Петрович

Петрович

В управлении строительной кампании «Монолит» играла музыка. Слышались весёлые голоса мужчин и заливистый смех женщин. Сотрудники компании отмечали досрочную сдачу объекта. Веселились все: 
Строгий директор Рустам Давыдович, он лихо отплясывал лезгинку. А вокруг гарцующего «джигита» директора плавно перемещалось необъятное тело главного бухгалтера Тамары Васильевны. 
Главный энергетик Дмитрий Григорьевич что-то импульсивно доказывал инженеру Петрову. 
Прораб Василий Ложкин, несмотря на, радикулит выделывал лихие кренделя ногами. 
Но праздник когда-нибудь кончается, кончился он и в «Монолите». 
Наступило утро. Яркий луч летнего солнца заглянул в комнату на пятом этаже. Пробежав по стене, он скользнул по шкафу и увидев спящего человека, метнулся к нему. Словно весёлый щенок он принялся щекотать человеческий нос. Нос морщился, кривлялся, в бесполезных попытках убежать от назойливого солнца. Всё напрасно. 
Человеческое тело застонало и зашевелилось. Весёлый лучик света отпрыгнул от лица мужчины. Человек снова застонал. К Василию Ложкину постепенно приходило сознание. Сознание чувствовало себя подавленным. Ему совершенно не хотелось возвращаться в тяжёлую и больную голову. Сознанию хотелось спать или вообще – умереть. Но делать нечего, и оно с трудом забралось в голову Василия. 
Василий Ложкин постепенно приходил в себя. Он решил подняться с кровати, но этому помешала тяжесть в спине. На спину что-то довило. Виталий вновь упал на место, где только что спал. Тогда он решил поработать ногами. Но и этого он проделать не смог. Ноги кто-то связал. 
Василий вспомнил, что ему снился сон: он убегал от врагов и спрятался в траншее. Но враги его догнали связали и затащили под навес. После чего избили и облили водой. 
Нет. На счет воды он погорячился. До Василия дошло — это не вода. Это он сильно вспотел, когда спал. «Может, и врагов не было». Подумал он. «Но кто его связал»? 
Превозмогая боль в спине он словно раненый солдат пополз по-пластунски на свободу. Проползти удалось всего один шаг. И силы его покинули. Отдышавшись, Василий склонил голову и увидел своё многострадальное тело. 
На нём майка, с тёмными пятнами от вспотевшего торса, семейные трусы и ноги, завёрнутые в простыни. Тело находилось рядом с диваном. «Тьфу ты это я во сне упал с дивана и запутался в простыне». Счастливо подумал он. Врагов не было, его никто не пытал. Он в своей квартире, живой и здоровый. Вот со здоровьем накладка. Всё болит, особенно голова.
Василий, распутав ноги с удивлением, уставился на них. Ноги обмотаны серыми портянками. Не успев осознать увиденное, портянки исчезли и вместо них появились самые обычные чёрные носки. Василий вздохнул и улыбнулся.
Встав с пола, он тут же рухнул на колени. «Он не дома. Он на корабле». С ужасом подумал Василий. «Иначе как объяснить, что под ногами пол раскачивается и пытается его столкнуть»?
Помотав больной головой, Василий в очередной раз ухмыльнулся своим мыслям. «Какой корабль? Вчера был банкет, и я дома. Ну и напился же я вчера»!
Он сел на пол и обхватил голову руками. К больному телу пришло ещё одно чувство. Неприятное, сухое, шершавое. 
— Пить. — Простонал человек.
Но сухое горло выдало лишь жалкий хрип. «Всё же его пытали. Эти враги из сна, вероятно, широко раскрыли рот и начисто высушили его строительным феном». Василий помотал головой, отгоняя очередной бред. Подняв голову, он увидел перед собой стол, а на нём…
На столе стоял стеклянный стакан с водой. Вернее, наполовину полный стакан. «Наверно Наташка цветы поливала и оставила остатки на столе. Умница, моя. Заботливая жёнушка». Весело подумал Василий и, не вставая с качающего пола на четвереньках, пополз к спасательной жидкости. 
Стакан приближался. Теперь он был до краёв наполнен водой. Через мгновение он запотел. Маленькая капля воды медленно сползала по запотевшей стенке стакана, оставляя за собой влажный след. 
Василий непроизвольно сглотнул. Горло процарапал сохой комок. Человек вытянул дрожащую руку перед собой и схватил живительную влагу. Вмиг Василий опрокинул в себя содержимое стакана. Влага потекла освежающим потоком по шершавому горлу. Смачивая все на своём пути и даря прохладу. 
— О - о - о. — только и смог он произнести.
Пустынная сухость рта преображалась. Постепенно увлажняясь на ней образно говоря, зацвела трава. Полетели бабочки и радостно запрыгали дети. Но затем они ушли, оставив за собой неприятные мокрые лужи и маленькие коричневые холмики. Очень быстро это всё загнило и во рту Василий почувствовал неприятный запах, исходящий изо рта и такой же гадостный вкус. 
Собравшись с силами, он поднялся с пола и широко расставил ноги. Пол покачался, но быстро успокоился, осознав, что человека не сбросить. Василий хмыкнул и на негнувшихся ногах поковылял на кухню.
На кухне он первым делом распахнул дверку холодильника и обомлел в очередной раз: на средней полке красовалась, искрясь мелкими искорками «чекушка» водки. 
— Радость моя, благодетельница! — воскликнул Василий и, схватив её, зубами сорвал пробку.
Ноздри, почувствовав резкий запах алкоголя, зашевелились. Желудок радостно заурчал, печень безмолвно схватилась за голову.
Василий сел за кухонный стол и, пододвинув к себе фарфоровую кружку, опрокинул в неё бутылку с содержимым. Но жидкость не полилась. Она, словно издеваясь над ним, упёрлась в дно бутылки. 
— Вот зараза. — сквозь зубы прорычал Василий и легонько ударил по дну бутылки. 
В следующее мгновение он ощутил себя стоящим на заснеженной поляне. В руках бутылка, но пустая. «Вылил что ли»? удивился мужчина. Но он тут же осознал всю нелепость происходящего. Он в майке и в трусах. Обутый лишь в носки стоял покалено в холодном снегу. В самом настоящем. Белом, пушистом снегу. 
Подул слабый ветер. Василию стало зябко. 
— Белочка. — Вслух произнёс он. — Бред. 
Василий сильно ущипнул себя за руку и непроизвольно вскрикнул. На руке тихонько расплывался синяк. Снег никуда не пропал, а наоборот начал тихо падать на землю. Стало ещё холоднее. Василий, не выпуская бутылку из рук, обхватил себя за плечи. «Что же делать? Холодно, очень хладно». Чертыхнувшись в очередной раз, он побрёл вперёд. 
— Если идти в одном направлении, то обязательно выйдешь на дорогу. — Подбадривал он себя. 
Но это помогало слабо. Тело мёрзло, тряслось в попытках согреться. Мокрая майка обледенела. Волосы покрылись ледяной коркой. 
Высоко задирая ноги, Василий как можно быстрее шёл через сугробы. Его подгонял холод и страх. Страшно не хотелось замерзать в этой снежной пустыни. 
Впереди показалось чёрное пятнышко. Пятнышко росло и увеличивалось в размерах. Постепенно удалось увидеть, что это было — впереди явно виднелась человеческая фигура. Лохмата шуба, шапка «ушанка» с поднятыми вверх ушами. 
— Эй! — радостно закричал Василий. — Товарищ подождите! 
И он словно цапля поскакал к фигуре. 
Человеческая фигура направилась к нему. В тот же мгновение Василий замер. Фигура двигалась прыжками. Высоко подпрыгнув, оно с метр летело в воздухе, после чего падала в снег и снова подпрыгивало. Через несколько минут Василий осознал кто это. 
К нему скакал здоровый заяц. Ростом с полтора метра. В шубе, с заячьими ногами, обутыми в большие валенки и руками с грубыми рукавицами. Лицо, вернее, морда, словно пародия на человека. Морщинистое лицо сильно пьющего человека. Передний зуб, торчал, как у порядочного зайца. Второй явно был выбит. На голове шапки не наблюдалось. Волосатую голову украшали самые обычные заячьи уши. 
— Ты что бегун? — шепеляво спросил заяц.
— А?
— Сбежал, говорю? Нет? 
— Вы кто? — с трудом принёс замерзающий Василий.
— А, новенький. — обрадовался заяц. — Пил?
— Кто? — в очередной раз удивился Василий. 
— Пушкин, Александр Сергеевич. — рассмеялся заяц. — Ты, кто же ещё. Вчера бухал?
— Банкет, был. — промямлил Василий. 
Заяц закатился от смеха, притоптывая ногой в валенке. 
— Холодно. — пожаловался Василий.
Это вызвало очередной бурный смех у зайца. 
— Попрыгали, бедолага. — отсмеявшись произнёс заяц. 
— Куда, извините. — спросил Василий и шмыгнул носом. 
— В контору, бедолага. К таким же бан-кет-чи-кам. По слогам произнёс заяц и развернувшись запрыгал по своим следам. 
Василию не оставалось нечего другого как побежать за ним. 
Шли они довольно долго. Заяц, как нив чем не бывало, прыгал впереди. А он, Василий еле передвигал окоченевшие ноги. На чём свет, матеря своего начальника, бухгалтершу и объект. «Чтоб я ещё пил». И он замотал головой. 
Вскоре показался длинный забор. Немного пройдя вдоль забора, они вышли к калитке. 
— Эй! — закричал заяц — уснули что ли?
Не дожидаясь ответа, он быстро забарабанил ногами в калитку. Дверь приоткрылась и показался ещё один представитель ушастых.
— Ну чего ломишься? 
На плече у него висела старая двустволка, с исцарапанным прикладом. В руке он держал огрызок морковки.
— Свои. — жизнерадостно крикнул шепелявый. — Вот бедолагу веду. На перевоспитание.
"Сторож", так мысленно назвал его Василий, хмуро осмотрел его с ног до головы и безразлично произнёс:
— Проходите, раз пришли.
Василий и заяц вошли в калитку. За забором, куда ни глянь, лежали горы снега. Разномастные мужчины собирали его большими лопатами и грузили в подвозимые тачки. Несмотря на разницу в росте и возрасте, все они казались братьями. Подойдя поближе, он понял, что их объединяло. Лица. Лица глубоко пьющий людей. Угрюмые. С отпечатком безысходности. Они монотонно гребли снег и сыпали их в тачки. Другие, такие же мужики быстро увозили их куда-то и тут же им на смену приходили другие. 
— Давай, в работу включайся. — прошепелявил знакомый ему заяц и длинными прыжками ускакал прочь. 
Василий, переминаясь с ноги на ногу не знал, как ему поступить. 
— Товарищ, вы совсем окоченели. — услышал он голос справа от себя. Повернувшись, он увидел кто к нему обращается. 
Невысоких худой мужичок. На плешивой голове надета не по размеру маленькая ушанка. Одет в тулуп и валенки. 
— Товарищ. Вы синий совсем. — продолжил разговор незнакомец. — Вот возьмите.
И он снял с себя тулуп. Василий схватил предложенную одежду и тут же закутался в тулуп. Немного согревшись, он сообразил, что до сих пор сжимает в руке пустую бутылку. 
— Вот зараза. Всё из-за тебя. 
И, размахнувшись, он швырнул её вдаль. 
— Товарищ. Так делать нельзя. Они не простят. 
— Кто? Да что здесь происходит? — начал вскипать Василий. — Вот вы кто? Дворник? 
— Нет. Помилуйте. Какой я дворник. — махнул рукой мужичек. — Я преподаватель. Профессор филологии в МГУ. 
Василий недоумённо уставился на собеседника. 
— Мы все здесь по одной причине – алкоголизм батенька. — произнёс профессор.
— Вот такие дела. — Вздохнул он. 
— Бред! Фарс. Это розыгрыш. Не верю! 
— Молодой человек, не утруждайтесь. Лучше работайте.
— Вот. — и профессор протянул ему лопату. 
— Да пошёл ты, тоже мне интеллигентный алкаш. 
— Зря вы так. Нехорошо. — замотал головой филолог. 
— Почему не работаем? Почему снег не гребём? — К ним подскочили двое зайцев. Похожие на того, первого. Только зубы целые. 
— А, ну пошли отсюда ушастые! — страшно закричал Василий и угрожающи поднял лопату. 
Мелькнуло что-то серое и Василий почувствовал резкую боль в солнечном сплетении. Дыхание перехватилась, и он согнулся пополам. Сокрушительный удар обрушился по затылку. Он и свалил Василия на снег. Дальше зайцы били лежащего прораба лапами, обутыми в большие валенки. 
Метрах в десяти стояли угрюмые мужики и не вмешивались. Некоторые опустили орудия труда и, скрутив самокрутки, закурили. Другие бросили тачки и наслаждались неожиданным отдыхом. Сознание услужливо покинуло многострадальную голову Василия. Свет погас и наступила мгла. 
Очнувшись, Василий ощутил тепло. С трудом открыв один глаз, второй открываться не пожелал, он осмотрелся. Оказывается, лежит он на деревянной лавке в каком-то бараке. Рядом находятся одинаковые двухъярусные нары. На них потрёпанные мужики. Некоторые молча курят. Слышатся хрипы, кашель. В воздухе витают ароматы давно нестираных портянок. 
— Очнулись? Вот и славно. 
Василий повернул голову на голос. Рядом сидит знакомый ему филолог, но без шапки. Он улыбается щербатым ртом. 
— Я вот вам обувку вам справил. — с улыбкой произнёс он и протянул прорабу сильно поношенные сапоги с порванным голенищем. 
— Где я? — трогая опухший глаз, спросил Василий. 
— Рабочий барак. Кстати, я профессор Станислав Петрович, а вы?
— Василий, прораб. 
— Очень приятно с вами познакомиться. Вам, наверное, интересно, где вы и как здесь оказались?
— Да, хотелось бы. Василий попытался приподняться, но тут же острой болью пронзило поясницу. 
Василий ругнулся матом и упал на твёрдую поверхность скамьи.
— Не надо, они этого не любят. 
— Кто? — морщась и поглаживая поясницу, спросил Василий. 
— Зайцы. — последовал ответ.
— Да кто они такие? 
— Видите ли, Василий, — начал филолог. — Когда человек сильно пьёт, к нему приходит так называемая белая горячка. «Белочка». Но в нашем случае всё иначе. Я думаю, это некая другая реальность. Место по исправлению сильно пьющих индивидуумов, вроде нас с вами. 
Василий фыркнул. Но его тут же прервал профессор. 
— Не стоит смеяться, молодой человек. Я здесь уже третий раз.
— Это как?
— Видите ли, я преподаю. Предмет сложный на экзаменах студенты преподносят мне презенты. А я, понимаете характером слаб. — и профессор развёл руками. — Сперва я также возмущался, буянил, а затем обвыкся и ничего. Выпустили.
— Как это? — не обращая на боль в спине, приподнялся на локтях прораб. 
— Если ты осознаёшь свою никчёмность и решаешься завязать с пагубной привычкой, то тебя отпускают. У них ящик такой есть. Открывают его и тебя туда засовывают. 
— И? —жадно спросил Василий. 
— И ты оказываешься ровно в то же время и в том же месте, откуда пропал. Вот только с переменой в душе. 
— А вы как три раза? — не унимался прораб.
— Я слаб. Организм сильно ослаблен алкоголем. Вот и не сдерживаюсь. Во второй раз страшно было. К белкам попал. 
— К белкам? — у Василия непроизвольно расплылся в улыбке рот, и он засмеялся. 
— Не смешно, Василий, а очень страшно и больно. Там вообще ад. 
— Еда, жрачка, хавать! — разнеслось по бараку. 
— О, еда. Вы лежите, я сбегаю. — и профессор, вскочив, растворился в людском потоке. 
Появился он спустя полчаса. В руках держал две железные миски. 
— Держите. — и он со счастливой улыбкой протянул миску Василию. 
Василий молча взял предложенную еду и взглянул на содержимое. В миске находилась неприятная субстанция, отдалённо напоминающая кашу, цвета детской неожиданности. Он недоумённо посмотрел на Петровича. Тот быстро уплетал свою порцию алюминиевой ложкой. Василию стало муторно. К горлу подкатил неприятный комок. 
— Что это?
— Каша. Морковная. Со специями. — облизывая ложку выдал ответ филолог. — А вы почему не едите?
— Аппетита нет. — и Василий протянул свою порцию Петровичу.
— Мне? — жалостным, голосом спросил филолог.
И получив кроткий кивок головой быстро схватил миску и принялся поглощать содержимое. 
Василий смотрел на филолога, на быстро мелькающую ложку и думал о доме: «Как там его супруга? Как дела на стройке? Эх задвижки импортные на улице остались. Дождь обещали. А бригадир, Михалыч про них поди забыл? И телефона нет предупредить». Ему стало тоскливо. Хотелось поднять голову кверху и завыть. Василий посмотрел на потолок. Грубые доски. Щели, паутина. На свисающей паутинке болтался сухой трупик мухи. На Василия нахлынули воспоминания. Он понял, что бессмысленно прожигал жизнь. Топил ее в хмельном тумане. Ругался с женой после банкетов. Поздно возвращался домой. А теперь он тут, под охраной рослых зайцев. Василий молча уставился в угол. Из его карих глаз медленно скатилась скупая мужская слеза. 
— Вы батенька поспите. Оно и отпустит. — услышал он ласковый голос филолога. 
Василий молча опустился на подушку, набитую сеном, и провалился в глубокий сон без сновидений. Больше похожий на глубокий обморок.
Наступило утро. Дверь барака открылась, и зайцы погнали людей на уборку снега. Василий крепко спал. Он завернулся в тулуп и поджал ноги под себя. Ни криков, ни шума он не слышал. Проснулся прораб от грубых толчков вбок. С трудом разлепив глаза, Василий увидел перед собой улыбающегося Петровича. Но голове малоразмерная шапка, а на худых плечах накинута почти новая фуфайка. Размер явно великоват. В незамысловатый гардероб уместились бы как минимум два Петровича. Но он не замечал этого. Лицо светилось от счастья. 
— Ты чего такой весёлый. — закрыв глаза спросил Василий.
— Новый день настал, я живой. И одёжу новую приобрёл. 
— Молодец. — засыпая ответил Василий.
— Вась, вставай. Побудка работать пора. 
— Чтоб этих зайцев волки съели. — пробормотал Василий и, сел на лавку. 
К ним подскакал рослый заяц. 
— Бездельники, прожигатели, никчёмные дети Адама. А, ну встали и бегом на уборку снега!
— Идём, бежим. — согласился с ним Петрович. 
— Давайте, не будем гневить власть. — обратился он к Василию и помог ему подняться. 
— А ты. — и рослый заяц указал варежкой на прораба — за мной. 
— Да помилуйте, гражданин начальник. — взмолился Петрович, — мы работать идём. Двойную норму справим.
— Двойною это хорошо. — расплылся в улыбке заяц. — Ты иди работай, родной. 
— А ты. — и он повернулся к Василию, — за мной. 
Ушастый, развернувшись, поскакал из барака. 
— Не волнуйся за меня, Петрович. Спасибо тебе. — Василий направился за зайцем.
— За что, Вась?
— За человечность. — не оборачиваясь выкрикнул тот и вышел на улицу. 
— Храни тебя Бог. — прошептал Петрович и сгорбившись, шаркающей походкой направился за ним. 
Василий в сопровождении рослого зайца подошёл к избе. Большие брёвна, поросшие мхом. Маленькое окошко. Из кирпичной трубы лёгким облаком поднимался дым. На входной двери красовались две перекрещенные морковки на фоне капустного листа. Заяц, открыв дверь, шагнул вовнутрь. Дверь громко захлопнулась за ним. Но тут же открылась. Показалась заячья голова. 
— Заходи. — произнесла она и снова исчезла. 
Василий, отряхнув сапоги от снега, открыл дверь и шагнул в избу. Он оказался в хорошо протопленном помещении. В двух шагах от входа красовалась самая настоящая русская печь. Лежанка на печи задёрнута серой материей. Из-под неё торчал кусок цветастого матраса. На стене висит плакат: "человека - обществу, мужа - семье". Посреди избы стоял дубовый стол, а за ним пожилой заяц. Над ним красовался белая картонка с нарисованным графиком. "Показатель уборки снега". Гласила надпись над ним. Стрелка графика неумолимо двигалась вверх. 
Шерсть у зайца за столом торчала скомканными пучками. На носу очки, с квадратными стёклами. Зубы крупные, но сильно сточенные. Заяц держал в лапах бумажную картонку и внимательно вчитывался в текст на ней. 
— Василий? Спросил он, не прерывая чтения. 
— Да, верно. 
— Руководитель?
— Не понял?
Заяц поднял на него взгляд поверх очков.
— Тупой, что ли. Мозг пропил? Прораб, ты людьми руководил?
— Да, я прорабом на стройке работаю. — сдерживая нарастающий гнев, промолвил Василий. 
— Хорошо, по специальности работать будешь.
— Не понял это как? — удивился Василий. 
Но ему никто не ответил.
— На пятый участок его. Пусть работу организует.
— Там же бичюганы. — удивился рослый Заяц. 
— Тебе то что. Не справится – к белкам. Проговорил заяц в очках и вернулся к чтению текста на картонке.
Рослый пожал плечами и толкнул Василия.
— На выход, прораб. 
Они вышли из избы. Василю стало зябко. Хотя холод не ниже минус пяти градусов. «В избе жарко». Подумал он. 
— Давай, за мной не отставая. 
И заяц длинными прыжками запрыгал прочь от избы начальства. Василий побежал за ним. Бежал он минут пятнадцать. Вскоре они оказались на поляне. Посреди огромная куча снега. Рядом мужички вяло ковыряли снег. Возле них лежала двухколёсная тачка, а на ней сидел огромного вида мужик с лысой головой. На нём облезлый тулуп, на ногах серые валенки. От мужика поднимался лёгкий пар. 
— Твой участок. — как-то с издёвкой произнёс заяц. — Прядок наводи, а мне пара. 
И тут же ускакал. 
Василий стоял и смотрел на мужичков. «Видал я таких». Подумал он и вспомнил как, сразу после института его направили на одну стройку. А там девяносто процентов бывшие осуждённые, со своими законами и своими старшими. Там он и приобрёл бесценный опыт управления людьми. 
Пауза затянулась. Прервал её здоровый лысый мужик. 
— Тачку бери, снег нагребай и туда вези. 
Василий посмотрел в указанном направлении. В ста метрах виднелась маленькая кучка снега, медленно засыпаемая снегом. Василий подошёл к здоровому. 
— Ты кто?
— Пахан, а ты козявка.
— Здоровый. — с уважением сказал Василий. — Тачку хорошо толкать сможешь. 
— Чего? — прорычал здоровый, поднимаясь с импровизированного сидения. 
Мужички встрепенулись и с интересом следили за их разговором. 
Василий, быстро подпрыгнув ухватил здоровяка за нос и резко потянул вниз. 
— А - я - яй! — завизжал здоровяк и, подчиняясь Василию, упал перед ним на колени. 
— Прораб здесь я. Зовут меня Василий Иванович. Слушать меня. Понял?
— Убью сявка. — приходя в себя, промямлил здоровяк. 
— Не понял. — вздохнул Василий и с размаху наступил на валенок каблуком сапога. После чего отпустил нос здоровяка и сделал шаг назад. Здоровяк, схватившись за ушибленную ногу, запрыгал на здоровой. Из глаз у него брызнули слёзы. Василий, спокойно подойдя к мужичкам взял широкую лопату и вернулся к здоровяку. Размахнувшись, он, вложив всю свою силу и ненависть к зайцам шлёпнул лопатой по лицу здоровяка. Шлепок был смачным. Здоровяк, закатив глаза, рухнул в сугроб, подняв тучи снежинок. На звук прискакали зайцы. 
— Бунт, сейчас мы вас....
Но договорить им не дал Василий. 
— Я здесь начальник. А это моя бригада. — закричал он и, повернувшись к ушастым, добавил: а вы не вмешивайтесь. 
— Брысь отсюда морковку жрать. — грозным голосом добавил он.
Зайцы, переглянувшись, убежали прочь. 
Василий повернулся к мужичкам и приподнял вопросительно бровь. Разномастная бригада, не сговариваясь, схватила лопаты и, мешая друг другу, принялись бестолково сыпать снег в тележку. 
— Снег пока вы возите, этот очнеца, его запряжём. 
После чего, подойдя к большому сугробу, сел в него. «Вот я и оскотинился». Грустно подумал Василий и сплюнул на снег.
Он сидел на сугробе и с грустью думал о том, что ему пришлось пережить. Он никак не мог понять: как получилось, что он прораб, скатился до банального алкоголизма? Как он стал таким же, как эти горе работяги? 
Мысли крутились в голове, самоуважение падало всё ниже и ниже. На самом дне морального падения, оно словно оттолкнулась от невидимого дна. Его осенило: нужно резко поменять отношение к жизни, завязать с алкоголем, подолгу не задерживаться на работе и проводить больше времени с семьёй. Он вскачи со своего места и в это время открылись глаза здоровяка. Василий быстрым шагом подошёл к нему и протянул руку, предлагая помощь. Здоровяк схватил ладонь прораба. Ладошка Василия буквально утонула в необъятной лапе здоровяка. Он с трудом поднялся из снега. На его лице отпечатался след от лопаты. Нос распух и приобрёл синеватый оттенок. Здоровяк весело взглянул на Василия.
— Чем это ты меня так пригрел? — с усмешкой пробасил здоровый мужик.
— Лопатой. — скромно ответил Василий. 
Ему стало очень стыдно за свой поступок.
— Молодец не растерялся. Одобряю. Пойдём поговорим.
Они отошли от работающей бригады и сели на плотный сугроб.
— Егор. — Здоровяк протянул раскрытую руку.
— Василий. — ответил на приветствие прораб.
Егор потрогал опухший нос и поморщился. Но тут же ухмыльнувшись покачал головой.
— Ты не боись, всё правильно сделал. Перед ними иначе нельзя. — и он качнул головой на бригаду. 
— Ты до того как к зайцам попал, где трудился? На шахте или грузчиком в порту? — с любопытством спросил Василий.
Егор рассмеялся, поглаживая лысую голову. 
— Чудак ты, Вась. Я, между прочим, оперный певец. А родом из маленькой деревни под Новгородом. "Лысуха", слыхал про такую?
— Нет.— удивлённо ответил Василий. — Ты серьёзно оперный певец? Не штангист?
Егор захохотал приятным баритоном. Мужики прекратили уборку снега и с удивлением уставились на них.
— Чего застыли? Работайте! — Он поднялся со своего места. — Пойдём, прораб, работу работать.
Василия не пришлось долго ждать. Он поднялсмя и быстрым шагом пошёл за Егором. "Кого только здесь не встретишь". подумал он и помахал головой, отгоняя нелепую мысль.
Рабочий день подошёл к концу. Рабочие возвращались в родной барак. Василий, постучав о стенку барака, сапогами, отряхивая их от снега, открыл дверь и вошёл внутрь. Его встретили сотни глаз. Некоторые смотрели с любопытством, другие с откровенной опаской. Но равнодушных не было никого. Василий прошёл к своей лежанки и буквально упал на неё, вытянув усталые ноги. "Нет ну надо же. — не мог успокоиться Василий — оперный певец. В жизнь бы не поверил". 
— С повышением вас, молодой человек. 
Прораб изумлённо повернулся на голос. Рядом с ним стоял филолог. В руках он держал кружку, завёрнутую в неопрятную тряпку. От кружки поднимался пар. 
— Это вам.— и он протянул Василию горячий напиток. — Осторожно, горячий.
Василий принял тряпицу с кружкой и подув сделал глоток. Рот обожгла горячая жидкость. Знакомый привкус напоминал о детстве.
— Морковный чай. Со специями. Вкусно. — прозвучал голос Петровича.
— Зайцы преподнесли. Уважают. — добавил он.
Василий от неожиданности сделал большой глоток и тут же закашлялся.
— Зайцы? — выдохнул он.
— Ну да, они родимые. Я же говорю - уважают. — подтвердил филолог.
— Чудны дела твои, господи. — тихо прошептал Василий и глотнул горячий напиток.
— Василий, можно к вам в бригаду? — застенчиво продолжил Петрович.
— Да ты что? Конечно , какой разговор. Я тебе всем обязан.
Филолог покраснел как маковый цветок и застенчиво зашаркал валенком.
— Ну тогда завтра я к вам?
— Петрович, не дури. Конечно, со мной. — и одним глотком Василий допил горячий напиток.
— Фух! Хорошо. — блаженно произнёс он и вытянулся на лавке. Глаза его закрылись и прораб захрапел.
— Отдыхайте, сердечный. — тихо проговорил Петрович. — Да и мне спать пора.
Филолог закутался в фуфайку и скрючившись на лавке затих.
Наступило утро. Василий сладко потянулся, зевнул и тут же разнеслось:
— Подъём доходяги, работать!
— Зайцы. — улыбнулся Василий вставая.
Но тут же сел обратно. На лавке, где спал филолог, лежал свёрнутый тонкий матрас. Фуфайка, аккуратно сложенная, находился рядом. Василий непонимающе смотрел на это. Но где-то в глубине подсознания, маленьким неприятным червяком, вылазила страшная мысль.
— Нет его, ночью ушёл.
Василий непонимающие повернулся на голос.
— Куда ушёл?
— Помер, сердечный. Такие дела. — прояснил ситуацию Егор и похлопал широкой ладонью Василия по плечу.
Прораб непонимающе глядел на тонко свёрнутый матрас.
— Как ушёл? Зачем? — тихо повторял он вновь и вновь.
— Э, прораб Василий, можно вас на минутку. 
Голос принадлежал ушастому. 
— Что надо? 
Василий встал, плотнее запахнул полушубок и, натянув ушанку, собрался идти на выход. Но был остановлен пожилым зайцем.
— Василий, так бывает. Редко, но бывает. Одинокий он был. Пил от безысходности. Вот сердечко и не вынесло. Но помер улыбаясь.
— Это почему? — не понял прораб.
— Друга он приобрёл у нас. Настоящего. Одного-единственного, за все прожитые годы.
Василий непонимающе взглянул на пожилого зайца.
— Вас, Василий. — прозвучал ответ.
Василий Иванович сел, склонил голову и обхватил её руками. До зайца донеслось еле слышное всхлипывание.
— Где похоронили?— не меняя позы задал вопрос он.
 — Пойдёмте, покажу.
Василий тяжело поднялся и направился за уходящим зайцем.
Выйдя на улицу, они отправились прочь от бораков. Пройдя метров двести, Василий увидел небольшую полянку с маленькими белыми холмиками. Холмики украшали грубые берёзовые кресты с табличками. 
— Вот, здесь он упокрился. — заяц указал на невысокий холмик с покосившимся крестиком.
Василий подошёл и взглянул на табличку.
"Петрович. Филолог". Гласила надпись. Ни даты рождения ни даты смерти указано не было. Василий молча снял шапку и тихо произнёс:
— Спасибо тебе Петрович. 
Заяц украдкой быстро перекрестился.
Целый день прораб работал как заведённый. Подчинённые скрипели зубами но держали дикий ритм Василия. Он те временем с силой, с какой-то ненавистью неизвестно кому, вонзал лопату в снег и поднимал её с большой кучей снега. После чего отправлял его в тачку. 
— Шевелись, непутёвые. — Подбадривал он свою бригаду. 
Бригада пыхтела, потела, но терпела неистовство прораба. Василий воткнул в очередной раз лопату в снег. Неожиданно почувствовал ответный удар. "Лёд что ли?" Подумал он и воткнул ещё раз. Раздался металлический звон. 
— Не понял!
Василий рухнул на колени и разгрёб снег руками. Перед его взором предстал большой чёрный ящик. Больше похожий на сейф. 
— Что за железяка? — Задал сам себе вопрос прораб.
Смахнув снег с крышки ящика он увидел знакомый орнамент. Капустный лист и перекрещённые моркови. 
— Мать моя женщина. Раздалось над ухом Василия. — Это же ящик перемещения. 
Василий поднял голову. Рядом с ним стоял разгорячённый от неведомого темпа Егор. 
— Какой ящик? — Переспросил Васлий.
— Перемещения. — Прозвучал ответ.
Василий резко встал на ноги и схватив лопату что есть силы ударил по ящику. Послышался щелчок и крышка отскочила в сторону. Внутри ящика бушевало нечто. Наподобие чёрного урагана, бушевала тьма. Она закручивалась в спираль и образовывалась в воронку. Васлий наклонился к ней, чтобы рассмотреть получше. Но поскользнувшись на снегу упал лицом в чёрную бездну. Кто-то схватил его за ноги. 
— Вася, прораб! Так нельзя родной. — Услышал он знакомый голоса зайцев. 
Но Василий безмолвно и очень медленно погружался в чёрный водоворот. Ноги выскользнули из сапог и прораб быстро растворился в черноте воронки. 
Василий Ложкин сидел на табурете собственной кухни. Непонимающим взглядом он глядел в одну точку.
— Ты, что с бомжами бухал вчера? 
Василий непонимающе повернулся на голос. В кухонном проёме стояло его жена Людмила. 
— Людочка. — Улыбнулся он. И тут же осмотрел себя.
На нём рваный тулуп, под ним засаленная майка, неопрятного вида, трусы и рванные носки на ногах. К нему вернулась память. 
— Петрович. — Счастливо улыбнулся Васидий.
Но тут же он увидел перед собой источник всех его бед. Чекушка водки сиротливо стояла на столе. 
— Ах ты зараза! — Воскликнул он и схватил ненавистную бутылку за горлышко. 
Ладонь его сжалась,он резко вскочил со стола, держа в вытянутой руке бутылку водки, словно это не безобидная тара, а очень ядовитая змея. 
— Вася, ты чего? — Недоумённо произнесла супруга. 
Но он не слушая её подскочил к раковине и резко перевернул бутылку. Из неё булькая потёк алкоголь. 
Василий открыл на полную воду. Вода смешалась с вытекающей водкой и с шумом уходила в канализацию, унося с собой боль и унижение прожитых дней. А на смену приходила новая бытность. Чистая, светлая и свободная от пагубной привычки.