Первозданная

Пролог

«Впервые я вдруг осознала, что в этом мире нет ничего совершенно

хорошего и совершенно дурного, что на каждой странице

найдется своя помарка, и даже в самой темной

ночи, как я надеялась, можно различить

мерцающий вдали огонек».

Джон Хардинг «Флоренс и Джайлс»

Впервые в жизни забиваю на принципы и крадусь к двери спальни родителей, чтобы приложиться ухом к деревянной поверхности и затаить дыхание. Ничего не могу с собой поделать. Уж, прости, совесть! Но там, как ни крути, практически решается моя судьба. Сердце в груди отплясывает остервенелую чечетку, грозясь позорно покинуть моё тело через горло. Я почти задыхаюсь от боли в глотке, настолько напряжена. Ощущение, что пульс отчетливо слышен за пару кварталов от нашего дома. Но меня это не останавливает.

Мне. Надо. Знать.

Очень плохо различаю голоса, предусмотрительные сородичи общаются шепотом.

Ну, спасибо, хоть не на языке жестов!

Хмурюсь, пытаясь различить хоть слово. Тщетно! От обиды слезы застилают глаза, я боюсь…

Внезапно дверь распахивается, и я, проклиная эффект неожиданности, плюхаюсь на грудь папы с характерным тупым звуком. Замираю и от стыда не решаюсь поднять взгляд, поджав губы.

– Сатик, ты невозможно предсказуема! – вымученно проговаривает, заставляя мою душу вывернуться наизнанку от этого тона.

Он крепко обнимает меня, целуя в лоб. И я умираю на месте. Начинаю реветь, орошая его рубашку крупными слезами.

– Девочка моя…

– Прост-тите, простит-те, – заикаясь от спазмов в горле, жалобно молю обоих, – мне надо! Жизненно необходимо!

Мама спешно подходит и кладет ладони на мою спину, подталкивая к кровати. Все трое мы оказываемся на мягком матрасе, и я уже вовсю трясусь от переизбытка эмоций, потому что оба моих родителя стискивают свою непутевую дочь, дабы облегчить ей страдания.

– Спокойно, спокойно!.. – командует любимый женский голос. – Раз решила подслушать, лучше уж сразу перейдем к вопросу…

– Дай ей успокоиться, Зар, – мягко перебивает отец.

И они замолкают, позволяя мне вдоволь наплакаться. Будто из тела сейчас выходит всё напряжение, копившееся на протяжении двух месяцев, в течение которых я неумолимо готовила их к этой мысли – я уеду. Покину родительский дом, любимых и самых родных людей, потому что есть в моей жизни одна необъятная священная любовь, с детства будоражащая всё естество.

Моя Армения.

Я бредила родиной, жить не могла, если хотя бы пару месяцев в году не проводила на её земле. Подыхала, если лето не встречала в окружении горных цепей, виднеющихся из окна бабушкиного дома.

Это вовсе не значит, что Москву я не люблю. Ещё как люблю! Друзей своих тоже люблю. Окружение, атмосферу города, интернациональность эту пеструю. И, вообще, народ русский обожаю, менталитет их просто огонь – кто бы что ни говорил. Никогда не понимала, почему столицу чернят негативными отзывами, мол, люди здесь злые, приезжих недолюбливают и т. д. Лично я сама никогда не встречала такого отношения к себе. Может, повезло.

Разве что, когда на работу попыталась устроиться по свеженькому диплому, нажитому потом и кровью, да и окрашенному в соответствующий алый цвет, познакомилась с завуалированным мнением о нерусских, так сказать. Меня жестко осадили по телефону, мол, девушка, нам нужны люди, в совершенстве владеющие языком, а вы армянка. И эта самая часть моего тела предательски прилипла к нёбу, поскольку охреневший от бестактного заявления мозг тупо не в состоянии был дать команду «фас». Иначе я эту распрекрасную хамку разорвала бы. Я в школе олимпиады выигрывала, у меня сочинения в классе единственные были без ошибок. Я читала литературу взахлеб, историю России лучше многих местных знала. И тут такое заявление.

Резко завершив вызов, я попыталась вспомнить хотя бы одного бестолкового представителя своей нации, из-за которого эта секретарша сложила свое нелицеприятное мнение. И не находила. Но понимала, что не всё так радужно. Конечно, «в семье не без урода». Разве это зависит от происхождения? Ударившись в философские изыскания, вспомнила, как в самой Армении с уважением относились к русской диаспоре, численность которой занимала второе место. Пусть и не такой большой процент, как у армянской диаспоры в России, но все же.

В общем, сознание перевернулось нехило так, переклинило от обиды. Подумала о своих родителях, первоклассных специалистах, ежедневно спасающих жизни. Мама у меня ревматолог, а папа – хирург. Сколько раз выдергивали его посреди отдыха или же ночью… Люди со слезами на глазах благодарили потом, а он упрямо отказывался от всякой материальной подоплеки. Хоть и деньги лишними не бывают, особенно, когда у тебя трое детей-студентов. Но этот горячо любимый мною мужчина был вымирающим видом сосредоточения благородства. Поэтому я всегда ходила с гордо поднятой головой. Семья у меня была настоящая. Нестандартная. Живая.

Ну, ладно, подумала, не бушуй, Сатик. Подумаешь, одна выразилась. На ней русское общество клином не сошлось же.

Но не отпускало.

В какой-то момент я просто задохнулась от четкого осознания: меня тоска снедает, я домой хочу, загостилась… Поэтому и не нахожу себе места. Всегда хотела жить на постоянной основе там, где родилась. Но это почему-то оставалось некой заветной мечтой…