Подъезд

Подъезд

Так торопилась, что забыла дома мобильник.

Сережа позвонил в два и сказал, что взяли Упыря, и прежде чем я успела пробормотать «кого?», принялся рассказывать. Что взяли у себя дома, в квартире, где-то на Гагарина. Что ментам позвонили соседи с жалобами на крики и драку, обычное, в общем-то, дело для посленовогодних мутных дней. Когда же менты приехали, то нашли не только бухого в доску, невменяемого гражданина Луткова в одном углу и его зарезанную мать в другом, но и полный набор вещдоков по пяти убитым – так и обнаружилось, что гражданин Лутков и есть тот самый Урыпь, державший в страхе весь Нижне-Нейвинск последние полгода. Чтобы я брала ноги в руки и дула к чебуречной, потому что мы сейчас пойдем делать срочный репортаж с места преступления.

Жутковато, конечно, но с Сережей ничего не страшно. К тому же, мог бы и не позвать, а позвал.

Так торопилась, что забыла дома мобильник. Выяснила это только когда поняла, что опаздываю – черт меня дернул надеть каблуки по такой погоде. Очень скользко.

Зима поскупилась на снег в этом году - словно бы его кто-то перекупил по дороге, а до нас дошла лишь пара горстей в начале декабря, да и те придется аккуратно растягивать до весны. Хотя какое аккуратно. У нас даже ледовый городок разгромили уже третьего января. Так и стоят эти обоссаные Серебряное копытце, Дед Мороз и Снегурочка - заброшенные ледяные идолы с покореженными скорбными лицами, а горки исписаны разноцветными, из баллончиков, каракулями и хуями. Только детям все нипочем - бегают, вытирая сопливый нос мокрой варежкой, в шапках, сдвинутых на макушку и расстегнутых куртках. Тут так каждый год.

Прошла через площадь, свернула за торговый центр. Еще несколько дворов, потом лесок и у автовокзала чебуречная. Сто раз бы уже позвонила, дура. Хорошо, что договорились на обычном месте встретиться. Хоть бы он меня дождался. Впрочем, дождется и попеняет на несобранность и безответственность. И непрофессионализм. И поделом мне.

Салон красоты. Парикмахерская-салон. СПА-салон. Все хотим быть красивыми, чтобы из зеркала на нас смотрела не задрипаная марамойка, но дева юная и пленительная, потому что ежели ты красивая, то не так обидно, что без мужика и на паршивой работе. Давно бы надо уезжать, я год назад уже собралась, но потом встретила Сережу. «Покажите мужчине, что вы в нем заинтересованы» - желтым заголовком кричит из мусорки покореженный журнал. Я очень заинтересована.

И вот этот лесок перед вокзалом, мутный, словно тонкий слой пыли на экране телевизора. Маленькими мы с девчонками катались в овраге на картонках и протаптывали в сугробах лабиринты. А потом тут застрелили бывшего главреда НижнеНейвинской газеты, но это было давно, еще до Сережи. Говорят, редактор накопал что-то про дружбу власти и братков, хотя это были уже почти нулевые, казалось бы, какие братки. Долго тут еще потом торчали кустом пластиковые цветочки, год от года становясь все тусклее. В общем, мы больше в леске не играли. И до сих пор тут неуютно, и поодиночке тут стараются не ходить. Правда, пьяные быки или укуренные малолетки могут пристать в любом районе - что в центре, что на окраине, да и Упыря тут никогда не встречали… Он в основном работал у карьера, там, где бараки. Но эти тонкие темные стволы вокруг - и не хочешь, а оглянешься.

Фу, наконец-то вышла на свет. После этой полутени даже серый денек кажется ясным и залитым солнцем. По склону оврага, по вьющейся вылизанной дорожке вниз, а оттуда уже видно чебуречную!

Что-то земля вдруг поехала под ногами, все быстрее, и небо сверкнуло прямо в глаза, и стало совсем темно.

Открываю глаза. Больно, в затылке больно, крестец ноет. Вот навернулась так навернулась. Чертовы сапоги, чертова дорожка – каток, а не дорожка! Черт-черт-черт – бормочу и шевелю руками и ногами: нет, кажется, ничего не сломано, даже не вывихнуто. Повезло.

Вот уж повезло - бедро саднит, синяк будет размером, наверное, с баскетбольный мяч. Сережа посмеется надо мной – отважная журналистка, рискуя здоровьем и жизнью, заработала синяк на заднице. Придется ему неделю быть очень аккуратным.

Подбираю отлетевшую сумку, поднимаюсь, отряхиваюсь. Хорошо, что надела пуховик, а не шубу, не стала выпендриваться, пуховик здорово смягчил падение, была бы в шубе – точно бы разбила голову. Хотя она и так здорово болит. Лишь бы не сотрясение. Сколько ж времени? Чччерт еще раз! Часы разбились, почти в блин раскатались. Жалко, но ладно, буду считать, что легко отделалась. Вот только время этот разбитый блин показывает на час больше, чем должно быть. Я вздрагиваю, будто за шиворот мне попала охапка снега - не могла же я тут час пролежать. Или могла? Нет, не могла, отморозила бы себе что-нибудь. Или я отморозила и не замечаю? Да нет, ерунда. Идти можешь? Могу. Тогда бегом.

Уже подходя к чебуречной вижу их у входа – трое. Высокий в коричневой дубленой куртке – это Сережа. Какой же он красивый. Рядом с ним какой-то мелкий хрен, незнакомый. А эти красные волосы мы знаем, хорошо знаем. Сережа, ну зачем?!

- Слушай, это ни в какие ворота уже не лезет, где тебя носит? Мы полчаса ждем!

Ругай меня, только не наказывай!

- Это Алимад, дворник в том дворе, он с нами пойдет.

Я делаю вопросительное лицо: «А она зачем с нами?»

- Ирина тоже пойдет с нами, она согласилась поснимать. И, заметь, была так добра, что ждала тебя! – он повышает голос, словно бы говорит – «это не обсуждается». Значит, не обсуждается. Сейчас, во всяком случае, разумнее помолчать.

Ирина эта – его бывшая. Работала в газете штатным фотографом, ушла, теперь снимает свадьбы-дни рождения, девушек в цвету, короче. Он ее иногда приглашает по работе – снимает она и впрямь неплохо, к тому же такая техника есть только у нее, вспышки, объективы, все эти дорогущие приблуды… Пару раз было, что, напившись, Сережа плакался мне и клялся, что он рыжую забыл и больше никогда, и все встречи – только по делу. Но он на самом деле редко выпивает.