Пассажирка

Пассажирка

                                                                                                             О несчастных и счастливых,

                                                                                                             О добре и зле,

                                                                                                             О лютой ненависти

                                                                                                             И святой любви.

                                                                                              (Константин Никольский “Музыкант”)

   Гимнаты! Гимнаты, гимнаты идут. Тоненький голосок торопливо бегущего мальчишки гулким эхом отдавался в широких полутёмных коридорах притихшего дома. А он всё бежал и бежал, заглядывая в пустые тёмные комнаты. Острый холодок страха покалывал его между лопаток заставляя вжимать голову в плечи и всё сильнее прибавлять шаг. Наконец, запыхавшись, он открыл большую, тяжёлую дверь в ярко освещённую кухню. Здесь были все. Отец сидя у стола как всегда занимался своими приборами. Ласково взглянувшая на него мать, стоявшая у жарко пылающего очага. А у тёмного окна  расположились две фигуры в чёрных, глубоко надвинутых треугольных шляпах и пыльных синих толи плащах, толи балахонах до земли. Они поворачивают головы, глядя на вбежавшего ребёнка...

   И тут мой сон как всегда резко обрывается. Бесчисленное количество раз я пыталась продлить его. Узнать, что же так взволновало и напугало вбежавшего на кухню мальчика в этих, в общем-то, заурядных фигурах в синих, запылённых балахонах. Вот только гипнос отключается всегда на одном и том же  месте. У меня есть ещё один сон, который дарит мне гипнос. Но он даже короче, чем предыдущий. Там буквально несколько минут какая-то девочка просто медленно идёт по цветущему лугу. Наклоняется и срывает голубые васильки и белые ромашки. Она неторопливо сплетает их в венок, потом резко поднимает свою головку и устремляет свой взгляд вверх к ярко светящему на безоблачном небе солнцу...

  И этот сон так же обрывается. Поэтому я, наверное, так никогда и не узнаю, что дальше случилось с тем мальчиком, или что же заставило девочку так быстро поднять голову, и что она увидела там в вышине. Да, а ещё, кому она плела этот венок. Эти сны остались единственным развлечением в моей тюрьме. Ибо я пленница. Я заперта в одной из кают погибшего космического корабля, дрейфующего где-то далеко за пределами обитаемой вселенной. Я не знаю, остался ли ещё кто-то в живых кроме меня. Переборка в моей каюте наглухо задраена и искорежена вместе со стеной так, что вряд ли без посторонней помощи я когда-нибудь смогу выбраться за её пределы в общий коридор. Что творится за переборкой, я не знаю.

  На моё счастье в каюте всё ещё исправно работает регенератор. Так что воздухом, пищей и водой я обеспечена. А вот с развлечениями туговато. Гипнос в момент столкновения почти вышел из строя. В его памяти чудом сохранились лишь два обрывка сна из того бесчисленного калейдоскопа снов, которые он мне предлагал ранее. В начале, сразу после катастрофы, тщетно попытавшись выйти из каюты, от полученного шока я впала в, своего рода, ступор. Я ничего не ела, только сидела и тупо пялилась в гипнос, до одурения прокручивая эти два обрывка, пока беспокойный естественный сон, наконец, не валил меня с ног. Но человек такое существо, которое по своей природе способно привыкнуть и адаптироваться к любым условиям или ситуациям. Постепенно я всё-таки кое-как стряхнула с себя оцепенение и стала понемногу замечать происходящее вокруг себя. Хотя…