Пара/нормальная

Пара/нормальная

Моя душа похожа на проснувшуюся обнаженную девушку, которая не понимает, где она находится. Холод белых шелковых простыней, усыпанных лепестками нарисованных роз, высокие потолки и пустота – это все, что ей сейчас доступно. Она проснулась, но кошмар остался с ней. Нет ни одной двери, нет одежды, нет даже окон. Она ёжится под легким одеялом и молчит. Впрочем, кричать она уже пробовала: эхо замерло спустя три секунды, но вокруг ничего не изменилось.

Мысли не приходят к ней в гости, потому что им не за что зацепится здесь, и по заведенному кругу меняется направление взгляда моей души каждые сорок минут: потолок, стена, руки, потолок, стена, руки, потолок… Настигает ощущение вечности, потому что конец и край погрязли в круговороте. Дыхание спокойное и меланхоличное, а значит близкое к смертельному и безысходному.

Кто? Зачем? Почему? На какой срок запер мою душу в это пространство? Будет ли этому конец? Одно я хорошо помню: причина была в какой-то особой последовательности действий,  которые привели в застенок.

***

Четыре стеклянных стула стоят на черно-белых кафельных плитках. Ты сидишь напротив, отделяя себя  столом, стопочкой курильщика (зажигалка поверх пачки сигарет) и неестественно фиолетовой чашкой, нежно собираешь чайной ложкой моё сердце с молочной пены своего капучино. Одно движение и оно отправляется в рот, острый, хищный язык облизывает губы. Я жду слов, памятуя о разности восприятия. Нечеловечески длинные ноги в мини приносят пепельницу того же противного цвета, что и чашка. Продолжаю ждать.

Ритуальное подношение огня к табачной зубочистке и невидимый дым оплетает кольца локонов. Ты не издеваешься, ты думаешь и томишься принятием и проговариванием простых вещей. Я окунаю соломинку в латте и по кругу топлю сливки в кенийской жиже. Не мне начинать разговор, а потому, зажав горло четырьмя виртуальными руками, чтобы ни одного звука не просочилось, я улыбаюсь, оставляя самые меткие и беспощадные лучики за тонкими стенками зрачков.

Хрупкий фильтр ломается о керамику, и ты, нервно отставляя прах в сторону, протягиваешь мне руку. Перекрест подаю тебе кончики пальцев, а вместе с ними и сигнал доверия к любому сказанному слову.

- Завтра последний день

Молчу.

- Я бы не хотел, чтобы остались не исполненными обещания.

Опускаю голову так, чтобы не видеть твоих глаз.

- Оставляю ключи от квартиры. На зеркале инструкции по кормлению кота и поливу цветов. На случай моего возвращения, держи в доме зеленый чай с жасмином. Если не вернусь через семь лет – в правом ящике стола телефон моего юриста. Не нарушай границ дозволенного и береги себя. Завтра после семи можешь перевозить вещи.

Встал. Метал о стекло – ключи. Поднимаю глаза и тонким от немоты голосом отвечаю:

- Береги себя.

Не оборачиваясь, уходишь, а я остаюсь ждать, когда остынет кофе и к ногам вернется подвижность.

Мы прошли с тобой две интересных жизни, которые смогли пересечься на несколько совместно прожитых лет. Ты привёл меня в свой дом серебристо-шуршащей девчонкой в фате, а через пять лет я вынесла два чемодана одежды и пакет тетрадей за двери облагороженного жилища.

 Что я выносила тайно в себе, не знала даже я. Через два месяца, мне не хватило смелости оставить ребенка жить, еще через три ты меня ругал и проклинал за содеянное. Немного остыв, ты принял решение повторить попытку, но после третьего выкидыша, когда меня пытались спасти от смерти, добавляя чужой крови, я отказалась участвовать в самоубийственном безумии.

По разным концам одного города мы жили, стараясь не иметь общих друзей и приятелей, чтобы некому было напомнить или передать событийную информацию. Не помогало. С точностью до дня недели мы встречались случайно в разных местах, выдавливали из себя улыбки и проходили мимо. Ни смена жилья, ни смена работы не смогла нас избавить от этой закономерности. Приходилось смиряться и продолжать улыбаться.

В самые тяжелые времена это даже удерживало на весу, потому что, натягивая маску скорби, я вспоминала о том, что могу встретить тебя и случайно дать понять, что без тебя плохо. Гордыня вместе с заплеванным достоинством ни за что бы мне этого не позволили.

Мы так и не оформили документов на развод. Ни тебе, ни мне они были не нужны. Я не рассматривала предложений о вторичном браке, а ты не видел смысла тратить больше трех ночей на одну женщину. И теперь, когда ты уезжаешь на край света, я остаюсь единственной живой душой и прямым наследником имущества.

Из каких несказанных слов могла родиться эта западня? Что я должна была сделать, чтобы душа осталась свободной от оков пустоты? Множество событий не добавило ей счастья, и теперь в комнате без дверей и окон ей оставаться по милости глупого разума, гордыни и нежелания приобрести счастье.

Люди считают, что должна быть борьба за свободу, счастье,  любовь, а в процессе теряют интерес к самом предмету борьбы. Движения становятся бессмысленными и ненужными.

Я достала зеркальце, улыбнулась ему и плавно двинулась к выходу. Нужно позвонить агенту, чтобы подыскал жильцов в мою комнату на Сенной. Еще три шага, и я снова буду верить в то, что ты вернешься,  а сейчас из под темных очков скатятся две слезы, прощальные, и затихнут на подбородке. Главное не делать ничего,  не показывать виду, не привлекать к ним внимание, и никто ничего не заметит. Я пройду по поребрику, соскальзывая правым каблуком, чтобы равновесие телесное притянуло душевное.

Завтра я буду собирать вещи, заказывать машину и упаковывать все не нужное в ближайшие четыре месяца для архивирования на антресолях. А сейчас нужно сделать вид, что ничего не произошло, зайти в офис, улыбнуться директору и менеджеру, сняв очки. Продолжить оформление документов и письмо в Китай.

Я знаю, что эмоции проснуться вечером, когда закончится подаренный внимательным клиентом коньяк в бокале, а фильм про чужую любовь  будет  мелькать на маленьком широкоформатном моем ноутбуке, где-то на самой середине сюжета. Сначала боль, потом  обида, за ней слезы и, как прорыв стены этого отчаяния – злость и ненависть. И только после любовь и смирение с тем, что менять уже нечего.