Песнопения о сне и яви. Забытые истории основателей

Пролог

Их выдавало гнилое, с кисловатым привкусом, теплое сбившееся дыхание. Тяжелые шаги и нервные, будто звериный рык, — голоса. Злобные, прерывистые. Уставшие от длительной погони. Их было много. Скрежет металла доносился отовсюду.

— Ищите девчонку! — приказал вожак, размахивая руками. — Ищите её!

Его было хорошо видно. Самый высокий, в плаще с капюшоном и металлической застежкой у горла. Она отбрасывала в лунном свете блики.

«Один выстрел, глупый, и нет тебя! — огрызнулась внутренним голосом Малия, радуясь, что прячется надежно и сожалея, что без оружия, словно голая. — Даже шпильки нет».

Однако ей быстро пришла опровергающая мысль: их много, она одна. Один выстрел для вожака, будет такой же смертельный и звенящий в ее сторону. Малия выдаст себя. В жадном поиске добычи — глаза устремятся в ее сторону. И тогда убежать она не сможет.

— Она нужна повелителю, — сорвался вожак на новый хрипловатый крик. Толпа раздраженно по-звериному заухала в ответ, выдавая нетерпеливую натуру. — Ищите!

Как надрессированные собаки на слово «ату!» полсотни вооруженных агрессивных замерзающих в лесу мужчин бросились в рассыпную. Кто куда. Принюхиваясь, словно звери на охоте. Дикие. Жадные. С тягучей белой слюной у рта.

«Эта свора не видит меня в темноте», — заметила Малия, следя за передвижениями крупных теней вдалеке. Девушка, вжавшись в широкий ствол дерева, у самых корней, под раскидистыми ветками — пряталась. Старалась ровно дышать и не шевелиться чтобы не выдать своего присутствия.

Малия почувствовала, как её ступни заледенели. Онемели. От покалывающих ощущений в ногах ей вдруг захотелось заплакать и завыть на устах только с одним вопросом: как она впуталась во все это?

А что «это»? Малия ничего не помнила. Она сама, как и весь мир вокруг, для нее — чистый и гладкий лист. Не тронутый, свежий, никакой желтизны и чернил. Только одно. На руке, чем-то острым, были выведены корявым отрывистым почерком буквы и складывались в слово «Малия». Свежие порезы, еще не затянулись. Иногда кровоточили и зудели. Она решила, что это ее имя. А чье еще? Вряд ли милой ручной зеленоватой и послушной черепашки…

Рядом кто-то пробежал и тут же затих, в глубине тьмы.

«Рано еще покидать свое убежище, — чуть высовываясь из своего укрытия, подумала Малия. Она огляделась по сторонам и нырнула обратно. Спиной девушка прислонилась к дереву и прикрыла глаза. — Только не засыпай», — напоследок приказала она себе и сделала глубокий вдох.

Воздух казался ей плотным и теплым. Шелест листвы над головой напевал свои правила. Будто предупреждал о чем-то. Накрапывал дождь. Солнце давно зашло за горизонт.

Малия потерла ладони. Чувствовала, как руки леденеют. Подышала и растерла, отдавая последние крупицы внутреннего тепла. Она не помнила сколько времени уже находится в пути. Она бежит. Не оглядываясь. Малия потеряла счет дням, что она провела в пути. За это время каких только линий горизонта не видел ее взор. Встречались и горы, и полноводные реки. Болота и равнины. Продолжала бежать, не помня от чего или к кому. Бежала, мечтая о тепле и беспробудном сне. Ее длинные промокшие черные кудри обняли плечи, словно щупальца, прилипли к коже.

Положив на плечи шерстяную красную накидку Малия уснула.

***

— Ай!

Малия открыла глаза. Кто-то крепко держал ее за волосы.

— Больно, — взвизгнула девушка, пытаясь освободиться от сильной хватки. Рядом послышался раскатистый мужской смех. Удовлетворенный. С нотками наслаждения.

— Попалась, пташка, — мужской грубоватый с хрипотцой голос, пропел от удовольствия. Его грубые мозолистые в грязи руки тянули ее за волосы из укрытия под деревом. Он снова засмеялся, перехватил ее. Держал за ноги.

— Долеталась, — подтвердил другой, хмыкнув.

Подперев дерево, стоял третий. Безразлично ковыряя ножом грязь под ногтями.

— Скорее доползала, — ответил первый, уверенно державший Малию.

Девушка пиналась, била руками. Первому угодила между ног, и он протяжно завыл. Она попыталась встать на ноги и убежать что есть мочи, но второй поцокал и задержал ее рукой. Аккуратно. Нежно. Чуть задевая. Она покорно остановилась, внимательно всматриваясь в его острые чарты лица и темные длинные волосы.

— Не стоит спешить, пташка.

— Держи ее, Гарридан, — первый перевел взгляд на безразличного, — ты не собираешься нам помогать, Нандру?

— Не-а, — выдержав паузу, не отвлекаясь от своего маникюра, ответил третий, — ты и сам сделал все как надо, Петре. Он оскалился, оголяя свои желтые гнилые зубы.

— Нам всего лишь надо дождаться Косташа, передать нашу пташку, — он бросил на нее короткий взгляд, подмигнул и слегка улыбнулся, — и разойтись, — спокойно продолжил Нандру.

— Ты прав, но тут кроме нас и… — Петре жадно оглядел Малию, — пташки нет никого.

— Он, — выделил интонацией Гарридан, приподнял бровь, явно на что-то намекая, что-то личное, только им известное, — нам не простит.

— Да, — Нандру решился встать на сторону доброго товарища, — он, — так же, как и соратник выделил «он». Что-то было в этом слове. Некий смысл. Подтекст в этом «он». То, до чего нельзя дотронуться. Что-то незримое, божественное, — нас в пыль сотрет и глазом не моргнет… Ты слышал истории о нем?