Поцелуй смерти

Поцелуй смерти

Многие говорят, что любовь — это великое счастье и горе. Она может подарить крылья и вырезать сердце. Может воскресить одним поцелуем и им же убить. В моем случае это только второй вариант. Мой поцелуй убивает. Такова сущность ангелов смерти.

Мы забираем жизнь человека, когда его время подходит к концу. Нет никакой смерти с косой, черных призраков и ведьм, обрывающих нити жизни. Есть ангелы смерти, забирающие жизнь поцелуем. Романтично, не правда ли? Правда, целовать приходится разных людей, но меня это никогда не волновало. Поцелуй — лишь орудие. Я никогда не придавал ему значение чего-то большего, как люди. Для них поцелуй — способ выразить чувства или получить удовольствие. Для меня — это способ выполнить свою работу. И ничего более.

Шагая по коридору больницы, я, незамеченный людьми, с тихим скрипом открыл дверь в палату, где на кровати лежала старуха, больше похожая на мумию, чем на живого человека. Жизни в ней почти не осталось, но люди вокруг нее словно не замечали этого. Они склонили головы над телом в попытке сдержать слезы. Зачем плакать над той, кто уже давно за порогом этого мира? Зачем опечаливать уход, который избавит ее от страданий? Люди странные создания. Они отчаянно цепляются за то, что им понятно, и упорно отвергают неизвестное, даже не пытаясь его понять.

Потому они и не видели меня. Им невдомек, что кто-то смотрел, как они сжимали холодную ладонь старухи, как отчаянно пытались сдержать слезы. Но они все равно вздрогнули, когда я прошел мимо них и остановился рядом с кроватью, глядя на сморщенное лицо той, кого мне предстояло забрать. Ее сухие тонкие губы надо было поцеловать, чтобы забрать душу из тела и оборвать жизнь, что уже почти истекла. Простое действие, которому люди уделяют столько внимания. Почему?

Этот вопрос прокрутился в моей голове, когда я коснулся своими губами губ старухи и не ощутил ничего, кроме грубости обветренной кожи и тепла чужой души, переходящей в мою власть.

— Мама! — раздался крик женщины, когда пальцы старухи разжались. И зачем так кричать? Это ведь не вернет ее мать к жизни. Ничто не в силах вернуть ее. Но люди упорно не желают в это верить. Они отрицают то, ради чего живут, не желая признавать, что жизнь — это лишь путь к смерти, где людей поджидают такие, как я.

Но как это объяснить смертным? Да и зачем?

Покидая палату, я даже не обернулся. Не хотел видеть одно и то же в тысячный раз. Эти слезы и крики, отчаянье и непонимание, бесконечный поток боли без причины. Смерть не конец. Это лишь новый этап. Но все так цепляются за жалкую временную оболочку, не желая с ней расставаться. А ведь что есть человеческое тело? Кровь да кости с мышцами, обтянутые кожей. Это явно не то, к чему стоит привязываться.

И умирающая старуха, чью душу я забрал, перед самой смертью все же поняла это. Хотя отказаться от дряхлого тела намного проще, чем от молодого, даже так этот поступок заслуживает уважения. Все же порой встречаются люди, способные понять, что в смерти нет ничего страшного. Жаль, что я редко встречал таких.

— Морисон, снова опаздываешь, — раздался ворчливый голос Седрика. Проводник недовольно поправил среднем пальцем (он это специально или привычка?) очки и требовательно протянул руку. Я не стал ничего ему отвечать. Спорить с этим ворчуном себе дороже. Лишь молча отдал кулон, где хранились забранные души, и махнул рукой ему на прощание, желая как можно быстрее избавиться от его общества. — Я еще не договорил!

— Ну, что еще? — обреченно вздохнув, я все же обернулся и встретился с осуждающим взглядом проводника.

— У меня для тебя послание от Мойры. Она говорит, чтобы ты не забывал, кто ты есть. Не утони в человеческих эмоциях, — его серьезный тон никак не увязывался с произнесенным бредом. Впрочем предсказания Мойры всегда были странными. Наверно, говорить нормальным языком за тысячи лет она так и не научилась. А ведь она была старше большинства ангелов смерти.

— Это все? Теперь я свободен? — ангелы смерти — одиночки. Но проводники совсем другие. Они проводят души в мир мертвых, следят за их судьбами и за нами. Им привычно быть в обществе, и они все время пытаются разговорить нас. Люди бы сказали, что они чертовы экстраверты, достающие бедных интровертов.

— Да. Но будь осторожен. Не стоит относиться к словам Мойры с пренебрежением. Она мудрее любого из нас, — зануда Седрик как всегда в своем репертуаре. Любит читать нотации и наставлять нас на путь истинный. Хуже его только Мойра, потому что понять эту женщину нереально.

Развернувшись, я спрыгнул с крыши больницы и отправился туда, где мог бы отдохнуть. У ангелов смерти обычно нет своего жилья. Мы живем в мире мертвых, выбираясь в мир смертных лишь ради своей работы. Но мне там невыносимо. Эти серые пейзажи, бесконечные потоки людских душ, равнодушные взоры мне подобных сводят с ума. Потому я предпочитаю быть в мире смертных. У меня даже есть своя небольшая квартира, доставшаяся от одной одинокой души. И пусть это не по правилам, пусть все считают должным напомнить мне, кто я есть, отказываться от нее не хочу. Это мое убежище от мира. Но шел я не туда.

***

Люди любят придумывать страшные истории. Как будто в их жизни и так не хватает ужасов. Сколько историй написано про восставших из могил мертвецов, про призраков, жаждущих мести. И в каждой истории кладбище было местом страшных событий. Не бред ли это?

Кладбище — самое спокойное место в мире. Здесь никто никуда не спешит, не бредит иллюзиями, не причиняет боль и не чувствует ее. Кажется, что само время останавливается на кладбище, позволяя узнать, что такое вечность. Разрозненные мысли внезапно складываются в желанную картину, а на душе становится так легко. Хотя я не уверен, что у ангелов смерти есть душа.

Медленно бредя вдоль могил по мощенной дорожке, я глубоко вдыхал холодный воздух, наслаждаясь тем, как он наполняет легкие, даруя иллюзию свободы. В тот миг мне казалось, что мира нет. Есть лишь я, этот холодный воздух и ряды могил, под которыми прятались тела, чьи души я когда-то даже мог забрать. Удивительно, но люди беспокоятся о телах даже после смерти. Они одевают покойников в нарядные костюмы, укладывают их в гробы, ставят им памятники и кресты. Зачем? Мертвым все равно.

Но, должен признать, было приятно смотреть на эти произведения искусства. Ангел с обрезанными крыльями и завязанными глазами почти как живой. Казалось, что если ветер подует чуть сильнее, то его перья задрожат. И как за столь короткую жизнь люди обучаются такому мастерству? Наверно, это одно из немногих, за что я уважаю смертных. Им дана лишь сотня лет, за которую некоторые умудряются сотворить невероятную красоту, которая переживет своего создателя на многие годы.

И эти могилы… они словно шепчут, что когда-то жил такой-то человек. И для кого-то он был важен. Хотя все, что от него осталось, — это имя, фотография и две даты через черточку.

У кого-то разность между датами больше, у кого-то меньше. Порой смотришь и думаешь: человек прожил такую короткую жизнь, успел ли он что-то за нее? Почему для него поставлен такой красивый памятник? Неужели его так сильно любили? Для меня это загадка. Но я люблю бродить между могилами и думать, почему люди так украшают последнее пристанище оболочек человеческих душ. Спросить бы у кого, но еще никто не встречался мне на этом кладбище. Может, потому что я брожу здесь только по ночам?

Ночью люди не ходят проведывать своих усопших родственников. Но вдали виднелся дрожащий огонек свечи. Кто-то сидел на скамейке.

Заинтересовавшись, я двинулся на свет. И чем ближе подходил, тем больше удивлялся.

На скамейке сидела бледная девушка, одетая совсем не по погоде. В ярко- красной куртке, что была ей велика размера на два, в лёгком белом платье она напоминала призрака. Бледная кожа, заостренные скулы, тонкие розоватые губы, редкие ресницы и бездонные глаза завораживающего цвета ясного неба. Казалось, только ее глаза и были живыми. Они смотрели на меня, словно силясь понять, кто я такой. В них не было удивления, что кто-то еще ночью решил прогуляться по кладбищу, но и любопытства в них я тоже не нашел. Лишь лёгкий мимолетный интерес, который вскоре исчез, стоило ей отвести взгляд.

Я, так ничего и не сказав, сел рядом на холодную скамейку. И как девушка еще не замерзла? Или она была так увлечена созерцанием скульптуры в виде человека, скрытого черным планом и сжимающего в руках сердце. Не то, которое так любят изображать наивные романтики на открытках, а настоящее человеческое сердце, бьющееся у каждого в груди. Картина не самая приятная для простого человека. Фигура, скрытая в балахоне немного пугала, а его руки, держащие сердце и словно облитые его кровью, и вовсе вызывали множество вопросов, ответы на которые узнавать совсем не хотелось. И в то же время было в этой скульптуре нечто завораживающее. И девушка, сидящая рядом, наверно, тоже так считала. По крайней мере, она не сводила глаз с этой скульптуры. Казалось, что во всем мире для сей загадочной особы не существовало ничего, кроме этого творения искусства. Может, девушка даже уже забыла обо мне. И я решил напомнить о своем присутствии.

— Вам нравится эта скульптура? — девушка даже не повернулась в мою сторону. Она продолжала смотреть на скульптуру, будто бы меня тут и не было, но на вопрос все же ответила.

— Если бы не нравилась, я бы ее не заказала, — голос у моей собеседницы оказался на удивление мягким и нежным. Ей бы петь романсы, а не разговаривать со странным человеком (ангелом смерти) ночью на кладбище.

— А кому Вы ее заказали? — наш разговор казался странным, но увлекательным, хоть и состоял из коротких вопросов и ответов.

— Себе, — я от неожиданности поперхнулся. Не такого ответа ожидал. Впрочем, это лишь подогрело интерес.

— И зачем Вы решили заказать себе памятник? — чувствовать себя навязчивым не очень приятно, но меня не отпускала мысль познакомиться с этой девушкой поближе, хотя раньше я никогда не желал сблизиться со смертными.

Девушка все же перевела на меня взгляд и склонила голову, будто бы только сейчас осознав, что рядом кто-то есть. Пламя свечи на миг отразилось в ее глазах, завораживая, и дрогнуло под порывом ветра, завладев вниманием моей собеседницы. Она снова отвела взгляд, но все же ответила мне.

— Я хочу быть уверена, что после смерти мое последнее пристанище будет по-настоящему прекрасным, — неожиданная мысль для юной девушки. И очень интересная, учитывая, что совсем недавно я размышлял о подобном. Может быть, она сможет ответить на мои вопросы?

— Почему Вас это так беспокоит? Разве мертвые могут волноваться о подобных вещах? — вопрос сорвался с губ. Я даже не успел подумать, уместно ли спрашивать о таком. Но девушка ни капли не удивилась и не посмотрела на меня как на идиота. Это внушало надежду.

— А откуда я могу такое знать? Что нас ждет после смерти? Ответ на этот вопрос можно узнать, лишь перейдя черту жизни. Я не знаю, что со мной случиться после смерти. Попаду я в рай или ад или же буду призраком скитаться по Земле. Может, мое сознание вольется в единый поток, а может, исчезнет навсегда. Этого мне знать не дано, — приятный голос девушки с каждым словом становился все тише. Она словно приближалась к разгадке тайны, но не спешила мне ее открывать. Будто бы раздумывала: достоин ли я этого. — Но я точно знаю, что мое тело будет похоронено. Оно будет лежать в сырой земле, и я не хочу, чтобы по нему топтались.

От последней фразы я сморщился. Вся та притягательная загадочность, привлекшая меня, растворилась. И с чего я взял, что эта девушка особенная? Она так же привязана к своему телу, как и сотни тысяч других людей. Цепляется за него так отчаянно, что даже после смерти не желает отпустить. Смешно было думать, что в этом мире есть некто, кто сумеет заглянуть за грань, увидеть настоящий мир, где тело — лишь временное пристанище, не имеющее смысла. Где смерть — закономерный итог, ради которого люди и живут. Где вся человеческая жизнь — очередная страница истории, которую хочется быстрее перевернуть. Но разве кто-то из смертных поймет это? Рискнет отказаться от жизни, чтобы узнать секрет за ее гранью?

— Все же тело — это часть меня. Оно позволило мне прожить эту жизнь и узнать нечто новое, почувствовать себя живой, сделать меня такой, какая я есть. Хотя бы из-за уважения к себе я хочу, чтобы мое тело было похоронено достойно. Пусть это будет моя ему благодарность, — уже едва слышно добавила девушка, заставив меня подобраться поближе, чтобы услышать. Моя руки почти касалась ее бедра, но она даже не обратила на это внимания. Впервые за весь наш странный разговор она посмотрела мне в глаза. И не отшатнулась, не вскрикнула, не выдохнула изумленно, увидев вместо зрачков черные провалы. Это метка смерти. Знак, что мы не принадлежим этому миру. И скрыть это невозможно.

— Благодарить тело, которое и так принадлежит тебе. Разве это не глупо? — хоть вопрос и прозвучал немного грубо, обидеть девушку я не хотел. Мне лишь хотелось узнать, почему она так думает.

— Может быть. Но это не значит, что надо быть неблагодарным. Даже во времена рабства находились те, кто благодарил своих слуг за их работу. В конце концов, за нашу жизнь мы столько раз калечили свое тело, что оно заслужило достойную пенсию, — на этой фразе уголки губ девушки впервые приподнялись в намеке на улыбку.

— И Вам не грустно с ним расставаться? — в ожидании ответа я приблизился к девушке настолько близко, что наши носы соприкасались. Но и тогда она не отстранилась. Лишь усмехнулась и на миг прикрыла глаза. Она не боялась, не удивлялась. Словно этих эмоций для нее не существовало. И это интриговало. Хотелось узнать больше о ней, понять, почему она так сильно отличается от сотни тысяч людей, чьи души я забрал.

— Я совру, сказав, что совсем не буду жалеть, когда мы разделимся. Но это ведь закономерный итог жизни. Мы все рано или поздно умрем. И лучше с этим сразу смириться, — впервые я почувствовал, что значит быть понятым. Это чувства, когда кто-то произносит твои мысли, неописуемо. Будто бы долгое время блуждая во тьме, ты наконец-то нашел свет, дающий надежду, что ты не один.

— И ты готова умереть? — я понизил голос до шепота.

— Да, — так же тихо ответила она и прикрыла глаза, отстранившись. Интуитивно я потянулся следом за ней, но тут же одернул себя. — Мне уже пора.

— И ты даже не назовешь свое имя? — когда она встала, подняла свой рюкзак и взяла в руки свечку, я окрикнул ее.

— Ты тоже не назвал свое, — на это я лишь развел руками и улыбнулся. Она прикусила нижнюю губу, бросила на меня взгляд и все же представилась. — Я Кайла.

— Я Морисон. Кайла, а тебе не страшно ночью общаться на кладбище с незнакомцем? Тебе не кажется это странным?

— Нет. Ведь ты такой же. Не страшно разговаривать ночью на кладбище с девушкой, похожей на призрака? Может, я недавно вылезла из могилы, — я не сразу понял, откуда доносился смех. Я не смеялся больше трех сотен лет, и внезапно глупая шутка Кайлы смогла меня рассмешить.

— Мы еще увидимся? — вопрос слетел с губ прежде, чем я его осознал.

— Приглашаешь на свидание? — в глазах Кайлы промелькнула насмешка, хотя голос ничем ее не выдал. — Только если оно состоится здесь же. Я прихожу сюда каждую ночь.

— Хорошо. Буду ждать, — она быстро скрылась за воротами кладбища, и даже огонек свечи больше не выдавал ее присутствия.

Наверное, мне тоже уже надо было уходить.