Петух святой Инквизиции Книга Первая

Глава 7

 В которой читатель поближе познакомится с юным Джеймсом и кучером Тилло,  узнает о папском бреве,  а также о страшном и необъяснимом происшествии в люцернском монастыре

Spieß voran — Hey — drauf und dran.
Setzt aufs Klosterdach den roten Hahn.

Тилло Альтман, кучер и телохранитель преподобного Иллария, невзлюбил брата Янесиуса с первого взгляда. Поскольку сам преподобный наотрез отказался обсуждать с Тилло причины этой неприязни, то кучер довольствовался тем, что перемывал Янесиусу кости в компании послушника Джеймса.   Юный Джеймс, не отягощенный христианским принципом незлословия, с интересом слушал и запоминал. Наделенный с малых лет живым умом, он считал свое послушничество при преподобном Илларии даром небес, ниспосланным ему для дальнейшего продвижения по церковной иерархии. 

     В монтекассинском монастыре Джеймс, тогда еще пятнадцатилетний  Якобо Да Лука, младший сын именитого флорентийского аптекаря Агапето Да Лука, оказался вопреки своей воле. Добронравный Агапето, растерявший в борьбе с несуразным отпрыском последние остатки терпения, дарованного ему Господом, привел его к воротам монастыря и слезно просил аббата Мазину отвратить заблудшую душу Якобо от греха. Аббат Мазина так долго молчал и так испытующе сверлил отрока глазом, что отчаявшемуся Агапето пришлось вдвое увеличить сумму пожертвования на нужды монастыря. Нельзя сказать, чтобы преподобный Мазина отличался корыстолюбием, вовсе нет. Аббата, скорее, можно было назвать бессребреником, но  изданный в 1464 году  Папой Пием Вторым  Пикколомини специальный указ о регламентации одежды для духовенствующих модников  сильно урезал папские субсидии на монастыри.  Спустя несколько месяцев после издания указа Папа Пий скончался в Анконе, так и не дождавшись там флота обманувших его крестоносцев, однако впоследствии ни Папа Павел Второй, ни Папа Сикст Четвертый так и не отменили этого злосчастного бреве.

    Таким вот образом юный Якобо оказался на послушании в монтекассинском монастыре, вопреки тому, что по натуре юноши дорога ему была уготована скорее на виселицу, чем в церковь.  Как только за Якобо закрылись монастырские ворота,  и счастливый Агапето отправился домой, аббат Мазина приступил к взятым на себя обязанностям по исправлению отрока. Первым делом прямо в монастырском дворе юноше обстригли длинные кудри. Причем сделали это так неумело и неаккуратно, что Якобо, увидев свое отражение в луже, возле которой его и стригли, пролил немало слез. Затем заставили снять и собственноручно сжечь за нужниками  нарядную одежду, за которую совсем еще недавно Агапето выложил круглую сумму. Пока Якобо, зажимая нос от двойного смрада нужников и горящих вещей,  грустно ворошил кочергой обуглившуюся ткань, ему принесли грубого сукна  серую рясу и жесткую веревку.  Монах, брат Анаклето, помог просунуть руки в широченные рукава и натянуть рясу, после чего повязал веревку  на бедра юноши, процитировав при этом слова из послания к Ефесянам Апостола Павла – «Итак станьте,  препоясав чресла ваши истиною,  и облекшись в броню праведности».  Затем, по распоряжению аббата Мазины, Анаклето отвел препоясанного и грустного Якобо к преподобному Илларию.

    Бенедиктинец сразу понравился младшему Да Луке.  Во-первых, Илларий не сверлил его взглядом, как аббат Мазина, а во-вторых, в холодно-серых глазах преподобного мелькнуло нечто, похожее на сочувствие. Возложив мягкую длань на макушку Якобо, бенедиктинец возвестил, что принимает отрока в послушание, после чего поблагодарил и отпустил брата Анаклето. Оставшись наедине с послушником, отец Илларий сел за заваленный бумагами стол и, предложив Якобо расположиться на стуле напротив,  приступил к расспросам. Лицо Иллария было настолько благожелательным, а голос настолько мягким, что юноша сам не заметил, как рассказал преподобному всю историю своей жизни – и о том, как он любил покойную матушку, и о том, как связался с дурной компанией и стащил у отца деньги, истратив их на бурную попойку с блудницами, и о том, что за месяц до приезда в монастырь еле спасся от городской стражи.  Стража гналась за ним от порога дома престарелого нотариуса Бьяджио, куда Якобо с компанией дружков  пробрался глубокой ночью. Якобо старался не особо вдаваться в подробности,  но,  слово за слово,  преподобный Илларий выудил из него почти все сведения. Не то, чтобы Якобо сильно раскаивался в том проступке, но рассказывая, все же опасался, что Илларий его осудит. Выдавливая из себя признания, Якобо сидел, понуро опустив голову, но когда изредка поднимал глаза, то читал на лице Иллария не осуждение, а, скорее, сдерживаемый смех. Несколько расслабившись, Якобо выложил все. На воскресной мессе его компания свела знакомство с женой престарелого нотариуса Джанбартоло Бьяджио – юной Бьянкой, и лично он, Якобо, с ней перемигивался. Две недели он пересылал Бьянке письма и получал от нее ответы, в которых она жаловалась на старого супруга и на свою грустную жизнь. Как-то, изрядно подвыпив,  Якобо предложил приятелям сходить утешить молодую женщину.  Юная Бьянка не ожидала увидеть посреди ночи такого количества утешителей, забравшихся к ней в постель,  и подняла шум. Прибежали слуги и сам нотариус Бьяджио. Якобо успел выскочить в окно и столкнулся с городскими стражниками, которые, как на грех, проходили мимо. Они гнались за ним по всему городу и поймали как раз возле дома отца, аптекаря Агапето Да Лука. Поскольку юного Якобо за проникновение в дом нотариуса и попытку опорочить честь бьяджевой жены ждала тюрьма, а то и виселица, несчастный Агапето выложил стражникам немало полновесных флоринов. Не то, чтобы он сильно переживал за сына, который давно уже был ему как кость в горле. Но происшествие могло опорочить доброе имя Да Лука, чего аптекарь никак не мог допустить. Вытащив сына из рук стражников, Агапето тут же велел заложить карету и отправился прямиком в монтекассинский монастырь, где и сдал юношу на попечение аббата Мазины. Так же постепенно Якобо поведал Илларию и о своих лучших сторонах. Илларий одобрительно улыбнулся, узнав, что отрок любит учиться, что многое узнал от отца Агапето, что выучил латынь и греческий, что умеет составлять лекарства, знаком с химией и неплохо освоил искусство  стихосложения.