими перьями.



Отредактировано: 10.12.2015