Поэт и персиковая косточка

Поэт и персиковая косточка

Асанта, приют милосердия для душевнобольных «Одинокий парус». За два часа до рассвета.

Фирен Лиэтти едва не проспал самый важный час в своей жизни. Час триумфа над Врагом, час возмездия, час беспощадной мести. Старший брат-воспитатель лежал связанный на полу и робко мычал, пока Фирен пихал ему в рот чулок из груды грязного белья, которую монах трудолюбиво еще несколько минут назад тащил вниз, в стиральню.

- Пам-па-пам, пам-пам-пам-па-пам, - напевал молодой мужчина, надевая монашескую рясу поверх сорочки. На полу старший брат-воспитатель попытался сжаться в клубок. Ряса была широковата, зато благодаря многочисленным складкам отлично скрывала худощавую фигуру своего нового хозяина. Приютская еда мало способствовала ожирению.

За дверью послышались шаги. Фирен сгреб с постели тонкое дырявое покрывало и аккуратно накинул его на поверженного неприятеля. Вскочив на шатающуюся скамейку, он обернулся, окинул прощальным взглядом комнатушку два на два и выбитую решетку, сиротливо прижавшуюся к стене, и процитировал «Поэму о снежном человеке»:

- Останется лишь дух его

Отчаянный промеж снегов!

   Предполагалось, что узкое окно должно задержать беглеца, но строгая диета пошла ему на пользу, и Фирен проскользнул наружу. Напоследок в проеме мелькнули полы рясы, босые ноги, и, наконец, пленный монах остался в полном одиночестве. Знаменитая комната Поэта лишилась своего главного экспоната.

Асанта, поместье Онеги за Северными мостами. На рассвете.

Дом еще спал, укутавшись в зябкую утреннюю дрему, когда коридоры и жилые покои содрогнулись от пронзительных трелей будильника, которые доносились из спальни леди Мэри.

- Та-дам, уже утро! – воскликнула она и бодро вскочила с постели. Пока дядюшка Сильвестр поворачивался на другой бок, досматривая свой сон в противоположном крыле здания, пока дядюшка Огюст пробирался домой узкими улочками, пряча подбитый глаз, а дядюшка Герберт устало потирал глаза, сидя за толстой книгой в кожаном переплете, Мэри успела влезть в светлые бриджи, рубашку, жилетку, надеть удобную обувь и даже собрать волосы в аккуратную косу. Закончив приготовления, девушка быстрым шагом вышла из комнаты, спустилась по лестнице, проследовала длинным коридором до черного входа и покинула дом, направляясь в сад. Так уж вышло, что единственная особа женского пола в семье Онеги была ярым приверженцем здорового образа жизни.

Спустя полчаса непрерывного бега Мэри решила немного передохнуть. До осеннего королевского марафона оставалось чуть больше недели, и леди не хотела довести себя до изнеможения раньше времени. Совершив небольшой пеший променад по парку, она закончила свою утреннюю тренировку у большого раскидистого дуба, под которым расторопные слуги успели поставить изящный кованый столик и подать завтрак, который требовала для себя по утрам леди Онеги.

Однако в этот раз что-то пошло не так.

- Хм, я же просила принести к овсяной каше больше фруктов, - нахмурилась Мэри, придирчиво разглядывая слегка потрепанный натюрморт. – И где мой тыквенный сок?

Словно в ответ на ее негодование сверху на стол прилетела косточка от персика. Мэри подняла голову. На большой ветке в окружении зеленых листьев, свесив голые ноги, сидел некто, завернутый в серую мешковину.

- А мясного пирога у вас не найдется? – уточнил этот некто, облизывая пальцы. – И еще бы парочку персиков. Хотя лучше десяток. С собой.

От такой наглости другая бы онемела на месте, но только не леди Мэри.

- Кто вы такой? – возмущенно спросила она, вставая из-за стола. Разговаривать с незнакомцем снизу вверх было ужасно неудобно. – Кто вас пустил в наш сад?

- О, миледи, буду рад представиться – Фирен Лиэтти, - учтиво ответил чужак, однако эта учтивость никак не вязалась с совершенно беспардонными босыми ногами, которые свесились на уровень носа девушки.

- И как вы здесь оказались? – гневно спросила Мэри, едва удерживаясь от неприличного желания стащить этого господина Лиэтти на землю и приложить на всякий случай серебряным половником.

Видимо, Лиэтти что-то понял по ее взгляду, потому что подобрал ноги повыше и спешно пояснил:

- Видите ли, этот дом не так давно принадлежал именно мне, и я подумать не мог, что мои добрые родственники так быстро его продадут. Нет, ну каковы жулики!

Не успела Мэри вставить хотя бы слово, как Фирен горестно процитировал:

- Ужели памятные стены

Окрасил темный яд измены!

- Так, я сейчас позову нашего дворецкого, - пригрозила леди Онеги, которая к стыду всей ее родни была абсолютно равнодушна к поэтической лирике.

- Не надо дворецкого, - сразу сказал Фирен, занимая стратегическую позицию за особенно  пышной веткой. – Давайте лучше договоримся.

- Интересно, о чем же? – с подозрением уточнила Мэри. Половник сам лег в руку.

- Мне нужно кое-что забрать, - сверкнул улыбкой поэт из-за россыпи зеленых листьев. – Всего лишь старую тетрадку.

- Всего лишь тетрадку, - угрожающе повторила его собеседница. – А еще столовые приборы и бюст Святого Вениамина в придачу!

- Ну почему же сразу Вениамина, - не согласился Лиэтти. – Тут есть бюсты и поинтереснее.

И очень выразительно глянул вниз. Мэри вспыхнула и застегнула жилетку под горло. Стало жарко и еще более неловко, зато Фирен прямо-таки расцвел.

- Не судите строго, прелестная дева, отвык я от избранного общества! Вы лучшее из всего, что я видел за последние пять лет!

- Где же вас, сударь, носило? – помимо воли заинтересовалась Мэри. Комплимент пришелся ей по вкусу, но поддаться лести мешали некоторые объективные реалии. В здешних кругах леди Онеги отнюдь не считалась признанной красавицей.