Поэт театральной педагогики

Поэт театральной педагогики

Незабываемый след в моей памяти оставили встречи с выдающимся театральным педагогом Аркадием Иосифовичем Кацманом, который вел курс повышения квалификации преподавателей в ЛГИТМиКе, куда я неоднократно приезжал стажироваться.

Занятия проходили на Моховой 35, в пристройке, с левой стороны от главного входа. Там же находилась бухгалтерия института и подсобные помещения. Мы занимались в маленькой квадратной комнатке с одним большим окном, выходящим во двор. Помещение было настолько мало, что в нем едва умещалось 15 человек. Несмотря на тесноту и некоторые неудобства, мы были счастливы, поскольку имели свой угол со стульями и большим прямоугольным столом, за которым каждый день восседал А. И. Если говорить точнее, то наш уважаемый учитель не «восседал», потому что не любил долго сидеть, а «метался» от стены к стене, как разъяренный тигр, не забывая при этом поглядывать через окно во двор, где стояли его новенькие «Жигули». Я уверен, что «квадратик», любовно прозванный студентами, и по сей день используется для тех же целей. Эту уверенность я приобрел из очередной беседы c А. А. Рессором.

Однажды, прогуливаясь с А. А. по Невскому проспекту, мы остановились на Аничковом мосту. Наша прогулка-лекция заканчивалась. Рессер спешил в институт на занятия, но перед тем как уйти, он указав на «Аптеку», что на углу Фонтанки и Невского, произнес:

– А вы знаете, что много лет назад на этом месте размещалось ателье мод, парикмахерская, комиссионный магазин и даже красильня? Тот, кто занимался проектированием этого здания, отлично знал свое дело и продумал все до мелочей. Если помещение изначально предназначалось, скажем, под аптеку, то делалось это так тщательно, что использовать его под другие нужды не было никакой возможности, хотя некоторые и пытались это сделать. Такие архитектурные «метаморфозы», а их случалось не мало в этом городе, показали, что подобные этой аптеке помещения, похожи на живой организм, который вопреки всякому насилию над ним продолжает сопротивляться и не желает быть ничем иным, как только тем, для чего он был предназначен от «рождения».

Попасть в «квадратик» не составляло никакого труда. Для этого, выйдя из главного здания на Моховой 34, надо было перейти на противоположную сторону улицы, нырнуть в подворотню, быстро пересечь ее и прямо, никуда не сворачивая, направиться к обшарпанной двери, у которой в старые добрые времена, дымя сигаретами, постоянно толкались великовозрастные студенты, открыть дверь, войти в узкий, постоянно пахнущей краской коридор, повернуть налево и оказаться в милой моему сердцу комнатушке.

Много лет назад туда вошел человек неопределенного возраста. Представился: Аркадий Иосифович Кацман. На его плечи, по театральному, было накинуто темно- синее пальто, черный длинный шарф обвивал шею. В руках он держал изящную кожаную сумочку, с которой никогда не расставался. Что он хранил в ней, одному Богу было известно. При нас он ее никогда не открывал. Сумка была частью этого человека, и мы просто не могли представить себе нашего преподавателя без нее. Спустя некоторое время, во многих театральных институтах нашей страны стали появляться молодые преподаватели – «кацманята», которые подобострастно копировали своего ленинградского учителя. И, конечно же, непременным атрибутом их одежды была легендарная сумочка – педерасточка.

Умных педагогов в институте было много, а вот ярких, харизматичных личностей, после общения с которыми хотелось бы подражать им, было очень мало. К этому меньшинству относился А. И. Те, кто встречались с ним, через некоторое время начинали копировать его. По возвращению домой, я тоже переболел этой болезнью. Мышечная память надолго сохранила яркий образ нашего учителя. Спустя много лет, рассказывая своим студентам о талантливом педагоге, я с легкостью пародировал Аркадия Иосифовича.

Кацман тщательно следил за своим внешним видом. Редкие волосы, окрашенные в каштановый цвет, художественно укладывались на голове. По тем временам он изысканно одевался, менял одежду каждый день. На него всегда было приятно смотреть. Аркадий Иосифович поддерживал имидж благополучного человека. Он выгодно отличался от остальных преподавателей института, с которыми нам приходилось встречаться в то время. А. И. был неординарной личностью. Все, чтобы он ни делал, превращалось в театральное шоу. Взять хотя бы для примера его «передвижение» с кафедры в аудиторию. Это был целый ритуал.

Перед началом занятия, два дежурных, отвечающих за чистоту и подготовку класса, спускались с верхнего этажа на кафедру, чтобы доложить о готовности и пригласить руководителя на урок. Надо сказать, что А. И. был страшным спорщиком, и где бы он не находился сразу же «подбрасывал» тему для дискуссий. Кацман любил вступать в пространственные разговоры и, как правило, дежурные заставали учителя за любимым делом. Выслушав их доклад, он извинялся перед коллегой за прерванный разговор, вальяжно вставал с кресла, поправлял редкие волосы, брал сумочку и шел вслед за дежурными. Обычно у дверей кафедры Кацмана поджидали его фанаты. Это были актеры, режиссеры, студенты. Одним хотелось попасть на его занятия, другим – получить консультацию от уважаемого педагога. Многих А. И. знал, приветливо здоровался, о чем-то расспрашивал. Потоптавшись у дверей, и отдав дань вежливости, он, окинув подслеповатыми глазками ожидавшую его свиту, маленькими шажками семенил к лестнице. Толпа на почтительном расстоянии следовала за ним. Как акулу сопровождают рыбы-прилипалы, так Кацмана сопровождали поклонники его таланта.

Аудитория номер 51 находилась на верхнем этаже. Не спеша до нее можно было дойти за несколько минут. Для А. И. путь от кафедры до его театрального храма растягивался на добрых десять минут. Восхождение сопровождалось короткими передышками на лестничной площадке. Во время первой остановки Кацман, театрально положив руку на перила и поправив на шеи шарфик, хлопая подслеповатыми глазками, озирался по сторонам и многозначительно молчал. Свита приостанавливалась тоже, не сводя влюбленных глаз с миниатюрного Аркаши. Через одну, две минуты процессия степенно следовала до следующего «перевала», где А. И. опять застывал в другой, не менее выразительной театральной позе. Наконец, дойдя до двери аудитории, он останавливался, пропускал в класс великовозрастных студентов и уж потом выслушивал «челобитчиков». Предпочтение отдавалась гостям: пропустив счастливчиков в аудиторию, Кацман вежливо извинялся перед остальными, дежурные закрывали дверь, и урок начался.