Пневмония

Пневмония

Терапевтическое отделение Еврейской больницы располагается в отдельном небольшом уютном таком корпусе, построенном в 1905 году архитектором Гальперсоном, о чём свидетельствует авторская табличка над входом.

Я попал сюда с пневмонией в среду вечером. С меня взяли 50 гривен за поступление, а кровь из пальца и из вены обошлись ещё в пустячные 4 червонца.

Второй этаж, пятиметровые потолки, палата номер 6. Чехов! Антон Палыч, ау! Шесть коек, я занял одну из трёх вакантных. Под окном.

Сперва зашёл в смежную пятую палату. И сразу выскочил: вонь такая, хоть святых выноси. В шестой тоже не ароматерапия, но маленько полегче.

Соседи: Юра, лет 50, и два дедка лет по 60-65.

Кашляют так, что в воздухе висит мокротный туман, эдакая трахейно-жидкостная суспензия.

Юре совсем херово, почти не встаёт, температурит третью неделю, уже кровь ему начали переливать. Целыми днями разные капельницы.

Первый дед шустрый такой, живой, работягой работает, тоже Юрой звать. Спрашивает меня:

• У тебя хоть вены есть?
• Найдётся, - говорю, - парочка, а что?
• Та, у нас тут, - говорит, - палата: все со слабыми венами.
• Теперь, - говорю, - всё у вас будет по-другому. Я пришёл, у меня отличные вены, хоть сейчас – на выставку.

Второго дедка - Сашу привезли утром. Совсем доходной дядька, худющий, разговаривает тихо-тихо, и так же слабенько покашливает.

Раззнакомились. Работяга мне говорит:

• Ты не мент, случайно?
• Не.
• Спортсмен?
• Не.
• Бля, бандит шо-ли?
• Что-то среднее, - говорю.
• Саша подключился:
• Я был ментом когда-то, участковым на Слободке. Давно это было, ещё при Союзе. Нервная, я тебе скажу работёнка, ну её на хуй! Особенно доставали цыгане, как не свадьба, или день рождения – обязательно поножовщина. В сорок лет инфаркт хватанул, ебать его надо!
• А сейчас чем занимаешься?
• Бизнесмен я. Мебель и всякая такая хуйня.

Дверь открылась и через нашу палату в пятую прокатился неестественно толстый мужик в ярко-зелёной футболке.

• Беженец, бля. Из Донецка, - констатировал работяга. Он чалился тут уже неделю и, не считая коматозного Юры, был местным старожилом; всё про всех знал. - Торчит в Одессе уже два года и всем, сука, недоволен. Полтора года его держали в санатории Куяльник, сейчас сюда вот перевели. Кормят его, блядь, поят, а он, падло, только и делает, что скандалит. Ничем не болеет, только пиздит-ходит. То ему каша не солёная, то хлеба мало, то ещё до чего доебётся. Заебал!

Коматозный начал издавать своим изношенным организмом совсем несвойственные человеческому существу междометия. Нечто среднее между угуканьем филина и клёкотанием стервятника.

• Юра, - ебать тя в сраку, - испугался весёлый работяга, - это шо ещё за хуйня? Шо- то я от тебя такого блеяния раньше не слыхал!
• Та что-то я прокашляться не могу, - тихонько оправдался горемычный и, тяжело кряхтя, перевернулся на другой бок.
• Смотри мне, бля. Не окочурься тут у меня на руках. Или сестричку позвать?
• Не надо, - пробулькал дырявыми лёгкими Юра.

Работяга шёл на поправку. На душе у него было светло и безоблачно:

• Как знаешь, дружище. А то, может, сбегаешь в первую палату. К тёлочкам. Они тебя живо на ноги поставят. Я там как раз приметил для тебя подходящую бабушенцию. Видел, наверное: еле ходит такая с палочкой. И, что примечательно, угукает так же как ты.

Юра молчал.

• Ох и баб же у меня было, - это подключился Саша. - Одних только жён четыре штуки. Шесть детей, нахуй бля.
• Четыре жены - это нехуёво, - позавидовал работяга.
• Да, бля, - окунулся в воспоминания Саша. - Одна на слободском кладбище, вторая - на втором христианском, третья в Израиле, а четвёртая, - Саша неопределённо махнул рукой, - хуй её знает где она сейчас. Выгнал её к ебени мать.

Прокатился беженец:

• Сейчас гулял по территории, так тут столько котов. Штук, наверное, двадцать!
• Да? Нихуясе, - поддержал разговор работяга. Пузырь нырнул в свои апартаменты и дед Юра пробурчал:
• Ботаник ёбаный!

Темы как бы исчерпались, и началось перекашливание. Такая, знаете ли, массированная бронхиально-артиллерийская подготовка. Минут на четыре-пять, не более. У каждого под шконкой заготовлен кулёчек, как правило "Социальная Аптека", или "Таврия В" для сплёвываемой мокроты.

Я потянулся за книжкой, раскрыл её и начал было читать, но оказалось, что работяга уже прохаркался, улёгся поудобнее и, закинув ногу за ногу, сделал такой вброс:

• Я вообще тутошний, молдаванский. На Заньковецкой живу.

Саша живо ухватился за тему:

• Я тоже с Молдавнки, и жена моя первая со Степовой. А у неё подруга была Танька, так она никогда за такси не платила. Всегда ездила за отсос. А с женой я со школы знаком. С нами в классе учился, кстати, Толя Вассерман.
• Это который в жилетке с миллионом карманов?
• Ну да, бля. - Бизнесмен кашлянул пять-шесть раз. - Так его все пацаны пиздили. Только я защищал, жалко ж поца.

За сим все тщательно прокашлялись, дед Юра погасил свет, и мы легли спать.

Среди ночи включились все лампы, у дверей началась какая-то возня и приглушённые разговоры на гортанном языке. Мужик с бабой при помощи медсестры втащили в палату нового дедугана и уложили на крайнюю кровать. Долго стелили, шептались и шуршали кульками. Наконец деда оставили в покое, потушили свет и свалили. Но дедушке явно было очень хреново, он громко и невнятно стонал. Прибежала сестричка, включила свет и активно пыталась понять, что старика беспокоит. Затем умотала и вскоре притащила дежурного доктора. Доктор в ахуе убежал и через пять минут, громыхая на всю Мясоедовскую, вкатил в узкие двери палаты, прямо как Василий Иванович Чапаев, станковый пулемёт "Максим". Пулемётом оказался примерно такой же по габаритам ящик с электрическим шнуром и вилкой. Доктор немедленно включил его в розетку, а деду в ноздри перепало две гибких трубки, как от капельницы. "Максим" принялся издавать звуки как будто одновременно работает дизель-генератор и холодильник "Донбасс". Плюс к этому, где-то там внутри с периодичностью раз в шесть секунд дважды били литавры. Кроме того, к нему приделана бутылочка, в которой булькает какая-то жидкость. Короче, в этот симфонический оркестр органично вплетался ещё акустический эффект аквариумного аэратора.