Победа

Победа

Победа

Белый потолок, сжатые до скрипа зубы. Мысли, мысли. Иногда тягучие, медленные, иногда обжигающе резкие. А ещё страх. Страх не за себя, а за мою не родившуюся дочь.

Возможности погладить живот у меня нет. Но иногда я его вижу, когда медсестра поднимает для процедур. С умилением наблюдаю, как выпирают ручки или ножки из-под кожи, а иногда, живот летает из стороны в сторону. Малышка активная. Я с ней разговариваю, только мысленно. Нет голоса, нет сил, нет будущего.

Остаётся только мечтать. Моя дочь. Какая она будет? Хочу, чтобы похожа была на папу – такая же красивая, светленькая с голубыми глазами, а вот характером, чтобы в меня пошла. Но это не главное, главное, чтобы стала счастливой.

Двигать могу только глазами. Часы на стене показывают, что скоро придёт медсестра, делать нужные процедуры, но я их не почувствую, зато целых полчаса не буду видеть этот белый потолок, эту трещинку в побелке, эту чёрную паутину с ленивым пауком.

Операция назначена на послезавтра. Переживу ли я её? Прогнозы не утешительные. Кесарево сечение будет под наркозом, а сердце, как и многие другие внутренние органы, может не справиться. Это ничего, я готова, всё лучше, чем лежать и тупо пялиться в потолок. Главное, чтобы выжила она – моё маленькое чудо, моя личная Победа.

Вечером придёт муж, он ещё прихрамывает, снова будет смотреть на меня своими голубыми глазищами, жалеть и, отворачиваясь украдкой смахивать слезу. Я не вижу, как он это делает, но догадываюсь. Мы познакомились случайно, когда получали ключи от комнат. Он воспитывался в другом интернате. Чувства возникли сразу. Это как раз – и в омут. Поженились два года назад.

Почему пострадало горло, я так и не поняла. Оно выдаёт только гласные звуки. С Сергеем общаемся просто. Да – закрываю глаза, нет – держу их открытыми. Так мы и обсудили все важные вопросы.

У меня всего два желания. Первое – чтобы моя дочь родилась здоровой, второе – чтобы я смогла её увидеть. Ну а потом … лучше, чтобы меня не стало, потому что я – овощ и обуза. А мужу нужно будет сосредоточиться на новорождённой.

Как странно и страшно умирать в двадцать лет. Винить некого. Тот водитель, что врезался в остановку, тоже не выжил, да и, как оказалось, он был не виноват. Отказали тормоза, машину занесло. Так бывает. Всё бы ничего, но она везла железобетонные балки. Ими-то и покалечило основную массу людей. Только вот дочь будет расти без матери. Но у неё хотя бы есть шанс.

Одинокая слеза скатилась по щеке. Я её почувствовала, ведь лицевые мышцы немного работают. Закрыла глаза. Нет сил уже смотреть на этот чёртов потолок.

А что меня там ждёт, за гранью? Увижу ли я свою бабулю? Нет, не о том думаю, главное, чтобы я увидела свою дочь. Услышать первый писк малышки, а не этих противных аппаратов.

Утро того самого дня оказалось солнечным. Я не спала, и отстранено наблюдала, как серое пространство палаты отступает, вырисовывая ненавистный белый потолок. В этой палате я уже три месяца, и вот сегодня всё закончится. Ожидание и облегчение, – вот мой внутренний коктейль эмоций.

Муж приходил вечером. Мы долго молчали. Каждый из нас понимал, что, скорее всего это наша последняя встреча. Ещё раньше мы выбрали имя для дочки. Победа – Виктория. Он громко выдохнул, на прощание поцеловал меня в губы, позволяя слезе скатиться, и ушёл.

Мне безумно жаль его, как и ему меня, но в этой ситуации мы бессильны. Случайность или воля судьбы, но день аварии перевернул нашу дальнейшую жизнь.

Меня куда-то везли, и я радовалась, что наконец-то вижу новые оттенки белого. Моя каталка проехала мимо новогодней ёлки. Точно, мне ведь муж говорил, что операция назначена на Рождество. Странно, что я об этом забыла. Может попросить у судьбы Рождественское чудо?

В небольшой родовой комнате меня, не церемонясь, переложили на операционный стол, подключили капельницы. Все действия медсестёр я знала наизусть. Хоть и не чувствовала, но прекрасно слышала. Странная операционная. Краем глаза успела заметить, что в соседнем боксе за стеклом так же рожала женщина. Звуков не слышно, но по рваным движениям акушерки, что-то там шло не так.

Подумать на эту тему не успела, так как бесцветная жидкость побежала по трубочкам, вливаясь в мою кровь, и надо мной нависло лицо доктора с серыми холодными глазами. Не нравился он мне, но об этом могла только подумать. А потом мои веки закрылись.

Серое нечто опутало, словно вязкая трясина. Оно стянуло тело, давя жёсткой хваткой. А где же белый свет? Где бабуля и где я? Что случилось?

Я, наверное, умерла. Но ведь, я же… я так хотела услышать первый писк малышки, а ещё лучше увидеть её светлое личико, посмотреть в родные глаза.

Вселенная, услышь меня, – взмолилась я в немом крике, – дай увидеть собственное дитя.

Серое марево дрогнуло, стало чуть легче, как будто отпустило меня. Отступило. Сквозь пустоту, вдруг услышала детский крик. Это же то, о чём я думаю? Всем своим сознанием потянулась к нему, и неожиданно вылетела в залитое солнцем помещение. Прямо подо мной сновали люди в белых халатах и синих шапочках. Что-то было не так, потому что слишком уж они суетились.

Это была именно та родовая, в которой я уснула. Один из халатов накрыл моё тело белой тканью, но меня это даже не задело, я всей своей сущностью потянулась к красному комочку, который медсестра заворачивала в пелёнки.

Зависла напротив, и вдруг глазёнки малышки распахнулись, и она уставилась прямо на меня немигающим осмысленным взглядом. Мы не могли насмотреться друг на друга. Папины голубые глаза, такие красивые и такие родные. Всё так, как я и мечтала. Успела увидеть белый пушок на макушке и чёлку, пока головку не спрятали от меня.

– Голубоглазой блондинкой будет, – внутренняя пружина отпустила, и я готова была уйти к бабуле, но сквозь вакуум стали доносится голоса.