По безнадёжному пути

По безнадёжному пути

Сколько Костя себя помнил, на запястье его правой руки поверх переплетений синих вен всегда значились одни нули, выведенные несмываемыми чернилами. В раннем детстве он не придавал этому значение, ещё не понимая, что такое время, но всегда с упоением слушал волшебные сказки о родственных душах. В них два человека, предназначенных друг другу судьбой, обязательно встречались, когда заканчивался обратный отсчёт у них на запястьях, и преодолевали все препятствия, какие бы ни стояли на пути к соединению двух любящих сердец, а в конце торжествовала любовь, побеждающая и победившая всё.

«И жили они долго и счастливо», - так заканчивалась любая уважающая себя сказка о любви двух соулмейтов.

Костя верил, что где-то на свете живёт его родственная душа и однажды они непременно встретятся, полюбят друг друга и проведут вместе всю оставшуюся жизнь. Со временем он с удивлением стал замечать, что у других детей крошечные циферки на запястьях – единички, пятёрки, восьмёрки… – сменяются числами поменьше с определённой периодичностью.

Нули стройным рядом смотрели на него изо дня в день. И ничего не менялось, что бы Костя ни делал – тёр, щипал, щёлкал пальцами по сосудам, сжимал до красноты. Он только лишь причинял себе боль. Нули неизменно и издевательски чернели на покрасневшей коже.

Костины сверстники в детском саду беззаботно играли друг с другом, не задумываясь ни о чём серьёзном, хвастались меняющимися циферками, сравнивали и пытались представить себе первую встречу с условной родственной душой и понять, каким именно образом они смогут определить, что какой-то мальчик или какая-то девочка и станут спутниками их жизни. Сам Костя никогда не принимал участия в этих шумных разговорах. Он не знал, когда и вообще произойдёт ли его встреча с родственной душой, ведь у него отсчёт времени не шёл.

Однажды по дороге из садика Костя, набравшись храбрости, спросил у мамы: «Мама, а почему у всех на руках циферки меняются, а у меня – нет?». Мама ласково потрепала его по голове и, улыбнувшись, объяснила: «Не переживай, Костик, просто твоя девочка ещё не родилась. Так бывает. Значит, ты будешь старше и сильнее. И будешь её оберегать и защищать. Я верю, что очень скоро ты узнаешь, когда вы встретитесь. Всё будет хорошо. Ты же веришь мне?».

Костя согласно кивнул: мамины слова его успокоили. Правда, ненадолго. До очередного дня рождения, когда на вопрос: «Мама, а скоро ли начнётся отсчёт у меня на руке?» – мама отвечала: «Скоро, Костик, скоро» – и просила верить ей. Костя верил. Ещё ровно год. До нового вопроса и неизменного маминого ответа. И не терял надежду.

В начальной школе – ещё в первом классе – его поймал за руку кто-то из одноклассников (его имя Костя не запомнил) и вывернул её запястьем вверх, в изумлении поглазел на нули и крикнул: «Глядите, ребята, у Кости не идёт отсчёт. У него нет соулмейта. Он ущербный!». Красный как рак возмущённый Костя соврал, что уже встретил свою судьбу.

- Да ладно? И кто же она? – тоненьким голоском пропищала девчонка с двумя рыжими хвостиками и зелёными глазами.
- Не скажу! – мстительно выдал Костя.

В его глазах застыли злые слёзы. Никто никогда не называл его ущербным. Родители всегда поддерживали и подбадривали его, всегда верили и надеялись вместе с ним. А эти ничего не понимающие жестокие дети задумали растоптать его мечты и надежды.

- Врёшь ты всё! – наперебой заголосили мальчишки. – Нет у тебя никакого соулмейта! И никогда не будет! Ты никому никогда не будешь нужен!

В тот день его вера в то, что он однажды встретит свою судьбу, впервые пошатнулась. И с тех пор он стал терять её всё стремительнее.

В тот день он первый и последний раз расплакался при одноклассниках. И дал себе твёрдое обещание, что его слёз больше никто никогда не увидит.

Его сторонились и презирали. Над ним смеялись и издевались. Только из-за проклятых нулей – просто потому, что ему не повезло. Но он умел постоять за себя. Со временем он научился не обращать внимание на насмешки, чужое мнение и чужое презрение. И стал ненавидеть тех, кто никогда не испытывал того же, что и он, никогда не чувствовал боли, не считал себя лишним, обездоленным, никому не нужным, несправедливо обиженным, лишённым надежды на счастливую жизнь.

С тех пор он стал скрывать запястья длинными рубашками, свитерами, пиджаками, а в тёплое время надевал вместе с безрукавкой и обязательным красным галстуком бинты или повязки. Никто не должен был видеть символ его неполноценности. Это никого не должно было касаться. Это было только его дело.

С годами выстроенные, как солдаты по стойке смирно, нули проступали на коже всё ярче. Когда мать в очередной раз ответила ему, что его родственная душа ещё не родилась, двенадцатилетний Костя зло огрызнулся: «Не хочу иметь ничего общего с девчонкой, которая родится, когда я буду заканчивать школу!». Про себя он подумал: «Мой соулмейт наверняка родом из далёкого прошлого. Не неси чушь, мама! И не ври мне!». В какой-то книжке, посвящённой воспитанию детей, что он однажды стащил у матери, чёрным по белому значилось, что в уникальных случаях рождаются дети, чья родственная душа или уже прожила свой век или родится в далёком будущем, которое для них, к сожалению, уже никогда не наступит. Просто потому, что им не повезло. Над ними жестоко пошутила судьба.

Больше никто его не обнадёживал понапрасну. Он перестал верить в предопределение. Он больше не надеялся, что судьба подарит ему ту самую, с кем он разделит остаток своих дней и будет жить долго и счастливо, как герои его любимых детских сказок. Он был уверен в том, что никогда никому не будет нужен.

В четырнадцать Костя решил избавить мир от своего никчёмного и никому не нужного существования, да так и не решился сделать это. Он знал, что никто не будет сожалеть о его смерти. Никто, кроме родителей. Когда он подносил лезвие, «позаимствованное» у отца, к ненавистным нулям, он вдруг представил, как мама находит его бездыханное тело в луже крови в ванной и безутешно рыдает всю оставшуюся жизнь, так и не оправившись от потери единственного горячо любимого сына. «Мама будет плакать», - стучала в мозгах запоздалая мысль. Об этом он мог вспомнить и раньше, но почему-то забыл, ослеплённый собственной болью. Как он мог забыть о маме? О самой лучшей, самой доброй и поддерживающей маме на свете? И самой любимой…