По мотивам моей души

По мотивам моей души

Часть 1.

  Когда я умер было ровно 8 часов вечера. Довольно забавно умирать в предзакатное время, тем более ранней осенью.
  Смерть не была для меня неожиданностью. Последний визит к врачу навсегда отбил желание когда-либо снова появляться в больнице. 
 Порок сердца. Шанс нормально жить определенно был. У меня он составлял 10% из ста. 

  Я никогда не любил математику, все эти целые или дробные числа, пропорции, а проценты – больше всего. Они несли большой объем субъективизма. 

  Что значили эти 10%? Что я смогу снова бегать без отдышки и боли в сердце? Что меня больше никогда не положат под капельницу? Что мне не придется пить три раза в день по четыре горьких таблетки? Что я полностью выздоровею? Или что просто не умру от внезапной остановки сердца?
  Но я ведь умер! К чему теперь нужны все эти цифры…

  Если бы я только знал что меня ожидает после смерти, я, наверняка стал бы атеистом.
 
  Оглушительный ритм сердца, смешанный с болью, которая затуманила глаза и расслабила мышцы, заставил мои ноги подкоситься. После того как я потерял над телом контроль и упал, так и не дойдя до своей квартиры, все поглотила гнетущая темнота. Только в ушах стоял необычный звон. Он мутировал, преображался в голоса людей. Они то замолкали, то громко произносили слова. Бессвязные и пустые. Сейчас, в моем положении, они казались именно такими.

«Я опять поправилась на два килограмма!...»

«Сын плохо ест, приходится наказывать…»

«Кошка изодрала мне всю мебель!..»

«Какой уже день жду сантехника. Соседи снизу сделали недавно евроремонт…»

«Сколько раз тебе напоминать, что бы ты клал эти вещи на свои места!...»

«У меня на это нет времени…»

«Нет, я не смогу посидеть с ребенком. Я работаю, мне что – разорваться?!...»

«А много платят?...»
 
  Потом я замер. Словно остановился и прислушался. Пела девушка. Фальшивила немного, но голос красивый. Я почувствовал ее, словно разглядел самую яркую звезду на небосклоне. Она вдруг замолчала. Я огорчился и напряг слух, стараясь понять что она делает, но ее голос пропал, растворился, как сахар в молоке (раньше я любил его пить по вечерам), оставляя после себя на самом дне крупинки надежды.
  Но чем больше я напрягал слух, тем меньше чувствовал ее присутствие. И все же я не сдавался, хоть до конца и не мог понять: зачем все это делаю?
  Я слышал голоса намного лучше, а песня была абсолютно детской. И все же… 

«Мишка-мишка-мишка, сладостей знаток, люблю сгущенку слишком и липовый медок…»

  Потихоньку начал ей подпевать. «Скорей садись обедать, а после с медом чай…»

Потом наши голоса словно слились. «…меня зови отведать и чаем угощай.»

  И я увидел ее. Невысокая, смуглая, теплая улыбка и глаза чайного цвета.

  Она вдруг потянулась ко мне рукой. В кулаке сжимала ситцевое красненькое сердечко.

- Еще совсем немного – и я закончу. Осталось только пришить тебе сердечко.

  Пока иголка с ниткой выводили стежки на моей груди, я смотрел как она сосредоточенно следит за своими движениями. Черты ее лица не казались мне привлекательными, но я не мог отвести от нее свой взгляд. Словно зачарованный наблюдал. Тяжело вздохнула, откусила нитку, сделав узелок и разгладила на мне сердце.

  Когда она взяла меня на руки, я понял, что ситец – не единственный материал, который был задействован в процессе шитья. Меня.

  Интересно, как бы к такой реинкарнации отнесся Будда?

Часть 2.

  Уже прошло больше недели как она засыпает и просыпается рядом со мной.
  Каждой ночью, укладываясь спать, она клала меня рядом и укрывала одеялом. Я сразу мог почувствовать тепло ее рук, заметить на себе усталый взгляд и ощутить прикосновение губ к своему плюшевому носу.
  В своем безвольном состоянии единственное, что я мог – позволять ей себя тискать и иной раз служить подушкой. Ей это было вполне достаточно. А я боролся с желанием дотронуться до нее.
  Так как днем я ее практически не видел, ночь давала возможность побыть с ней, наблюдая, как ее каштановые волосы в беспорядке расположились на подушке.
  Широкие скулы не находили пропорции с ее тонкими губами и небольшим носиком. Но я не задавался вопросами эстетики, меня больше занимали ее опущенные веки с длинными темными ресницами.

  Она просыпалась раньше будильника, порой даже раньше восхода солнца. Когда она открывала глаза, то с минуту смотрела на меня не отрываясь. Казалось, я целый день ждал с нетерпением и сладостным ожиданием именно этой секунды. Поначалу я сильно надеялся, что она видит меня…, меня, а не игрушку. Но ошибался.
  Ошибался…, а затем снова надеялся.
  
  Потом она падала лицом в подушку, поджимая под себя ноги под одеялом и зевая. Через несколько минут перебарывала свою сонливость, вставала и шла на кухню заваривать себе кофе. Она была убежденной вегетарианкой и поэтому завтрак ее, чаще всего, состоял из яблок и банана.
  Возвращалась она уже бодрая, но все равно немного понурая. С ее настроением постоянно контрастировала ее забавная ночная рубашка с мультяшными героями. Я смеялся, когда она протирала кулачком свои заспанные глаза и шла к шкафу с одеждой. Ей едва можно было бы дать 18 лет, хотя, совсем скоро, ей должно было исполниться 25. Она сама часто чувствовала себя ребенком, хотя ее физиология явно напрашивалась на материнство.
  Да и сам я это замечал…, ведь глаза у меня не закрываются! Когда у тебя есть неоспоримое оправдание, совершать бестактный поступок значительно легче. Поэтому я и не стыдился своего откровенного интереса.

  Она жила не одна, я понял это в тот же день, как только меня "создали". У нее была младшая сестра лет 9. И имя моей обладательницы я впервые услышал именно из ее уст.

- Маш, в холодильнике осталась только картошка и пара яблок!...Ого…! Ты его дошила…, - раздались быстрые звучные шаги по паркету и я увидел светловолосую девочку с темно-зелеными глазами. На ней был теплый синий джемпер и черные брюки. 
 
  Она сразу потянулась ко мне и принялась рассматривать со всех сторон.
- Ты пришила ему сердце? – улыбнулась она.
- Да, у всех должно быть сердце… 
- И даже у улитки? – девочка рассмеялась и, неаккуратно вернув меня в руки хозяйки, поспешила на кухню, - Пойду пожарю себе сахар!

  Маша подскочила со стула, поставила меня на стол и направилась на кухню.
- Юль, не трогай сковородки! Мне вчера пришлось отскребать черный сахар от них! Завтра схожу в супермаркет. А сегодня поужинаешь вареной картошкой.
  Я слушал их диалог на повышенных тонах и все больше ощущал атмосферу семейного благополучия. Становился все больше частью их мира.
Словно это и мой дом. Словно я еще жив.


- Юль, поставь чайник, я хочу выпить теплого чая, - Маша потянулась за компьютером и развернулась на стуле. Она уже более двух часов без отрыва что-то печатала.
- Он и так теплый, ты все равно не пьешь его горячим!
 Да, но она грела о чашку свои руки. 
- Ладно, сама поставлю.
- Сиди, он скоро вскипит.

  Она тяжело вздохнула и повернулась к экрану, искоса заглядывая в окно. Я невольно проследил за ее взглядом. По оконному стеклу барабанил дождик. Между темных деревьев был заметен неяркий лунный диск. Прохладная сырость пробиралась через открытую форточку и ненавязчиво теребила ее короткие волосы. Я улыбнулся. Это был первый раз, когда я почувствовал, что улыбаюсь, несмотря на тонкую нитку, из которой был сделан мой рот.

  Вскоре я понял, что это не единственные чувства, которые я мог испытывать. Когда я еще был жив, они постоянно следовали за мной. Но, то, что я ощущал в себе к этой девушке…, со мной случилось впервые. 

  Я влюблялся, и не раз. И каждый раз было чувство, что именно эта любовь – вечная. Но вечна она была только до аналогичной влюбленности. Иногда мне казалось, что это такая человеческая забава – заставлять себя поверить в то, чего по-настоящему нет, создать образ, нафантазировать. Я, конечно же, как и многие люди, предпочитал думать, что вовсе не витаю в облаках, а довольно реалистично смотрю на жизнь.
  Да, в этой жизни можно обмануть абсолютно всех, даже себя.
     
  Над сколькими вещами ты начинаешь задумываться, как только остаешься наедине со своими мыслями довольно продолжительное время! Очень часто люди избегают этого из-за страха столкнуться с укором совести или с болью потери. Но безнадежно давать этим чувствам отсрочку – они все равно найдут лазейку, чтобы показаться вам во всей красе. Поэтому я отпустил все тревоги и страх из своего сердца (не только по совету лечащего врача) и наполнял его исключительно светлыми моментами, которые отбирал с особой тщательностью.
  С моим теперешним сердцем дело обстояло иначе. Да и «отфильтровывать» что-то в данном случае не представлялось нужным.

- Ну, доброе утро…, хм…, - Юля сидела на краю не разобранной постели и улыбалась мне, - Маш, как ты его назвала-то?
  На кухне прекратила шуметь вода и на пару секунд все затихло.

  Мне показалось, что я замер и весь обратился в слух. Я так ждал этой минуты. Наверное, сейчас я снова улыбался. Интересно, кроме меня это кто-то замечает?

- Барон Рупенншнаузерс Людвиг МакВан IV. Для тебя – просто Барон.
  Из-за двери показались глаза чайного цвета, а затем и блуждающая ухмылка.

  Если бы я когда-нибудь смог поведать кому-то о своих приключениях после жизни, я начал бы приблизительно так:
  Ее звали Машей, а меня…, а, хотя, это неважно. Барон, просто Барон.

Часть 3.

  Это был последний день с ней. Последний день, когда я видел ее однобокую ухмылку, так часто появляющуюся без повода и глаза цвета теплого чая.
  Если бы я знал, что мне дадут всего месяц. Всего месяц с ней. Я, скорее всего, предпринял бы попытки, чтобы она увидела во мне человека. Шанс ничтожен, но я знал бы наверняка, что все это тщетно и не корил себя. Да чего уж говорить, я был настолько поглощен наблюдениями за ней и размышлениями с самим собой, что на обдумывание планов по привлечению к себе внимания не хватало времени…, а скорее просто эти мысли были отброшены и списаны на волю случая. 

- Маша! Ты только погляди! Первый снег, - Юля промчалась мимо кровати в легкой пижамке и распахнула балконную дверь.
  Промозглый холодный воздух ворвался в нагревшуюся за ночь комнату и щекотал кожу своей прохладной свежестью. Маша поежилась и прижалась ко мне ближе. Сегодня ее волосы пахли земляникой.
- Немедленно закрой балкон и иди умываться. Тебе через полчаса в школу! – вскрикнула Маша, с неохотой приподнимаясь на локте. 

  Погода за окном отягощала ее сонливое состояние. Серые тучи прятали за собой яркое белое солнце, поэтому в комнате по-прежнему царила ночная темнота. Сейчас ее движение казались грациознее и раскованней. При свете дня Маша неузнаваемо менялась. Становилась менее эмоциональной и закрывалась от чувств. Иногда она дожидалась пока ее сестра не уснет, выключала свет и тихо кружилась в незамысловатом танце по комнате с плеером в ушах и прикрыв глаза. Свободная и полностью счастливая. Она была не здесь. Нет. Сейчас она находилась там. В том мире, который она выдумывала, навеянный музыкой.

  Я смотрел и думал. Отчего я не встретил ее раньше? На год, два, может даже на 5 лет. Почему только сейчас, после смерти, я смог найти ее и наконец ощутить то самое чувство, которое мешает эгоизму поселиться в твоем сердце? Или может теперь это довольно затруднительно, ведь сердце у меня все-таки плюшевое.

  Юля нехотя ушла в ванную, громко хлопнув дверью в знак протеста. Маша встала, чтобы закрыть балконную дверь. Мятая пижама. Ее блуждающий взгляд. Белые снежинки, хаотично бороздившие воздух, бились об оконную раму и через пару секунд таяли от ее теплого вздоха.

- С первым снегом, Барон.

  В течение всего дня, на протяжение которого я по обыкновению предавался размышлениям, ко мне пришло чувство, что я видел ее где-то. Видел задолго до того как умер. Эта навязчивая мысль пришла ко мне после логических домыслов отчего я попал именно сюда, к ней. Почему я не разглядел ее раньше? Моя жизнь, возможно, была бы другой. Совсем другой. И смерть тоже была бы другой. Хотя…, умирать намного легче, если ты знаешь, что есть люди, которые не сдержат слез, узнав об этом.

  Маша часто плачет. Меня это всегда очень беспокоит. Не только из-за того, что после этого на моей шкуре остаются мокрые пятна. Но что я могу сделать для нее еще, кроме как вовремя подставлять лапы вместо платка?

  Такие душевные порывы чаше всего случались ночью, когда она оставалась наедине с фильмом, книгой и своими мыслями. Иногда мне казалось, что она специально изводит себя, выжимает всю боль и разочарование. Она плакала даже когда все хорошо заканчивалось. Я не знал как реагировать на это. На моей памяти девушки чаще всего улыбались, умилялись, высказывали какие-то шутки, но ни разу не рыдали в своего плюшевого медведя. Даже если он не против. 

   Но потом я неожиданно понял. Плакать над чужим радостным событием намного труднее, чем над собственным горем. Нужно быть человеком с воистину светлой душой и сильной волей, чтобы победить свой эгоизм.

- Нам в школе предложили путевки на каникулы в лагерь! – заверещала Юля, бросая свой рюкзак возле входной двери.
- Ты снова за компьютером?! Сколько можно глаза ломать! – продолжала она, входя в гостиную и попутно снимая верхнюю одежду.
  Маша подняла голову, прекратив на мгновение кликать мышью, и улыбнулась.
- Нужно доделать работу. Это срочно.
- Так ты отпустишь в лагерь? – нетерпеливо спросила Юля, усаживаясь рядом с письменным столом.
- Не знаю. Где это? С кем и когда едешь? 
- На пять дней, с классом. В «Золотой родник», - незамедлительно ответила она, как будто уже давно заготовила свою речь для сестры.
  Маша быстро оторвала взгляд от монитора и взглянула на нее.
- «Золотой родник»?

   Я уловил ее внутреннюю тревогу, а затем отрешенный взгляд, который показывал, что с этим названием связаны не самые лучшие воспоминания. 
- Ага. Ну, так что? Отпустишь?
- Нет. У нас нет денег на лагерь, - Маша глубоко вздохнула и сделала вид, что снова погружена в свою работу.
- Маш! Ты не понимаешь…, - с ноткой горечи в голосе начала было Юля, но девушка повернулась к ней с невозмутимой и недовольной гримасой.

   Я уже видел этот взгляд. Чувствовал как ее негативная энергетика проникает в каждую клеточку моего организма, ощущая дискомфорт и отторжение.

- Я же сказала «Нет»! – отчеканила каждое слово она. Девочка опустила голову и поджала губы. По-видимому, она не сталкивалась с такой агрессией от сестры и теперь не знала как реагировать.
  Стоит промолчать или попробовать отстоять свою точку зрения?

  Но я помнил этот голос. И знал, что он непримиримый.

  Когда в моей памяти начали возникать картинки, меня затянуло в водоворот прошлого. И мне не оставалось ничего другого, как спуститься по спирали времени.

  Надеюсь, это не начало еще одного ремикса старой сказки Диккенса. 

Часть 4.

  Лететь сквозь время было не так и утомительно. Как при перемотке кинопленки, кадры из жизни появлялись перед моими глазами.

   Вот мой последний при жизни день рождения.
   Тут я играю в футбол с друзьями, вспоминая былые времена.
   Затем моя бывшая девушка со мной на аттракционах.
   А здесь я со своей старой овчаркой Ладой.
   Работа. Институт. Друзья.
   Редкие минуты абсолютного счастья. 

 Неожиданно все замедлилось. 
«Ну вот и приехали»,- подумал я.

  Мне тогда было 13 лет. Ну, может, около 14, правда это не особо важно. Намного важнее, что я проводил летние каникулы в «Золотом ручье». Всего было восемь отрядов по 15 человек. Каждому из отрядов принадлежала определенная территория возле корпусов, где они жили. Нам досталась прямо рядом с детской площадкой. После ужина наши ребята часто там куролесили в свое удовольствие. Другие отряды редко осмеливались приходить сюда.
  В те годы мы еще не понимали по-настоящему что такое «общее», точно разграничивая где кончается «мое» и начинается «твое». Причастность к чему-то или обладание чем-то всегда придает уверенность в себе и определенный статус «хозяина», именно тогда и рождается гордость.

  Как обычно, после семи я шел из столовой к своему корпусу. Большинство ребят остались в столовой, так как там сегодня проводились викторины и конкурсы. Я не был любителем такого вида развлечений. И хотя родители отправили меня в лагерь, чтобы хоть как-то заставить чаще общаться с ровесниками и расширить свой кругозор дальше, чем располагала к этому моя комната, я по-прежнему оставался особняком, самим по себе. Почти сразу по приезду сдружился с парой мальчишек из разных отрядов, с остальными был не более чем вежлив. Я не был замкнут и скромен, просто не любил шумные большие компании и посиделки допоздна. 
  Начало июля было теплым. Даже довольно душным, не смотря на близость речки. Солнце не спешило заходить, радостно ликуя яркими лучами и нежно касаясь ими всего до чего они способны были дотянуться. Ветра не было. Как сказал бы юнга: «Полный штиль, мой капитан!»
  А я только тихо выругался и вытер рукавом пот со лба. Потом до меня донеслось поскрипывание старых качелей на площадке и я невольно посмотрел в ту сторону. 
  С двух сторон от дороги, которая вела к корпусу, росли раскидистые и высокие клены. Их пышная одежда из листьев мешала мне сразу определить виновника режущих слух звуков, поэтому решил пойти туда и проверить. Я не был конфликтной личностью, но, так же как и большинство парней из отряда, не выносил, когда кто-то кроме нас доламывал эти качели.

  Когда я подошел ближе, то увидел невысокую темноволосую девочку. Раскачивалась она не сильно, но длинные волосы словно шлейф летали за ней.
- Ты из какого отряда? – бросил я, немного сердито и не имея желание здороваться. Девочка обернулась. Большие карие глаза обратились ко мне со вниманием.
  Вглядываясь в них, мне вдруг захотелось какао. 
- Из третьего. А ты из пятого? – спросила она, пытаясь остановиться качели, но ее короткие ноги не успевали дотянуться до земли. Я тогда подумал, что не хочу злиться на нее. Неброская внешность и растрепанные волосы располагали к себе своим неизвестным очарованием.
  Я кивнул и она улыбнулась.
- Ты занимаешься плаваньем, я видела тебя в бассейне. Хочешь стать пловцом? – наивный взгляд, доброжелательная интонация. Сейчас они сказали бы мне о многом, но тогда я еще не умел различать голосовые оттенки.
- Да, люблю плавать, - я подошел ближе к качелям и коснулся потрескавшейся синей краски на металле, - Но стану врачом. Кардиологом. Родители посоветовали.
- Мм…, я стану аниматором, - выкрикнула она, прежде чем наконец оттолкнуться от земли.   Качели протяжно заскрипели в знак протеста, но продолжали набирать высоту.
  Я ничего не ответил и она тут же обратилась ко мне.
- Раскачай меня посильнее! Так чтобы дотянуться до неба!

  Я неожиданно для себя рассмеялся.
- Глупая, оно слишком высоко!
- Так раскачай меня высоко!

  Я аккуратно зашел сзади и принялся отталкивать сидение, не замечая негодующего скрипа и неуверенного вздрагивания опор качелей. 
  Потом я совсем забылся. Смотрел вдаль. За небольшим забором внизу пролегала широкая долина. Чуть поодаль справа – та самая речка, которую местные прозвали «Золотым ручьем». Если бы я сейчас был в своем корпусе за каждодневным прочтением журналов, никогда бы не смог понять отчего она так называлась.
   Медленно сползая с неба, солнце отпускало по воде свою искрящуюся позолоту,которая тянулась дорожкой к горизонту. Это спокойствие так умиротворяло и завораживало, что я на автомате раскачивал девочку под задористый крик: «Еще выше!».
   На мгновение, неожиданно потеряв координацию, я промахнулся и, оступившись, упал прямо под качели. Сидение пролетело мимо. Расстояние до меня было достаточным, чтобы я смог увернуться. 
   Девочка заметила меня сразу. Испуганно посмотрела и, неудачно подтянув под себя ноги, вылетела назад из качелей вместе с доской, которая была недостаточно крепко прибита, особенно для детей нашего возраста.
   Я быстро поднял вверх руку и остановил качели. Вся боль от удара превратилась в страх за девочку, хотя предплечье рьяно краснело и жгло. 
 Она лежала, тяжело дыша и прижимая грязную ладонь к голове.
- Ничего страшного. Все нормально.
- У тебя кровь! – вскрикнул я, подходя ближе и присев возле нее на корточки. 
- Ничего. Ничего…, - не отрывая глаз от земли, на вздохе произнесла она.
- Посмотри на меня! Эй, слышишь! Я сейчас приведу медсестру! Ладно? – сердце выпрыгивало из груди, и пробирала нервная дрожь.
- Не нужно! – вдруг закричала она, поднимая голову и направив затуманенный взор куда-то прямо, словно незрячая, - Сказала же тебе – нормально.
  Тот самый непримиримый голос. Но я не подчинился ему. Бежал что было сил до медпункта. Не стал объяснять, просто позвал на помощь.
- Да что ж опять-то? – заворчала тетя Надя, - каждый день находите как себя покалечить!
  Она собралась на скорую руку и мы поспешили обратно. Девочка лежала без сознания. Из головы струилась багряная кровь.

- Господи! – ахнула медсестра и понеслась к ней. Дети, уже возвращавшиеся из столовой, облепили их, отталкивая меня в самый конец.
  Кругом шум, переговоры и перешептывания, оханья и вскрики.
  Я проглотил подкатившую к горлу тошноту.
- Это ты ее так? – улыбнулся Денис, один из парней моего отряда, - Молодец. Нечего было заходить на нашу территорию. Всем урок.
  Я сжал зубы и покосился на него. Он хотел похлопать по моему плечу, но я отбросил его руку и направился в корпус, где меня ждал душ и полотенце, пахнущее гороховым супом.

  Заснул я, на удивление, быстро. Разбудили меня рано, сообщив о том (и я знал об этом наверняка), что немедленно требуют к вожатой.

- Девочка госпитализирована. Сейчас состояние у нее стабильное, правда, произошло серьезное сотрясение мозга. Врачи в больнице стараются не допустить кровоизлияния в мозг, потому что это может спровоцировать возможность организма впасть в кому. 
  Медсестра продолжала рассуждать о случае со всем своим профессионализмом. 
- Она поправится? – перебил ее я.
Она переглянулась с вожатой. Последняя со вздохом сказала:
- Слушай, Максим. Я сообщила ее родителям об этом инциденте как о случайности со старыми качелями. Ты хороший парень, не хочу, чтобы ты впутывался в эту историю. Не известно как отреагируют ее родственники. Могут затаскать по судам.
 - Так она поправится? – настойчивее спросил я, пропуская мимо ушей слова женщины.
- Да, Максим. Она поправится. Но поправится ли полностью, обещать не могу, - ответила она.

   Картинка потускнела. Меня снова понесло сквозь пустую темноту. Я не сопротивлялся. Она высасывала мою боль в предплечье и груди. Как же странно что-то чувствовать, понимая, что ты всего лишь бестелесная душа.

Часть 5.

  И ничего не осталось. Лишь тонкая пелена печали застилала мои глаза остекленевшим блеском.
     
  В промежутке между отрезками времени я останавливался, чтобы погрустить. Иногда казалось, что получается это у меня лучше всего прочего.
   
  Не отказался бы сейчас от глотка виски, не будь я бесплотным духом.

  Что это? Издевательство Бога…, который смотрят по небесно-кабельному реалити-шоу со мной в главной роли?
  Отпущение грехов…, которые вряд ли были такими уж тяжелыми?…. Ну, по крайней мере, недостаточно тяжелыми для такого.
  А может это и есть чистилище, где я должен пройти испытание на силу воли и искушения?

  Почему именно я? Сколько еще должен вынести? Что еще мне предстоит увидеть?

  Мысли повисали в пустоте, равномерно вплетаясь в тонкие нити времени. Времени, в котором не было тебя.

- Послушай! Не стоит задавать столько вопросов вечности, - разрушил мою тишину хриплый заспанный голос, - Ей тоже нужно отдыхать от суматохи обыденности! 
- Кто ты? – немного испуганно спросил я.
- Тише, не так громко…. Меня везде по-разному называют. Думаю, не стоит оглашать весь перечень. Ограничусь одним – Джел Эн.

  Вспышка яркого света ослепила меня, и я зажмурился (глупая привычка, от которой мне трудно еще отвыкнуть, пребывая вне тела).

  Машина квартира. Гостиная. Не застеленный диван, куча книг под столом. Включенный компьютер. Страничка браузера. В поисковике два слова: купить лекарства. Чашка остывшего чая. В колонках Аланис Морисет.

  Я стою посередине комнаты и смотрю на медведя. Того самого, что служил надежным приютом моей душе.
Совсем небольшой. Серая шерсть, помятая каждодневными объятьями. Две синие пуговицы вместо глаз и забавный нос из черного плюша. Красное сердечко пришито к груди бордовой нитью широкими, но аккуратными стежками.

- Прости, что так вышло с тобой. У нас такой инцедент впервые за миллионы лет. Так совпало, что именно в тот день у всех нас был отпуск и нам пришлось оставить стажеров на замену. Не справились, видимо…. А когда решили тебя вытаскивать из игрушки – твоя душа воспротивилась. Пытались всеми силами – не смогли. Пришлось прибегнуть к воспоминаниям и перехватить тебя пока ты не думаешь о ней.
На письменном, столе рядом с диваном, сидела худая девушка в белом брючном костюме. Короткие рыжие волосы, сложенные на груди руки, ярко-зеленые щелочки глаз.
- Джел, так?
- Да, дорогуша. Я, конечно, не хочу на тебя давить, - добавила она и сдула свою челку с глаз, - Но мое время – это чья-то жизнь. Так что…, прошу тебя, оставь это место.
- Я…
- Конечно я смогу приехать к вам в офис! Да, это без проблем….Нет. Все правда нормально. Не стоит считать меня калекой теперь! Спасибо, за ваше неоправданное волнение… Заеду к пяти. Всего хорошего.

  Тяжелый вздох. Гулкий стук отброшенного на стол телефона. Она опять плакала. Неслышно. Уже привыкла так плакать,… чтобы не выдать себя сестре.
Я быстро пошел на кухню, не замечая недовольный косой взгляд Джел.
Маша уже понемногу успокаивалась, вытирая тыльной стороной руки мокрые глаза. Облокотившись на стенку, она равнодушно смотрела в окно. Потом резко двинулась в мою сторону. Не успел я охнуть от неожиданности, как она прошла через меня, оставляя за собой легкий аромат нарциссов.

  Я обернулся. Она уже наматывала на шею серый длинный шарф поверх легкой куртки. Теперь она казалась мне такой маленькой, словно высокий ребенок. Я был на целую голову выше. 

  Такое странное чувство внутри. Я задыхаюсь.
Джел, усмехаясь, следила за мной из-за двери в гостиную.
- Не глупи, Максим. Она недостойна, чтобы променять вечность в раю на мгновения с ней.

  Входная дверь хлопнула. В замке зашевелился ключ.
  Я глубоко вздохнул и натужно улыбнулся.
- По мне так лучше умереть, оставаясь рядом с ней, чем жить без нее.
Джел откинула назад голову и расхохоталась без лишнего смущения. Потом резко дернула меня к себе и проговорила, вглядываясь в глаза:
- Романтично до такой степени, что безбожно…. Послушай меня, Максим. Ты стоишь на перепутье. Между жизнью и… вечностью. Жизнь стремится достигнуть вечности: поиск человеком вечного двигателя, вечных ресурсных потенциалов, вечной популярности и памяти миллионов. А вечность постоянно оборачивается и смотрит на жизнь, завидуя ее законченности, поэтической краткости и эмоциональности. Смысл всего живого в удовлетворении своих потребностей. А у вечности нет смысла. Вечность – это гармония. Но люди воспринимают вечность только как неопределенно-долгий промежуток времени. И эта мысль так основательно засела у них в генах, что иные восприятия вечности считаются утопичными и безумными.

  Она остановилась. Ее губы замерли рядом с моими и Джел криво усмехнулась.
- Я предлагаю тебе вечность. Вечность как гармонию. Это состояние безмятежного счастья и полного удовлетворения.

  На секунду я задумался. А что если она права? Что если я останусь тут, просто чувствовать? Просто видеть ее и снова терзаться мыслями и искушением до нее дотронуться? 
  Вечность могла подарить мне умиротворение, полное счастье…, полное удовлетворение, полную беззаботность…, наряду с полным безразличием ко всему. Джел очень точно прочертила грань между жизнью и вечностью, потому что в вечности нет жизни. Там где заканчивается жизнь начинается существование.
- Можешь не спешить с ответом, - произнесла она, отсторонившись.
  За ее спиной начал сверкать светло-голубой огонек. С каждым мгновением он все больше расширялся, пока не приобрел знакомые очертания и размеры двери, только что без ручки.
- А что, если я откажусь пойти с тобой и попрошу вернуть меня в тело?
На его удивление она не рассмеялась. Только слегка улыбнулась краешками губ.
- Возможно…, ты сможешь убедить меня?

  Я сосредоточенно нахмурился. Когда тебе нужно незамедлительно произнести что-то важное вслух, знакомые слова теряются в самых отдаленных уголках подсознания. И совсем уж глупо собирать их, сдвигая складки, пока еще незаметных, морщинок вместе с бровями к переносице.

- Я хочу жить, потому что это всего лишь минуты на циферблате вечности. Человек стремится к своей цели упорней, когда осознает это. В молодости человек пренебрежителен к смерти, не понимая всю ценность своей жизни. Часто насмехается над ней и шутит. Но приходит старость. Ты начинаешь цепляться за жизнь всеми способами: аптеки с лекарствами, врачи, врачеватели… Они дают им иллюзионную ниточку и наживаются на их страхе невольно соскользнуть с нее. Только теряя, мы осознаем всю ценность потерянного. Только уходя, у нас появляется желание обернуться назад: вспомнить, простить, отпустить. Я хочу жить! Ведь жизнь не только вокруг нас. Она внутри каждого из нас. Именно поэтому каждый из нас может подарить еще кому-то новую жизнь.
  Она смотрела на меня из-под длинной рыжей челки. Не шевелясь и не моргая. Словно кукла.
Потом ее мыщцы лица немного расслабились и она протянула ко мне свою руку.

- Пойдем, - тихо прошептала Джел, будто и не слышала его слов.

  Я послушно вступил в яркий голубой просвет. Тяжело расставаться с этой квартирой. С медведем- отрадой для одинокой девушки и пристанищем не для совсем скромного парня. И с ней.
- Приготовься. Витая в облаках, очень сложно приземляться мягко на грешную землю.
  Обернулся, хватаясь взглядом за тускневший интерьер комнаты.
- Прощай, Барон, - мысленно отсалютовал я своему другу.
- Жаль только, что помнить ты ничего не будешь, амиго! Адьес, мой мальчик!
Была рада повидаться.
  Неожиданно вздрогнул, ощущая прохладу окутавшего его света. 
- Я возвращаюсь на землю? Я сново буду жить?
Мысль, которая внезапно озарила меня, теперь лихорадочно бороздила бесплотные жилы и стучала в голове вполне ощутимыми молоточками.
- Джел! Я буду жить?
  Ее рыжие волосы все еще просвечивались сквозь голубую сферу, окружающую меня.

- Ты и не умирал, - заключила она наигранно удивленно, - Для тебя я просто Эн. Удачи!
  Неожиданно радостная новость затуманила мой рассудок и наполнила отупляющим счастьем.
- Прощай, Эн…Джел.

  Я заметил как она улыбнулась.
- До свидания, Максим.

Часть 6.

  Первое что я увидел, приоткрыв тяжелые веки, были ее синие глаза.
  Резкий скрип железных ножек стула по кафелю отозвался от белых, кое-где трескающихся, стен гулким эхом. Потом они подхватили и высокий голос девушки:
- Максим! Максим! Посмотри на меня! Как ты? Бога ради, не закрывай глаза! 

  Прижалась губами к моей ладони соленым поцелуем. Тело словно ватное, конечности почти не чувствую. Кругом провода. Боль от попытки вздохнуть. Неприятное жжение в носу.

- Прошу тебя не закрывай глаза, ладно? Только не закрывай…, - хриплый тихий шепот, переходящий в слезы. Прижимает к себе мою руку. Пытаюсь сфокусировать свой взгляд на ней. 

  Совсем крохотная, длинные волосы цвета спелого каштана. Покрасневшее лицо, дрожащие равномерно всхлипываниям губы. Обнимает меня за шею. Чувствую тошнотворный запах валерьянки.

- Максим! Все хорошо теперь. Не пущу тебя больше никуда одного!
  Дрожащие пальцы ласкают мои волосы. Неаккуратно, ненавязчиво.
- Твоя мама с ума чуть не сошла от волнения. Мы с ней уже больше месяца тут дежурим посменно.
  Замолчала. Вздохнула. Нежно коснулась поцелуем моей кожи на шее.

- Доктор уже не знал что думать. Сказали кома. Подключили к тебе аппарат искусственного дыхания, на всякий случай. Подвели пару лекарств и витаминов в вену.

  Не могу ответить, язык онемел и прилип к небу.
- Максим, я люблю тебя…
  Синие глаза. Голова на моей груди.
- Катя…

  Неудачно пошутил, а она все равно рассмеялась и неожиданно перевела тему.
- Говорят, что многие люди после комы рассказывают как побывали на том свете. Видели родственников и близких, - улыбается мне с подоконника в легкой шелковой ночнушке, и пьет какао.
  Прячу руки в карманах брюк. Пытаюсь отшутится. Не выходит.
  Перебираю в памяти моменты. Не помню.

- Не знаю. Я ничего не видел. Может к лучшему.

  Отставляет горячую чашку, немного сдвинув кашпо с геранью. Обнимает меня. Пачка недокуренных сигарет затерялась где-то рядом с парой вечнозеленых кактусов.
- Не кури больше, ладно? – смотрю в глаза, теперь почти черные.
- Хорошо, родной, - целует меня. Сегодня привкус только какао. Касаюсь ее волос. 

  Мне кажется, или они были короче?

  Иногда я чувствую, что она – чужая. Но все равно люблю ее. Странное чувство преследует меня и не дает отдышаться.
  Все пришло в норму. Работа, более или менее здоровье, личная жизнь. Бывшая девушка вернулась ко мне. Теперь живем вместе.

  Завтра моя свадьба. В доме кутерьма с самого утра. Помогаю чем могу. Устроила сегодня себе девичник с подругами. А я не захотел отмечать проводы своей холостяцкой жизни, решил прогуляться по заснеженному городу. В последнее время мне не хватает воздуха. 

  Фонарей почти нет, а от разбитых толку немного. По привычке иду через аллею в парке, выбирая лавочку, чтобы присесть.
  Метель закружила меня в своем хороводе снежинок. Морозный ветер проник сквозь куртку и неприятно покалывал кожу своей прохладой.
  Под ногами поскрипывает невесомый и пока еще белый снег. Забыл дома перчатки. Ищу тепло в своих карманах. Что-то лежит внутри. Небольшой клочок бумаги. По инерции достаю его. Ветер не дает возможности прочесть ни слова написанного, вырывает его из рук. Под нескончаемыми напорами вьюги листок то и дело прогибается, стараясь обезопасить себя от резких ударов воздуха.
  Не удержал. Ветер понес его к ближайшей лавочке и он приземлился у ног сидящей на ней девушки.

- Ваше? – серые варежки протянули мне листок. Короткие темные волосы, черное драповое пальто и ярко-алый шарф.
- Да, спасибо, - прикасаюсь к пушистым варежкам. Сердце вздрагивает и замирает.
- Не за что.
- Вам не стоило бы сидеть так. Тут холодно.
- Не волнуйтесь, я сижу на пакете.

  Поймал ее мимолетный взгляд на мою руку. На пальце обручальное кольцо. Совсем забыл снять его после примерки.
- Завтра женюсь, - зачем сказал, не знаю.
- Поздравляю, - вполне добродушно улыбнулась она.

  Ругаю себя за то, что не могу заставить себя уйти.
- А вы уже замужем?
- Нет, - снова ее улыбка.
- Уже с кем-то планируете?
  Тот же ответ. Та же улыбка. Улыбка означающая: «Мне не нравятся твои допросы».
  Такое чувство, что я видел ее раньше.
- Почему вы грустный? – она тут же смутилась, осознав, что произнесла свои мысли вслух.
- Иногда ощущаю, что что-то не так…, - смотрю в ее глаза цвета теплого чая. Больше не чувствую холода. В сердце.
- Когда мир вокруг тебя потускнел, не стоит ему подыгрывать, - слышу ее отчетливые слова, а вижу только розовые тонкие губы.

  Понимаю, что нужно уходить, но не могу себя заставить двинутся.
- Вы сами это придумали?
- Нет, так сказал мой лечащий врач.
  Взъерошенные волосы в снежинках. Зимний воздух окутан легким запахом нарциссов.

- Маш! Мы сегодня играли Шопена! – белокурая девчушка в красной вязаной шапке с помпоном и дутой желтой куртке старалась отдышаться после длительной пробежки.
  Маша взяла у девочки ноты, неаккуратно убранные в увесистую папку.
- Сыграешь мне сегодня перед сном?
  Ребенок приободрился и довольно кивнула.
- Я, пожалуй, пойду. Удачи вам, - что-то внутри неожиданно сжалось и резко опустилось вниз.
- Всего хорошего. Желаю вам счастья в семейной жизни! – приподнялась, сложила сырой пакет в сумку и взяла за руку девочку, - Счастливый шанс всегда случаен, а иначе он становится обычным умыслом.
- Это тоже рассказал ваш лечащий врач? – затушил отдаленную тяжесть на сердце сырой иронией.
- Нет, это уже придумала сама, - белокурая, наконец, заметила меня и сосредоточенно осматривала, пока девушка старалась запихнуть в ту же самую сумку увесистые ноты.

 Под внимательным взором девочки я непринужденно развернул помятый листок.

- У него такой же взгляд как у Барона, - приглушенно произнесла девочка, обращаясь к Маше.

---------------------------------------
  «Я оказался на земле,
Чтобы смотреть в глаза другие.
Ласкать те руки, не родные.
И просто помнить о тебе.

  В немом скитание сердец.
Мы не найдем успокоение 
Ведь для души оно – забвенье.
Как для судьбы моей – венец».
---------------------------------------

Строчки плыли перед глазами. Мокрый снег смывал с листка неброский карандаш.

Две темные фигурки подсвечивались вдалеке неярким фонарем.
     
Где-то там было мое прошлое.
Где-то там я не смог распознать свое настоящее.
Где-то там, в метели, могло потеряться мое будущее. 

Думаю, сегодня мне можно немного побыть фаталистом?