План: не влюбиться в герцога

1 глава

Дождь отбивал ритм. Ветер завывал, наполняя пространство чувством безысходности, как будто все вокруг понимало, что происходит что-то непривычное. Вода стекала с крыши старого дома. Это было самое ветхое жилище на этой бедной улице. Разрушенная крыша не спасала здешних обитателей от разбушевавшейся стихии. Грязь скапливалась под захудалым крыльцом. Ночь скрывала укрытого плащом незнакомца, который стремительно удалялся. Он знал, что про него еще долго никто не вспомнит, и это подтверждало правильность его действий, но не унимало его печаль.
Гром вторил плачу младенца, аккуратно закутанного в одеяло, будто кто-то пытался в этой маленькой заботе показать всю свою нежность. Это, кстати, была я- ребенок, которого нашли на крыльце этого бедного дома. Хозяйка этого места не могла заснуть от моего громкого крика. Она долго не могла понять, почему крик не прекращается, где родители малыша. Наконец, она не выдержала и вышла посмотреть, чей он, а наткнулась на меня. Я лежала в корзине, при мне не было ни записки, ни какой-либо вещи, кроме медальона на шее.
Вот таким неоригинальным способом я попала в семью к Карлу и Люсинде, у которых на тот момент уже было четыре сына. Они сами еле помещались в двух комнатах, принадлежащих им, но их давняя мечта о дочке не позволила им пройти мимо моих очень больших печальных голубых глаз. Люсинда всегда говорила, что они нечеловеческие, что-то в них есть магическое, завораживающее. Поэтому я им приглянулась. Они жили бедно, от зарплаты к зарплате, но пожалели маленькую меня.
Карл работал сапожником, целая комната выделялась под его мастерскую. Люсинда занималась хозяйством, огородом и домом. Дети были представлены сами себе. Первое время я жила с мальчиками в комнате, но, когда родился Милош, пятый и последний сын в этом доме, мне и ему выделили коморку, это стало моей обязанностью- заботится о младенце, хотя мне самой было только 4 года. Мне говорили, что я не могу жить в этой семье и бездельничать, я постоянно слышала напоминания о необходимости быть всегда благодарной. Я воспринимала это как игру. Милош был моей куклой, а я его мамой. Мне нравилось с ним возиться, но все хорошее быстро заканчивается.
Милош вырос и больше не мог быть просто ребенком. Когда ему исполнилось шесть, братья стали брать его в поле, а отец-приучать к своему делу. На меня же легли другие обязанности. Люсинда уже не могла справляться с хозяйством сама, и я стала ее помощницей. Мне не очень нравилось с ней работать. Она никогда мне не говорила, но я понимала, что меня лишь терпят в этом доме, я не стала родной, они не полюбили меня по-настоящему. От меня была польза- неоплачиваемая работа. Люсинда часто напоминала мне, что я должна быть благодарной. Я и была: работала сутками, не жаловалась. Отрадой мне был только Милош, мы с ним часто убегали в деревню и играли с местными детьми. Карл меня невзлюбил с самого начала, говорил, что как только мне исполнится 16, сразу выдаст меня замуж. Другие ж сыновья были сильно старше меня. Филиппу было десять, когда меня нашли, Бебур и Швили были близнецами и младше старшего брата на два года, а Артур был на три года старше меня, но он был слабеньким и не выходил из дома, беспрестанно помогая своему отцу. Поэтому я была рада проводить свое время с Милошем, который стал мне лучшим другом.
На момент моего двенадцатилетия в стране началась война. Все чаще стали нарушать закон Небрака. Людям запрещалось вступать в какие-либо отношения с другими расами, особо тяжко воспринимались отношения с сиренами. Они славились своей способностью влюблять в себя мужчин, лишать их разума. Но люди не могли противостоять влечению к чему-то неизведанному. Поэтому императору пришлось объявить войну волшебным существам. От семьи требовался один мужчина, который примет участие в войне. Со слезами на глазах мы провожали Филиппа. Особо тяжело пришлось Люсинде, так как он был ее самым любимым сыном, единственным желанным.
После этого с ней стало очень трудно общаться, она закрылась в себе. От этого мне было легче, я больше не слушала о своей неблагодарности и плохие слова о моих родителях, которые так неопрятно бросили свою голубоглазую девочку.
Время шло. Война была неравной. Магический существа быстро пали перед армией Императора Арчибальда. Он стал править не только нашей страной, Фалирией, но и миром всех остальных рас, которые обитали в лесах, морях и пещерах. Такая мощь возвысила Арчибальда перед всеми сильными нашего мира. Это и стало его проблемой, ведь он почувствовал такую власть, которую никто никогда ранее не знал. Он испытывал вечный страх потерять то, что имел. Были ужесточены законы: не только волшебные существа, но и простые люди были почти полностью лишены прав. Все жили по строгим моральным и легитимным правилам. Что не помогло императору укрепиться на месте, а только настроило народ против него. Но в открытую никто не решался выступать до того момента, пока у Арчибальда не родился сын. Все тут же понадеялись на лояльность и достойно воспитанную смену власти. Но наследник был болезным, императрице пришлось очень тяжело во время родов. Это только пошатнуло трон императора, который в свою очередь все понимал, но не шел на уступки, а наоборот, смещал всех представителей власти, которые посмели высказываться против него.
Поэтому военные действия продолжались еще долго. Государству была необходима помощь армии для устранения и устрашения всех противников короны. В нашем доме целых три года висела печаль по Филиппу. Никто уже и не ждал его возвращения, но он вернулся.
Он неожиданно вошел в дом, без стука. Все сразу набросились на него, Люсинда расцвела, она и раньше очень любила своего сына, теперь же она была просто слепа в своем обожании. Филипп стал неприкасаемым. Запрещалось бросать на него любые взгляды, кроме очарованных, говорить любые слова, кроме похвалы, либо же это выводило из себя маму Люсинду, которая стала очень плоха здоровьем. Поэтому Карл избивал всех, если Люсинда была обижена или возмущена. Он слишком ее любил, единственную во всем мире, он даже к детям ее ревновал, кроме их возлюбленного Филиппа.
Больше всех доставалась мне. Когда Филипп вернулся, мне было 15. Мне уже тогда говорили, что я выросла красавицей, что глаз оторвать невозможно. Хотя я обладала не самой яркой внешностью, но было во мне что-то притягательное, что-то, что заставляло всех мужчин оборачиваться. Это никогда меня не беспокоило, так как я особо не общалась с мужчинами, сидела дома. Но когда вернулся Филипп, это стало серьезной проблемой.
Поначалу он просто пристально смотрел на меня. Я могла часами работать на кухне, а он все время наблюдать за мной. Потом это переросло в какие-то пугающие слова.
-Ты очень красивая! Надо б тебя замуж выдать. Хочешь покажу, каково это быть женой? – однажды сказал он. По своей наивности я не понимала, о чем он говорит. Поэтому просто улыбалась и уходила от ответа.
Когда-то он сказал:
-Твои губы такие спелые, как персики. Это такие фрукты из леса, где обитают эти магические твари. Ты знаешь, я очень полюбил персики.
Мне становилось очень неприятно от его слов. Они были пропитаны какой-то скользкостью.
Часто он пытался тронуть меня. Сначала просто обнимал при встрече, говоря доброе утро. Он говорил, что его утро становилось лучше, когда он думал про меня, как в принципе и ночь. Затем он начал трогать меня за талию или живот. Он подолгу задерживал свою руку, смотря на нее с какой-то помешанностью. Когда-то он попытался тронуть меня за грудь, но я увернулась.
-Ты что так шугаешься? Я нитку хотел убрать.
- А.. да? Я не вижу никакой нитки.
И тогда он полез ее убирать, но он делал это так долго и с таким наслаждением, что это стало последней каплей. Я попыталась поговорить об этом с Люсиндой, но она лишь отмахнулась и сказала, чтоб я меньше крутилась перед ним. Никто будто не замечал его помешанности. Все так боготворили Филиппа, что начали игнорировать меня.
Они проигнорировали мое желание поехать с ними в город, когда мне угрожало остаться с Филиппом дома один на один. Родителям и мальчикам нужно было сходить в магазины, чтоб обновить детям одежду, которую они донашивали друг за другом. Но в какой-то момент она вся стала непригодной для носки. Я же носила старые платья Люсинды, которые остались у нее с молодости, пока она не родила и не стала полной. У нее их было много, поэтому я не нуждалась в обновках. Люсинда рассказывала, что когда Карл за ней ухаживал, он задаривал ее платьями, потом выяснилось, что он их воровал, но это не помешало ему завоевать сердце бедной девушки
И меня оставили с ним одну. Его тоже звали в город, но он почему-то отказался. Я возилась на кухне, а он ел.
-А почему ты не поехала за платьями? Я б хотел увидеть тебя в чем-то новом. – сказал он, осматривая при этом меня с головы до ног.
-Люсинда сказала, мне это незачем. У меня и так есть одежда. А ты почему не поехал? – меня действительно интересовал этот вопрос. Многие девушки расстроились бы из-за этого. После войны он возмужал и стал настоящем красавцем. Все местные девушки мечтали понравиться ему, а учитывая жалование, которое ему досталось после победы, многие говорили даже о свадьбе. Я хотела, чтоб он скорее нашел кого-нибудь и женился. Хотя мне было и жаль будущую жену.
-Как же я мог поехать без тебя? Я не хотел оставлять тебя одну. Тем более в этом доме редко можно просто поговорить в спокойной обстановке, чтоб никто из этих ублюдков не бегал под ногами. – при этом его лицо исказилось ненавистью и презрением.
-Как ты можешь так говорить? Они ж твои братья.
-Да плевать мне на них. Давай лучше поговорим о нас. Ты же тоже что-то чувствуешь? Я тебе нравлюсь?
-О чем ты? Конечно, ты мне нравишься, ты ж мой брат!
Филипп медленно встал. Он посмотрел на меня с полуулыбкой:
-Я не про это. Нравлюсь ли я тебе как мужчина?
После этого он начал подходить ко мне. Шаг и еще один. Спокойный и уверенный. И вот он стоит в метре от меня.
-Хочешь ли ты меня… поцеловать? – очень мне не понравилась эта его пауза, которую он сопроводил сальным взглядом по всему моему телу.
-Нет. - сказал я уверенно, я была напугана, но не понимала, что он от меня хочет. Я никогда не смотрела на него как-то, кроме как на брата. Я попятилась назад- слишком угрожающим стал его взгляд после моего отказа.
Это стало призывом для него, поводом действовать, он накинулся на меня, обхватил своими лапищами мои бедра и приподнял, чтоб наши лица были на уровне. Он был на голову выше меня и в два раза шире в плечах. Филипп прикоснулся своими жирными, после курицы, губами. Он начал сминать мой рот, не обращая внимания на мои брыкания. Он положил меня на стол и навис надо мной. Мои рук уперлись ему в грудь, я толкала, била, кричала, но все бесполезно. Он лишь с ухмылкой посмотрел на меня. И продолжил меня целовать, трогая при этом везде.
Я почувствовала рвотный позыв. Я плакала. И молилась, наверное, очень настойчиво, так как именно в этот момент зашли домочадцы. Люсинда бросила сумки на пол и ахнула, Карл замер, смотря на нас в изумлении, и лишь Милош бросился мне на помощь. Он запрыгнул Филиппу на спину и начал бить кулаками. Карл отмер и кинулся стаскивать братьев друг с друга. Время будто замерло, в памяти сохранились только картинки: вот Филипп повалил Милоша на пол, вот Карл пытается его оттащить, затем Филипп толкает его. Все это прекратилось, лишь когда Люсинда упала. Она просто зарыдала так, будто не плакала вечность. Затем встала и побежала…бить меня. Я бегала от нее по всему дому, я кричала. Спасло меня только решение спрятаться в лесу.
Там я провела целые сутки, прежде чем вернуться. Я не очень верила, но надеялась на извинения или хотя бы дальнейшее игнорирование моей персоны. Но они решили по-другому.
-Явилась! – сказал Карл. Он сидел на пороге и чистил обувь. Рядом с ним на скамейке сидела Люсинда и ела семечки.
-Какого черта ты вернулась? Девочка, не ломай мне семью. Филипп еле отошел вчера. Зачем ты липла к нему? Неблагодарная! – всю эту тираду я выслушала от Люсинды. –Теперь тебе тут нет места, Ника. Теперь ты сама по себе, а мы сами по себе. Все! Достаточно мы позаботились о брошенке. Ждали, что ты отплатишь нам, а ты…
- Я не виновата! – своим подростковым сознанием я не понимала, что со мной прощаются и больше не хотят слушать. Я еще долго умоляла, просила прощения, плакала. Но все было безполезно. Меня выкинули на улицу. Без денег, без еды, без одежды. Одну пятнадцатилетнюю девочку. Вот так я снова осталась одна, как тогда, когда некто бросил меня под самым бедным домом, так сильно сломавшим мою жизнь.