Пассажир полуночного экспресса

Пассажир полуночного экспресса

Пассажир полуночного экспресса

На вокзале не было ни души. Я один стоял в окружении товарных поездов, дожидаясь экспресса, идущего в Бостон. Горели вокзальные фонари, и ночные мотыльки кружились в ритуальном экстазе у их ламп. Весь мир застыл, вслушиваясь в тишину, ожидая стука колес, дребезжание земли под тяжестью полуночного экспресса. Вскоре я увидел его. Поезд быстро и величаво шел на колею, перед которой стоял я, простой человек, одетый в серое пальто, с чемоданом в руке. Послышался гудок, и поезд остановился. Я был единственным из моего города, кто в ту ночь вошел в пятый вагон полуночного Экспресса.

В вагоне было пусто, сам он плохо освещен. Я занял свое место у окна, и начал вглядываться в темноту. В поселках, мимо которых мы проезжали, были зажжены фонари, освещавшие белые стены ухоженных домов с двускатными крышами, оставшихся после первых колонизаторов. Посидев и собравшись с мыслями, я достал из чемодана журнал. Это был старый выпуск «Weird Tales», в редакции которого я работал. Все было скверно в этом журнале: авторы, истории, бумага, но была в нем одна жемчужина – рассказы Говарда Филлипса Лавкрафта, человека, умершего, не получив широкого признания, но так заслуживавшего его. Я всегда удивлялся, как не могли редакторы высоко оценить его произведения. Но, я надеюсь, скоро к нему придет слава, уже в этом столетии этот автор станет известен всему миру.

В моем чемодане было немного вещей: журнал, бумажник, бутылка шампанского, бокал и одна красная роза. Любой мог бы подумать, что в Бостоне меня ждет возлюбленная, но оказался бы не прав. Мой путь лежал в Провиденс, где я собирался посетить скромную могилу Лавкрафта, моего любимого автора, возложить на надгробие розу и выпить бокал шампанского, произнеся тост. После смерти о нем забыли даже родственники, поэтому я желал воздать хоть какую-то почесть человеку, которого так несправедливо обделили славой и вниманием в литературных кругах. Кому-то покажется, что это абсолютно ненужное мероприятие, сиюминутная прихоть поклонника, разум которого затуманен впечатлением от только что прочтенного произведения любимого писателя, но для меня это значило намного больше.

Я проверил мой обратный билет. На нем была напечатана дата: «15 марта 1938 г.» Ровно год назад узкий круг литераторов узнал о смерти великого писателя, которому все еще предстоит покорить мир…Возможно, он ушел в свою Страну Снов, которую он с огромной любовью описывал во многих своих произведениях. Кто знает…

Я полистал журнал, ища рассказ. Он был почти в конце, довольно небольшой, но ни один из соседних по журналу не сравнился бы с ним в стиле или сюжете. Это был «Загадочный дом на туманном утесе», тот, что был опубликован в нашем журнале в 1931 году. Я любил перечитывать его, и потому снова начал жадно пожирать глазами строки. Почему-то этот рассказ вселял в меня надежду на то, что этот мир не так сер, как кажется с первого взгляда, и есть в мире что-то скрытое от наших глаз, но столь прекрасное или ужасное, загадочное, после случайной или намеренной встречи с ним жизнь бесповоротно изменится. Этим смыслом были проникнуты все произведения Лавкрафта, и именно в этом мне они казались такими прекрасными. В нем было что-то от декадента, но в то же время его понятие эстетики ушло еще дальше, чем можно было себе представить простым декадентам, которые причисляли себя к этому стилю только из-за моды на эстетизм. От этих лжеэстетов и не веяло истинным декадансом, прекрасным и загадочным, вселяющим особое чувство неприятия серой действительности.

«По утрам у скал за Кингспортом с моря поднимается туман. Белый и слоистый, он поднимается из морских глубин…» В окнах домов маленьких деревушек давно погасли огни. Я представлял себе тот самый Дом на туманном утесе. Волны бьются об скалы, и в маленьком окошке горит огонек… «Этот дом всегда стоял там – ходят слухи, что там живет Некто, говорящий с утренними туманами…» Я улыбнулся, представив, что сам писатель испокон веков и поныне живет там, в Доме на утесе.

Неожиданно кто-то тронул меня за плечо. Я поднял голову. Надо мной стоял человек в темном костюме и шляпе. Он спросил меня: «Не будете возражать, если я сяду рядом?» Я, соглашаясь и удивляясь, как незнакомец настолько бесшумно попал в мой вагон, кивнул. Человек сел напротив меня и снял шляпу. Я бросил взгляд на его лицо. Из-за плохого освещения его было плохо видно, но я различал его черты. Джентльмен показался мне знакомым, где-то я уже видел эти сжатые от природы губы, видел черты, выдающие потомка первых колонизаторов.

- Что читаете, сер? – спросил меня незнакомец.

- «Загадочный дом на туманном утесе» Лавкрафта. – сказал я. – Слышали об этом писателе?

- Слышал. - ответил он мне с легкой ухмылкой. – «Страх есть древнейшее и сильнейшее из человеческих чувств, а его древнейшая и сильнейшая разновидность есть страх перед неведомым…»

- Читали его «Сверхъестественный ужас в литературе»? – с восхищением спросил я.

- Можно и так сказать. – с легкой улыбкой ответил мне собеседник. – Журнал «Weird Tales»?

Я кивнул.

- Печатался в нем. Правда, это было давно… - задумчиво продолжил незнакомец.

- Под каким псевдонимом, сер? – спросил я, надеясь в будущем прочесть его работы. Он показался мне человеком недурного ума, достойного внимания.

- При всем уважении, я пожелал бы остаться инкогнито. Но вы и так уже читали мои произведения.

Я удивленно закрыл журнал и отложил его в сторону. Мне было не по себе, но в то же время любопытство перевешивало иные чувства.

- Понимаете, мир не всегда принимает писателей, ведь их – сотни тысяч. – продолжал незнакомец. – Многие даже не понимают, зачем они взялись за перо. Кто-то – из-за денег, кто-то – рад забавы, и только малая часть их понимают все значение писательства. Мир все еще не известен нам досконально, мы исследовали и смогли понять и осмыслить только тысячную часть его. И дело писателя – мечтать о неизведанном, и рассказывать об этом читателям. Ведь то, что написано на бумаге, может оказаться правдой.