Пираты Великого Новгорода. (4). Пресветлый демон Биармии

1 (1). Пролог. Где-то на волжских притоках

ВНИМАНИЕ, это черновик. Пусть и подрихтованный, но всё же. Выглаженная, выпестованная, дополненная и расширенная версия текста, как и в случае с "Сокровищами Тёмных альвов", только в бумажной книге! Все ссылки вы найдёте в разделе "Обо мне" моего профиля.

* * * * *

В тяжёлые времена Ордынского владычества, когда главная добродетель русского князя состояла в том, чтоб получить от «всемилостивого» Хана дозволение править на собственной земле, лишь Господин Великий Новгород и младший брат его Псков держались непокорёнными и обороняли свой прежний уклад от вражеских пламени и меча. Только Новгородская Земля оставалась свободной от калёных цепей Орды и осмеливалась быть прибежищем для всех, кто не желал встать на колени перед грозными степняками. Её сыны, вольные ушкуйники, надёжно прикрывали рубежи своей родины. Их ватаги были непроходимы для неприятельского флота, как речные плотины, а их засады были губительны для незваных гостей, как речные пороги...

* * *

Рыская добычи, ушкуйники шныряли по густому пересечению рек и стерегли подходы к границам Новгородской Земли со всех направлений. Однако неприятель не собирался с этим мириться и однажды раздобыл против них совершенно новое, доселе невиданное оружие из самóй Биармии...

* * * * *

Утро только-только просыпалось, но было уже в дурном настроении. Хмурилось и закрывалось тучами от солнца, сырело и смердело, недовольно ворочаясь под одеялом из белой, водянистой взвеси, зажатой меж высоких речных берегов. В этой глуши, где обстановка и так-то ничего хорошего никому не предвещала, густой, как сметана, туман ещё больше нагонял жути. В тумане, словно галушка в глубокой тарелке, стояла и дрожала всеми деревяшками поморская ладья[2]. Прорвавшись сюда из льдов Студёных морей, тут она, казалось, оставила последние силы и встряла на реке прямо по середине течения.
——————
[2] Поморская ладья с 13-го века была особо прочным, наборным палубным судном, предназначенным для плаванья во льдах. Имела транцевую корму и навесной руль. Корпус разделялся поперечными переборками на три отсека с люками на палубе. В кормовом отсеке находилась каюта кормщика (капитана) и хранились мореходные инструменты. В носовом размещалась команда из 25–30 человек, и стояла кирпичная печь для приготовления пищи, в среднем отсеке был предусмотрен грузовой трюм глубиной до 4 м. Грузоподъемность большой ладьи достигала 300 тонн, длина – 25 м, ширина – 8 м, высота борта – 3,5 м, осадка – около 1,5 м. На ладье были бушприт и три мачты: первые две с прямыми парусами, последняя – с гафельным.
——————
Река была не широкая и не узкая, витиеватая, петляла, но не слишком. Её спокойное движение и глубина достаточно подходили для судов, вроде этого, созданного передвигаться исключительно по широкой и глубокой воде без каменистых порогов. Их много тут таких ходило. Но этот корабль отличался от прочих. В глаза сразу бросалась резная морда полярного медведя с устрашающим оскалом, которую мореходы крайнего севера приставили ему к носу. В остальном же поморская ладья отличалась от обычной тем, что обладала более широкой, устойчивой к шторму палубой, более высокими и усиленными бортами, имела три парусные мачты, три трюмных отсека с выходом через палубные люки, а также печку в носовой части.

Ладье, судя по виду, очень досталось в полярных широтах от наступающих холодов, и она рассчитывала отогреться на пути к низовьям Волги, но чья-то злая воля, явившись из тумана, парализовала её промозглым ужасом здесь, на холодных притоках. Волны с ехидным плеском задирались на её борта – борта поджимались, кукожились, как полоумный слон при виде мыши. Покачиваясь, испуганно скрипели реи.

По палубным доскам, оставляя густой кровавый след, «ехал» труп булгарского воина. Могучего сложения ушкуйник в устаревшем, круглом шлеме, но с современными бармицей[3], наносником и забралом на половину лица тащил его, зацепив боевым топором за шейные отделы. Подтянув мёртвое тело к корме, он поднял его одной рукой и той же рукой вышвырнул за борт – и крутые буруны схлопнулись над убитым, точно жадные губы.
——————
[3] Бармица – элемент шлема в виде кольчужной сетки, обрамляющей шлем по нижнему краю. Закрывала шею, плечи, затылок и боковые стороны головы; в некоторых случаях – грудь и нижнюю часть лица.
——————
На усилии, что у иного кончилось бы смещением позвонков, ушкуйник не проронил ни звука. Не то чтобы слова не сказал, а даже не закряхтел, не крякнул, не свистнул. Избавился от «мусора», как если бы выполнял обычную функцию. Впрочем, каким-то особенным такое поведение назвать было нельзя, ибо остальные члены разбойничьей команды тоже молчали, как глухонемые. Молча они перебирали трофейное оружие, молча реквизировали захваченный скарб и прочие дела тоже делали молча, машинально, точно по инструкции, неукоснительное следование которой сидело у них в спинном мозге. Вместо них горланили другие.

На палубе стояли и ерепенились около десятка булгар, выстроенных рядочком по центру как будто со специальным расчётом. Лица у них были побиты, одежда изодрана, доспехи иссечены, а общий вид говорил, что избежали они смерти только потому, что на то была воля победителей. Тем не менее покровительство ордынского Хана, под которым они приучились ни горя не ведать, ни беды не знать, побуждало их к гонору. Как птенцы в гнезде, ни на секунду не затыкаясь, пленники выкрикивали оскорбления, предупреждения и угрозы на плохо от ненадобности выученном русском языке:

— Эй, урус! Твоя наша давай отпускай – наша молчать о тебе перед Ханом!.. Урус! Отпускай! Сейчас отпускай!.. Кто бей посланник великого Хана – тот секир-башка получай! Отпускай сейчас, урус, давай, не то каюк твоя придёт!.. Свинья! Бар-рраны! Бараны тупой! Твоя не спрятать от Великий Хан, не скрыть от тумены[4] его! Конный тумены Орды есть огненный ветер! Они лететь твой земля  – твой земля гореть, твой женщина умирать, твой дети умирать! Все гореть, все умирать!
——————
[4] Тýмен – тактическая единица монгольского войска времён Великой Империи, численность которой составляла десять тысяч всадников.
——————
Казалось, ушкуйники ничего из этого «не понимай». Во всяком случае поведением они никак не отвечали, а что касается внешних эмоций, то тех и вовсе было не разобрать под забралом, прикрывавшем плоскость лица вплоть до кончика носа и оставлявшем для глаз небольшие, миндалевидные прорези, в которые ни сабля не могла просунуться, ни меч. Для тех, кто их не знал, они являли собой совершенную загадку. Единственное, что по тому же «мусорщику» можно было бы сказать определённо, так это то, что он был опытный воин, прошедший через жесточайшие передряги, одна из которых оставила память в виде грубого шрама с кривыми краями, спускавшегося сверху ниже длинных, соломенного цвета усов.