Племянница

Пролог

Наяву ли всё? Время ли разгуливать?

Лучше вечно спать, спать, спать, спать

И не видеть снов.

Борис Пастернак

Этой фатальной ночью Тая уснула не сразу. Первые часа три ворочалась в постели, что, как назло, казалась твёрже камня, хоть и лежала на пуховых одеяле и подушке. В голове то и дело крутились мысли, что требовали внимания, которые забываешь, стоит только утром открыть глаза. Но, когда долгожданный сон всё же наступил, лучше не стало.

Тае снился кошмар. Очередная жуть, которую по ночам выдавал её воспалённый мозг, измотанный недосыпом и стрессом. Каждое сновидение было ярким и причудливым, как обычно это и происходит, да только поначалу ничего не предвещало беды. Тая попадала в какое-нибудь приятное место — на берег моря или на цветочный луг — и слышала ласковый голос. Он звал к себе, манил, обещая радость и утешение. Зачарованная, она шла на этот голос, и дорога длилась часами, пока в конце концов она не проваливалась во тьму, как в шахту лифта. Смертью оканчивался каждый сон, заставляя Таю просыпаться от собственных криков.

Но даже ночные кошмары были лучше, чем реальность, в которую не хотелось возвращаться. Реальность не щадила Таю. Реальность так и ждала момента, чтобы подставить очередную подножку.

Всё началось 26 июня 2000 года. В этот злосчастный день Тая пошла на осмотр к врачу, который позже сообщил, что она никогда не сможет родить. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Врач пыталась её утешить: «Бесплодие — не трагедия. Вы можете усыновить ребёнка». Но если Тая и попыталась прислушаться к ней, то Рик, её теперь уже бывший парень, делать этого не стал. Он решил, что не будет «терять своё время на пустоцвета».

Всё разбилось вдребезги. Мир утратил цвета и краски. Люди вокруг занимались своими делами, пока Тая гуляла на краю пропасти. Вера в лучшее стёрлась так же быстро, как разметка на городских магистралях.

Но всё же, несмотря ни на что, слабая струна радости в душе оставалась тихо звенеть и вскоре зазвучала громче. Тая не сразу смогла выбраться из этой трясины. «Что бы ни случилось, всё к лучшему», — убеждала она себя, хоть и не сразу поверила в это. Забылась в работе, приходила домой под ночь и замертво падала на кровать. Руководитель, оценив усердие Таи, как назло, отправил в отпуск, хотя она и отпиралась что есть мочи.

И вот она проснулась посреди ночи после очередного кошмара. Она будто оказалась в поезде, бесконечно следующем по кругу — просыпалась в холодном поту, чтобы вновь уснуть для просмотра нового фильма ужасов. Висящий над кроватью ловец снов с пышными перьями, когда-то подаренный старым другом, так и не смог ничего поймать. Какой же наивной нужно быть, чтобы поверить, что эта штуковина может защитить от кошмаров!

Но сегодняшний кошмар ей запомнился на всю оставшуюся жизнь.

Тая шла по длинному пустому коридору в каком-то замке. Как и в других снах, прогулка продолжалась не один час, но сейчас никто почему-то не звал Таю, и она следовала в неизвестность по собственному порыву. Единственным попутчиком была тишина — мертвецки-холодная, она скрывала в себе некое зло, и узнавать какое совсем не хотелось.

Коридор наконец закончился, и Тая остановилась у двери, настолько изведённой временем, что, кажется, прикоснись к ней — и та разломается в щепки. Стоило только приоткрыть её, как раздался негромкий, но противный скрип. Правда, он был меньшим из зол. Потому что ни одна дверь не могла привести туда, куда привела эта.

Во всём своём ужасающем величии распростёрся ад. Но не тот, каким его представляют верующие. Ни кипящих котлов, ни языков пламени, ни рогатых демонов, всячески измывающихся над грешниками — нет, здесь всё было серо и покрыто едким дымом. А запах стоял самый что ни на есть омерзительный: это аромат смерти, гнили и разложения, заставляющий зажать нос и поскорее убраться отсюда. Пелена дыма поначалу скрывала весь этот кошмар, но не прошло и нескольких мгновений, как он исчез и среди этой ужасающей картины проступили вдруг чьи-то очертания.

Это оказалась женщина. Она была неестественно худой и высокой и наверное, голодала не один день, что выдавали её впалые щёки, бледная кожа и сухие тонкие губы. Сальные чёрные волосы с проявлявшейся сединой падали на костлявую спину. Женщина молчала, пронизывая взглядом, в котором ощущалось знание чего-то, что простым смертным понять не дано. Но всё же во взоре улавливался некий призыв — она хотела, чтобы Тая пошла за ней. И, вопреки здравому смыслу, она покорилась этой немой просьбе вместо того, чтобы бежать без оглядки.

Всё стало ещё причудливей, появилась ещё одна дверь. Сон, как водится, всё путал, сцеплял в одно целое то, что в реальности не скрепишь, и Тая вдруг попала в комнату с колыбелькой. Само пространство отнюдь не выглядело удручающе, а, напротив, казалось даже уютным. Стены были обклеены голубыми обоями с нарисованными облачками, на которых сидели весёлые амуры; на потолке висела маленькая люстра, что создавала приятное, расслабляющее освещение. Женщина подошла к люльке и стала аккуратно её покачивать.

Тая робко приблизилась, опасаясь, что, сделай она шаг, спутница тут же на неё набросится, защищая дитя, но она смотрела только на колыбельку. В этой женщине крылось нечто странное, неестественное и даже ужасное, она словно утратила всё человеческое. Она покачивала люльку, сжимая деревянную спинку так крепко, что побелели костяшки её длинных худощавых пальцев. И вдруг резко отпустила кроватку, потянулась к спящему младенцу и взяла его на руки.