Пёс.

Пёс.

Была осень. Обычная серо-золотая русская осень. Когда деревья в парке сквозь городскую пыль радовали разноцветными листьями тех людей, что изредка отрывали взгляд от луж на сизом асфальте. Слегка потухшее и уже мало согревающее солнце тянулось к воде и играло само с собой в солнечных зайчиков. А люди шли, спешили, торопились в их собственный беспокойный мир, для нас неизвестный и непонятный, хмурые, озабоченные – проходили рядом и исчезали навсегда. Я шла среди них, такая же, как и все, но для меня в воздухе плыли ароматы осени – мягкая смесь дождя, прелых листьев и последних цветов – и играли угасающие краски лета, преодолевая закопчённые шоры городской жизни. И среди серого потока людей я увидела его, лежавшего у парковой скамейки у входа. Чужой, холодный и безразличный взгляд. Слишком много видевший и слишком часто прощавший. Обычный, весь грязный беспризорный пёс. Но не было в нём той неведомой бездомной тоски, жалобного блеска и вечного ожидания боли. Его глаза отрешённо смотрели сквозь людей, а быть может, в самые души, и то, что он видел, лишь утомляло. Я тихо подошла, пёс не заметил меня – люди его уже не интересовали. Я села рядом и сказала, что не сделаю ничего плохого, а просто хочу погладить. Обернувшись на голос, собака внимательно посмотрела на меня, прямо и открыто, без злобы и покорности. Он не хотел ничего и никого не искал, ведь не потерялся, не родился на краю, не просил куска хлеба от чужих, потому что был он другом, и другом оставался, несмотря на то, что был предан, брошен и оставлен. Живи дальше один. Живи, как хочешь. Я провела рукой по вытертой шерсти на шее – да, ошейник стоит денег в отличие от собачьего сердца. Пёс вздрогнул и снова взглянул мне в глаза – уже с немым укором – что тебе нужно? Разве недостаточно растоптана моя душа? Дайте мне просто покоя… Дайте просто перемучаться, никому не мешая и лелея былые отблески счастья, когда был он нужен и любим.

Сколько людей ты видел, пёс? Кто-то хотел накормить, кто-то пинал в бок, а кто и желал накинуть стальную удавку на шею… Он отвернулся от меня и положил голову на израненные лапы – делайте, что хотите. Я снова дотронулась до его головы, красивой и широкой, с засохшей корочкой крови на шерсти, и рассказала, что надо просто идти со мной, обязательно пойти, что у него будет кров, еда и забота. А главное, свой человек. Ровной интонацией я пыталась успокоить его. Пёс снова пристально посмотрел на меня – подозревая новый подвох, очередную злобную шутку, вера его стала тонким весенним льдом. Но она была. И пёс поверил.

- Пошли, Пёс.

Он встал и пошёл.

Обречённо или за слабым ароматом прежней жизни – но пошёл.

У двери он остановился. Желал, страстно хотел войти, вернуть утраченную любовь, найти потерянный смысл жизни и боялся обмана и свежей боли. Шаг. Шаг между прошлым и будущим. Шаг в дом, что захотел принять отверженную душу или шаг в никуда, где не будет покоя. Выбор. И он его сделал.

Уткнувшись носом в колени, пёс что-то тихо сопел, чувствуя себя вновь нужным. О нём заботятся, беспокоятся. Его просто любят. Теперь он может быть тем, кем он был рождён. А он был Собакой.

Пёс ел не спеша, медленно, прихватывая тёплые кусочки, что таили в себе тепло человеческих рук, изредка, взвиливая хвостом, смотрел на меня – не хочу ли я тоже пожевать вкусненького.

А потом он спал. Спал днём, вечером и снова утром. Надо спать, много спать, чтобы забыть холодное одиночество, чужую ненависть, боль и отчаяние, голод и жуткую темноту бродячей ночи. Спать, чтобы оставить всё позади, забыть, запрятать далеко-далеко…

А на следующий день врач сказал, что Пёс тяжело болен. И если мне не жаль денег на лекарства и времени на заботу, то он может прожить несколько недель. А может, и месяцев. Видно, жаль было его прошлому хозяину… Не ведал цены он живой душе. Быть может, не имел и своей. А Пёс обречённо сжался в комочек. Он уже слышал эти слова. Что положили конец его прошлой жизни.

Не бойся, Друг.

Пёс нёсся впереди. Сильный, гибкий и вольный. Что нужно ему в этой жизни – мягкое касание любимой руки, миска тёплой еды, летящий над полем аппорт, мягкая подстилка с пищящей игрушкой. Не было болезни, ушла, убежала от Его дома. Пусть его последние дни будут счастливыми. Даже если для нас они - мгновения.

Иногда он смотрел на меня часами. Ждал команды, просьбы, внимания – не знаю. В его глазах нельзя было прочесть ничего. Они были бездонны. В них была вечность.

Ночью Пёс умирал. Он пришёл ко мне, прижался и тихонько скулил, пытаясь рассказать мне всё то, что было на душе. Но я знала. Знала, что ему не хочется умирать, оставлять недавно обретённое счастье, ему жаль меня, ему хотелось быть всегда рядом. Но позади него стояла Судьба. Пёс заглядывал в глаза, всё скулил и скулил, не понимая, что всё я уже знаю. Весь наш новый маленький мирок рушился и исчезал. Прости, если что-то я не успела. В последние минуты Пёс затих, чувствуя, что уходит навсегда.

Я снова иду, снова одна и снова чужие люди. Но я знаю то, о чём они и не подозревают. Я жду шагов, быстрых и лёгких, жду, когда холодный нос ткнётся в ладонь. Я чувствую его одиночество. И его ожидание. Но понимаю, мы всё равно вместе. Его чистая и преданная душа невидимой тенью следует за мной, охраняя и любя. Молча всегда, желая сказать, что он рядом, но зная, что нельзя нарушать покой. Он будет ждать и оберегать.

Когда-то я спросила одного знакомого, бывшего кинолога, уходящего в разведку, не боится ли он погибнуть. Он сказал, что не боится смерти. Смерть страшна своей неизвестностью, и что переступают её всегда в одиночестве. А он не будет один. У тёмного порога будет ждать его Латка. Его храбрая маленькая овчарка, погибшая в прошлой командировке. Ждать, чтобы показать дорогу к Свету. Не страшно идти, ощущая шерстяное тепло у ноги. Биение преданной души. А собачья душа перевесит любые весы Судьбы.