По тропам Кромки

Глава 1. Живой ключ

Жизнь изменилась. Какую-то сотню лет назад путешествие от Уральских гор до Кавказа не один месяц занимало, хоть верхом, хоть на перекладных. А сейчас три дня поездом бесцельной тратой времени считаются. Как и авиарейс с пересадкой.

Скель охотно воспользовался достижениями человеческой цивилизации. Аэробус принял его в салон, доставил из Екатеринбурга в Ставропольский край трехчасовым перелетом. А если по наручным часам судить, переводя стрелки, чуть больше часа прошло. Время вычиталось, отщипывало кусочек жизни, как залог возвращения.

Двумя часами скель не дорожил, их можно было возместить в толчее аэропорта. Влекло, заставляло терять осторожность заманчивое предложение. Он приехал, чтобы посмотреть на человека, оставившего письмо в двери старого, изъеденного временем дома. Дома, адрес которого знал едва ли десяток из ныне здравствующих людей. Человек просил о помощи — конечно, о чем еще можно просить скеля? — и предлагал в уплату десять лет своей жизни.

Щедро. Соблазнительно. Скель привык к мелкому воровству: отщипнуть неделю, воспользовавшись транспортной давкой, надергать пару месяцев в праздничных очередях к кассам супермаркета, вытянуть полгода у пьяницы, заснувшего на лавке у подъезда. Никого не удивит внезапная дурнота — спишут на духоту, нервное напряжение, скачок артериального давления. Колдунов и колдуний, способных понять истинную причину, уже, считай, не осталось. Воровать жизнь по мелочам стало неопасно. Только делать это приходилось постоянно, краденое было не накопить, не усвоить впрок. Месяц-другой — и мир начинал тускнеть, холодели, каменели руки и ноги. И вновь надо было выходить на охоту, высматривать подходящую жертву и воровать. Добровольно подаренное десятилетие позволит беззаботно прожить полвека, вернет способность менять внешность, копируя фотографии с чужих документов. Осталось выяснить, откуда человек узнал его старый адрес, кто ему сказал, что хозяин камня может забрать у гор любой клад. Это можно было спросить вчера, позвонив по оставленному номеру телефона. И не понять, правду ответили или соврали. Скель все еще мог распознать людскую ложь, но для этого требовалось смотреть в глаза.

Из аэропорта в маленький городок с бронзовым орлом и нарзанными ваннами скель добрался электричкой. Смотрел на мелькающие за окном склоны и вершины, прислушивался к ощущениям. Горы, волею богов лишенные золота и самоцветных россыпей, пронизывала Кромка. Тропа, с которой по неосторожности — или, наоборот, с должным умением — можно шагнуть в другой мир. Единственная дорога для тех, чья жизнь прервана волшбой, прожорливостью нежити или ее кознями. Сильные пополнят чьи-то войска, сменят отбывших свой срок стражей Чура, слабые погибнут в пути и родятся рабами в тупиковых ветках. Для скеля Кромка опасности не представляла, ему ход в иные миры был заказан. Провалиться, оступившись, он не боялся. Слишком тяжел якорь, удерживающий в родном доме: и захочешь — не уйдешь, притянут горы.

Он мимолетно укорил себя: сюда надо было путешествовать в прошлом веке, а не в Альпы. И тут же отогнал сожаление. Пути между мирами изменчивы, сегодня есть, завтра нету. Может быть, сто лет назад тут и глянуть было не на что, кроме скудных человеческих кладов.

Скель оставил сумку в камере хранения на автовокзале. Побрел, куда глаза глядят, проникаясь уютом провинциального городка. Осень заставила деревья растерять листья, оставила редкие клочья золота на обнаженных ветвях. Белели бережно сохраненные колоннады, пламенели ухоженные цветочные клумбы — поздние астры и георгины. И — вот так сюрприз! — взгляд притянула пересекающая аллею бесцветная липкая полоса. След хорошо откормленного хандреца. Редкие прохожие вступали в ловушку, не замечая подвоха, разве что иногда удивлялись — «а что это под подошвой чавкнуло»? Чавкнуло и чавкнуло, люди шли себе дальше, не понимая, отчего настроение испортилось. А от следа волочилась тонкая, незаметная человеческому глазу нить. И тянула, тянула хорошее настроение к темнеющему от эмоций следу, пока хандрец не выбирался и нити не подъедал. Скель остановился, всмотрелся в клумбу. Невидимая людям тварь грела на солнце затвердевший от ворованной радости панцирь. Можно было шагнуть на траву, прикончить паразита одним ударом, но скель решил не вмешиваться в чужой уклад. За хандрецами и хворцами специалисты из Астрально-Диагностического Центра должны следить. Специально они им жировать позволяют или просто ленятся рейды проводить? Судя по сетованиям камня — ленятся. Голос гор скель услышал сразу: обрадовались, начали наперебой жаловаться на отсутствие заградительных знаков, позволяющее иномирцам захаживать сюда, как к себе домой. Кто тут летал и ходил, для него пока оставалось загадкой — слишком мягок и певуч говор южного камня, с отвычки не разберешь. Не о хворцах с хандрецами речь, их горы не замечают. Тот, кто им беспокойство доставляет, людям обычно не по силам — если, конечно, сильный колдун за дело не возьмется. Или колдунья. А такие нынче редкость — измельчал народ. Горы вздохнули, спросили: «Вмешаешься? Исправишь?» Скель отмолчался. Рано раздавать обещания.

Кромка и свободно расхаживающие иномирцы меняли расстановку сил. Записка коротко сообщала, что зазывавший его человек хочет достать клад. Здесь, на Кавказе, земля была богата на ничейные сокровища, об этом скель слышал от знакомых кладовиков. Немало захоронено в древних могильниках, припрятано в годы войн и при раскулачивании. Иногда золото искали и не могли найти, а иногда находили и не могли забрать. Жизнями платили за попытки. А здешний клад мог мимо рук проскальзывать, потому что на Кромке или за Кромкой захоронили. Тамошних стражей еще поди обойди...

Скель прогулялся по сосновой аллее, с удовольствием вдыхая горьковатый аромат хвои. Воздух — чистый, свежий, как и обещано в рекламных проспектах курорта — кружил голову. Ветер примешивал к знакомым земным запахам быстро тающие нотки других миров. Скель вздохнул, повел плечами, прогоняя мурашки, отозвавшиеся далеким шорохом каменной крошки. На Урале истинное колдовство исчезло, отступив под натиском техники, заблудившись в земных недрах, пронизанных шахтами. Заповедный Кавказ волшбу сохранил и приумножил, и это вызывало страх. Скель не мог решиться, позвонить заказчику. Боялся, что не справится с заданием, и неудача заставит его признать: растерял силу, растратил в прозябании в человеческих городах. Переезды, однотипные съемные квартиры, воровство жизни и документов, страх разоблачения по отпечаткам пальцев... Скель давно не творил волшбы. И лет двадцать не командовал камнем. Выполнят ли эти горы его приказ? Или огрызнутся обвалом, поставив свою прихоть выше его воли?