Поэт

Поэт

Всех жителей Маары, от короля, с его могущественными министрами и советниками, с его дознавателями и высшими жрецами, до простолюдинов объединяла любовь к празднествам и поэзии. Правда, взгляды и возможности у разных слоёв населения Маары были очень разными, но начальные формы отмечались необыкновенной схожестью меж ними.

Празднества, религиозные, военные, сезонные – все они служили началом и залогом хорошего настроения у жителей, напоминая им о когда-то славных днях Маары, когда она диктовала свои условия соседним землям, и возрождали надежду на то, что однажды эти дни вернутся и Маара воспрянет в суровом и необычайном своём могуществе.

А поэзия, вместе со своими слугами – поэтами, сопровождала жителей каждый день, не делая различий меж праздниками и обыкновенным, полным трудовых забот днём.

Поэзия высших слоёв – поэзия, рождённая среди знати и для знати, была шёлковой сетью слов, отличаясь изящностью форм и образностью, каждое слово было жемчужиной, грациозным мазком художественной кисти, а городская поэзия могла бы померкнуть на фоне всех этих изящностей…

Городская поэзия была насквозь уличной. Она изобиловала не столь мягкими метафорами, но всегда была острой, жёсткой и хлёсткой. Строки проникали до самых глубин сердца, строки носили политических характер, они были написаны на злобу дня, высмеивали пороки министров и события, освещали конфликты, скандалы и ехидствовали. Строки эти мгновенно подхватывались каждой улицей, жили на них и прославляли своих авторов.

И самым известным был в годы, что предшествовали великой смуте, среди таких уличных поэтов – Клод.

Как и полагается в таких случаях, Клод был бедняком, рождённым в семье бедняка, корни его родословной вообще были пропитаны бедностью, о чём Клод говорил с гордостью, если случалось ему говорить о себе.

Оставив в раннем возрасте свою деревню, Клод, решивший пытать счастья, бросился на поиски открытых дверей в настоящую судьбу, как в омут, в столицу. В столице же быстро осознал гибельность своих намерений, вернуться не смог из гордости и принялся работать всюду и никем – то есть, принимался за абсолютно любую, самую грязную работу, которая не давала ему никакой прибыли, но давала ровно столько, чтобы не умереть с голода.

Как он начал писать для жителей он сам точно не помнил. Просто натруженная в трактирной уборке рука внезапно взяла брошенный кем-то клочок чистого пергамента, искусанное перо и, подрагивая от усталости и непривычности перьевого веса, вывела:

«Когда за пазухой сто монет -

Тебя не тревожит обед

И приюта не надо искать,

Спину сгибать

В клетке мирского труда…

Впрочем, откуда мне знать -

Я и пять монет не имел никогда».

Строки были бездарными, но сам процесс вдруг произвёл в Клоде огромную перемену и определил всю дальнейшую его жизнь. Уже через месяц от этого странного определяющего вечера Клод робко разложил в трактире семь экземпляров первого своего произведения «Песнь бедняка», к ночи весь трактир распевал его строки, к следующему утру Клод услышал эти строки на других улицах…

Так приходила слава!

Клода стали узнавать, но он быстро понял, что нужно улице, что нужно жителям – острота, политика, скандалы, нужно откликаться на каждое событие, нужно высмеивать, выплёскивать гнев народа через строки, пропускать его через себя – Клод понял это и принялся с горячностью за дело. Он писал, с помощью мгновенно появившихся друзей распространял по городу новые и новые стихи, каждый день он начинал в труде, ходил по улицам, сочинял, записывал, переписывал, иногда читал и сам – это было его славой.

У него появились бесплатные обеды и ужины в трактирах, теперь его постелью были комнатки в трактирах, где он стал любимцем, и Клод, понимая, что жители быстро забудут его, если не будет он потрясать каждый день, стремился продлить свою новую, совершенно устраивающую его жизнь.

Угасла бы его слава, как угасала она у других поэтов города, что посвятили себя улицам, выступая перед торговцами и ремесленниками. Но тут случилось нечто поразительное – Клод написал, откликнувшись на новую сплетню, издевательскую поэму о некой графине К. и её молодом любовнике, что живёт у нее за занавеской в покоях.

Ситуация имела реальный источник. Графиня К., - богатая, вздорная дама, стала фигурой скандала, когда её муж, явившийся к ней ко всеобщей неожиданности в покои, что с ним вообще-то не происходило уже лет семь, внезапно обнаружил шевеление за занавеской, производимое дыханием, как выяснилось позже, миловидного, полуобнаженного юноши…

Улица хохотала над поэмой так громко, что этот смех дошёл до Цитадели Дознания.

Дознаватели были особенно суровы к любимцам толпы. Конечно, они и раньше слышали про Клода, но прежде тот не писал ничего столь оскорбительного, и его можно было не опасаться. Тут же вышло нечто иное.

Дознаватели арестовали Клода, и, поскольку не были мясниками, их арест носил предупредительный характер: он должен был напомнить зарвавшемуся поэту, где настоящая власть, и напугать его. Клод, разумеется, тотчас поклялся, что никогда больше не будет писать ничего подобного и дознаватель выпустил Клода.

Клод вышел из Цитадели Дознания героем. Он стал личностью совершенно новой и толпа ликовала от его возвращения, прославляла его отвагу, словом, буквально на следующий день улицы Маары услышали новую поэму от Клода, где он рассказывал о «жабьей морде» допрашивающего его дознавателя и «запахе гнилостных душ» в коридорах Цитадели.