Плач Психеи

1 глава

В плеяде женских имён её было благословлено не то божьими устами, не то злым роком судьбы. В своей нежной и цветущей красоте, влекущей всякий взор, Психея кажется непостижимой для простых смертных. Преклоняясь перед юной девой, они увенчивают светловолосую голову лавровым венцом, чтобы после собственными же руками удушить бедняжку тошнотворно-отвратительной любовью. Это чувство появилось из семян нечестивого поклонения — люди приходили и приходили из ближних и дальних стран, желая поглядеть на новую Афродиту.

Задыхаясь однажды, она сорвала с себя золотые украшения, достойные не царевны, а самой богини, и бросила их в открытую пасть морской пены. Снимала с себя, недостойной всяких почестей и преклонения, эфемерный венец, чтобы и от него точно таким же образом избавиться. В тот безумный день Психея печально-горько улыбалась, а из её глаз лились слёзы, превращаясь в ручьи. Они падали прямо в море, сливаясь с ним воедино, чтобы затем любовно омыть босые ножки девушки.

Психея непослушная. Жалкая. Невообразимо прекрасная. Никто не мечтает раскрыть бутон её медово-сладких губ. Никто не желает взять её в жёны, чтобы спасти от тяжёлых оков. Старшие сёстры уже давно вышли замуж, и только она томится, умирая от несправедливости и дожидаясь смертного часа. Могла ли юная Психея даже помыслить о том, что в этом есть вина бога любви Эрота, решившего прибрать к своим нежным рукам девичье сердце? Нет, конечно же.

Люди считают красоту дочери царя божественной, она же величает её истинным проклятием. «Никто не любит меня по-настоящему. Люди, увы, слишком падки на красивые цветы. Им важна лишь прекрасная оболочка», — однажды сделала вывод девушка, с ужасом наблюдая за образовавшейся толпой у её дома. Все эти люди пришли только для того, чтобы поглядеть на неё, на якобы новое воплощение Афродиты, и воздать почести. Чему? Красоте, конечно же! Не душе.

В тот день она окропила своими слезами землю, которая в будущем даст плоды.

Психея ковала себя в горниле страданий, когда в один из солнечных дней юный бог впервые увидел царевну. Именно из-за него позже на её долю выпали страшные страдания. Но почему? Почему один из олимпийских богов стал тяготиться любовью к смертной?

Какое-то время назад, взывая к любви сына, мать укрыла светлый лик покровом из горьких поцелуев. Афродита с первородным гневом нашёптывала на ушко Эрота о желании погубить некую девицу, из-за которой смертные покинули её храмы.

— О, сын мой, накажи ту гордую красавицу своими тонкоострыми стрелами, пронзающими насквозь сердце. Пускай Психея утопится в любви к самому отвратному и презренному из человеческого рода! Пускай погубит себя! — шептала она.

Повинуясь воле матери, Эрот отправился к той, чьё имя странным образом не горчило на кончике языка. К глубочайшему сожалению, бог стал ещё одним невольным свидетелем неземной красы Психеи, схожей с дыханием весны и цветочными полями.

«Как прекрасна...» — пронеслось в ту же секунду в златокудрой голове, стоило впервые увидеть Психею.

Но отчего-то перед ним предстала не радостная, упивающаяся всеобщей любовью царевна, а печальная девушка с горькой улыбкой на лице. День и ночь из её небесных глаз текли слёзы. Эрот даже задался вопросами: «Отчего же в девичьем сердце поселилась ранее невиданная тоска? Неужто всему виной её красота?» Бог думал об этом, вытаскивая из колчана золотую стрелу. Слишком увлёкшись лицезрением смертной девы, он даже чуть не укололся кончиком стрелы. Но эта беда обошла Эрота стороной и юноша наконец натянул тетиву, чтобы звонкой стрелой любви пронзить грудь Психеи. Вот только в последний момент опустил лук, словно какая-то эфемерная сила запретила ему это делать. Вместо исполнения обещания, данного матери, Эрот с интересом стал наблюдать за девицей, которая выглядела томящейся от своего неизлечимого недуга.

Это и есть, думал он, та царевна, которая не даёт покоя Афродите? Та паршивка, перед которой преклоняют чело и чья краса подобна небесному чертогу? Это была обычная смертная, чья сахарная, чуть дрожащая ручка, державшая серёжку, тянулась к щеке, чтобы изуродовать свой цветущий лик.

«Неужто кто-то из богов поведал Психее о планах Афродиты, отчего девчонка впала в глубинное отчаяние и стала похожа на тень? Думает, что уродство искупит её вину?»

Вздохнув, юнец снова натянул тетиву, стараясь не глядеть на Психею. Искупит, не искупит, не ему решать. Златокрылый сын Афродиты здесь для другого. Она же как в беспамятстве держалась за серёжку, покрытую цветочным узором. Её серьги каждый раз при ходьбе издавали нежный звон и делали Психею только краше, но в то несчастное мгновение она хотела одной из них изуродовать собственное же лицо.

— Если я стану отвратна, их лживая любовь непременно испарится, словно дымка поутру, — уверенно шептала себе под нос, как безумная поднося остриё украшения к коже.

Эрот был молчаливым наблюдателем. Но лицо царевны невольно спасла мать, так не во время вошедшая в покои дочери. Психея, услышав чужие шаги и родимый голос, зовущий её, тут же одёрнула руку.

— Отец недоволен твоими последними выходками, — строго произнесла женщина, абсолютно ничего не заметив.

— Я пытаюсь сделать всё, чтобы Афродита, за которую меня приняли, не разгневалась на нас. Ни одному богу не будет радостно делить почести с какой-то смертной девкой, — прошептала Психея, принявшись расчесывать свои длинные золотистые волосы. — Почему никто не боится её гнева? Почему одна я страшусь этого?

Вздохнув, царица подошла к дочери и забрала из её рук гребень. Она стала расчёсывать прекрасные волосы, которыми сама в тайне восхищалась, как и красотой собственного дитя. Ни одна из дочерей Фаносии не была столь прекрасна, как самая младшая. Она стала её личным реквием по несбывшимся надеждам и мечтам.

— Потому что ты и есть её воплощение на земле. И твой отец знает, что делать. Слушайся его.

Психея шикнула от боли, когда женщина сильно потянула за волосы гребнем. Подобное происходило каждый раз, стоило подать голос и воспротивиться. Сжав беспомощно пальцы в кулаки, девушка в конце концов смиренно прошептала: