Пирожные Марты

Пирожные Марты

Если добавить в тесто слишком много яду, то оно синеет. Марта – мачеха, нашептывает подсознание, – довольно улыбается и называет его "черничным". "Попробуйте вот эти кексики, они с черникой!" А вот от зелья забвения тесто пузырится, играет и едва ли не поет: до того воздушное и игривое! Из него выходят самые красивые пирожные: из дворца посылают за ними высокомерных поварят. 
 Марта говорит, что раньше мы тоже жили во дворце, в покоях таких роскошных и богатых, что их приходилось убирать целому десятку горничных. Мне и представить трудно подобные хоромы: мы с Мартой живем во флигеле, в котором есть лишь кухня да закуток с кроватями. 
 Когда мне было восемь или семь, а может и девять, я спросила:
 — Марта, а ты моя мама?
 Она утерла лоб локтем, выдохнула воздух и сказала:
 — Нет.
 Мне хотелось, чтоб она была моей мамой; те, у кого не было родителей, жили на улице. Мне они не нравились: дразнятся, бросают камни. 
 — А где моя мама?
 Марта не ответила.
 Я давно не спрашиваю о маме; не знаю, почему вспомнила о ней именно сейчас. Может быть, это тесто всему виной? От сладкого запаха кружится голова, и я словно плыву на мягком ванильном облаке. Розовый, белый, лиловый – цвета смешиваются и растворяются, превращая невзрачную жидкую массу в любовное зелье. Один крохотный пирожок заставляет влюбиться в мир, два – полюбить ближнего, а три лучше не есть, иначе от страсти можно потерять голову.
 — Клади меньше, — Марта ступает неслышно, как большая черная кошка. Мы с ней совсем непохожи: она брюнетка, высокая, статная, с королевской осанкой, а я белобрысая коротышка. 
 Старая печь пышет жаром, от которого волосы завиваются мелким бесом, так что я прячу их под платок. Сегодня мне идти на королевскую кухню.
 Я долго верила рассказам мачехи про дворец, про отца-короля и предателя-дядю, пока не подслушала, как подруги смеются надо мной. 
 — Ты помнишь, какой сегодня день? — Марта красива и сейчас, после долгих лет тяжелого труда, нищеты и всепоглощающей ненависти. Под высокими бровями пылают гневом черные глаза; я так хотела быть хоть чьей-то дочерью, что полюбила ее всем сердцем.
 — Да, помню.
 — Ты помнишь, что надо делать?
 Иногда с ней случалось... всякое. В подобные дни Марта уходила из дома на рассвете, и я не слышала ее возвращения, а на утро противни с отравленной выпечкой занимали все свободное место. 
  От этого яда никто не умирает, – кривила губы Марта, продавая "черничные" кексики. Дети особенно их любили. А она умилялась перепачканным рожицам, гладила их нежно, едва касаясь волос кончиками пальцев, и напевала старую колыбельную песню о безумной ведьме, что любит сладкое детское мясцо.
 — Да, Марта, да. — Только не это, только не очередная...
 — Скажешь на воротах, что ты идешь к Клариссе, поварихе, несешь заказ. Кларисса, поняла?.. Так... Хорошо бы отнести пирожные в кабинет, но кто же тебя туда пустит... ни лоска, ни блеска... Волосы эти, — бормочет Марта, теребя мой выбившийся локон. Мне больно, но я молчу и складываю в корзину свертки. — Белые как снег. В ту зиму мы были так счастливы, так... — Она бьет себя по губам. 
 Черничные кексы не годятся королю, он заслуживает лучшего, – Марта твердит об этом последний месяц, смешивая на кухне травы и порошки. Меня она этому не учит. Иногда я жалею об этом, особенно когда иду домой с рынка, продав весь товар; кое-кто зажился на свете.
 — Просто отдай это Клариссе, просто отдай.
Я выхожу с тяжелой корзиной на локте, не оглядываясь и не отвечая. Все, что мне нужно знать, никогда не будет сказано, потому что правда и ложь сплелись воедино, и теперь их невозможно разделить, вот потому я и иду сейчас во дворец, смотря под ноги, чтоб не раздражать горожан прозрачными светлыми глазами, иду и несу крохотные пирожные, розовые, белые и лиловые, размером с фалангу пальца, на один укус – на укус, еще один, и еще, пока яд не проникнет глубоко-глубоко. Я иду и считаю шаги, представляя, как сладость растворяется на языке, а легкая горчинка оседает в горле, как изморозь на стекле. 
 На воротах никого нет, и я прохожу прямо ко входу в кухню. Это фасад дворца потрясает белым мрамором и гвардейцами в раззолоченной форме, а задние дворы все одинаковы: суматоха, суета и грязь, которую сколько ни убирай, все равно копится. Поварята не глядят на меня, и кухарки, хмурясь, спешат мимо. Я словно невидимка – бреду сквозь дымный чад, уворачиваясь от ножей, горячего масла и углей. Всем на меня плевать, и это хорошо.
 — Эй! Ты кто такая? — спрашивает дородная повариха. 
 Я показываю корзину, отогнув уголок салфетки; на миг шум умолкает и все вдыхают глубоко.
 — Марта, — повариха разворачивается и идет к двери, — старая ведьма... Все такая же, ни капли чар не растеряла.
 Она ворчит под нос, ругая ленивых девок, погоду непостоянную, именины короля, а я плетусь в хвосте. Руки болят, но я держу корзину еще крепче.
 Мы проходим темными коридорами, вступаем в оранжерею, где порхают птицы яркие, как картинки слепого соседа, и выходим наружу, в сад. Солнце слепит, и я вспоминаю, что забыла шляпку. Теперь веснушки вылезут.
 — Вот, привела, — говорит Кларисса какому-то мужчине. — Это дочка Марты. Показывай, что принесла. Давай, давай.
 Я выкладываю на каменную лавку пирожные, стараясь не измять их; по мужской ноге, обтянутой черным шелком, ползет божья коровка. Мужчина подносит к носу пирожное.
 — Да, Марта не меняется... Это какое уже?..
 — Четвертое, — поджимает губы повариха.
 — Четвертое. Четвертое отравление, и опять неудавшееся. Как тебя зовут?
 Я удивляюсь, потому что мое имя редко кого-то интересует, и мне непривычно слышать его:
 — Белоснежка.
 У мужчины на висках седина, в руках трость. Золотистая кошка скалит длинные зубы, а я думаю, что никогда не пробовала пирожных, не ела черничные кексы, пирожки лишь упаковывала в коробки. Быстро ли умру? Лучше не затягивать.
 Пирожное вкусное, гораздо вкуснее, чем все, что я когда-нибудь ела. Мужчина кричит что-то неразборчиво, а я падаю, падаю, падаю... Мимо проплывают гигантские ноги, обутые в сапоги, по травинке ползет божья коровка – та самая или другая? – перебирая лапками неспешно и аккуратно, поднимается к небу, а я смотрю на оскалившуюся золотистую кошку и думаю, что надо было попробовать пирожное ран...