Поганое урочище

Поганое урочище

Виталий Козихин не собирался покупать козу.

В тот день целью его визита в село Заповедное было всего лишь приобретение пары банок пива для себя, чекушки водки для соседа, буханки чёрного хлеба, пакета молока и батона докторской колбасы. Заодно он прихватил на прогулку Минтая, пожилого добродушного колли, который вот уже десять лет подряд украшал своей шерстью козихинские ковры и диван.

Уложив покупки в рюкзак, Виталий вышел из супермаркета, отвязал Минтая от велосипедной стоянки и огляделся вокруг. На площади перед магазином бурлил воскресный базарчик: с фермерской машины продавали живых цыплят, на столах пестрели недорогие тряпки, деревенские бабушки бойко торговали пучками зелёного лука, домашними яйцами и пирожками. У некоторых в корзинах под полотенцами прятались двухлитровые бутылки с козьим молоком.

«Может, надо было взять домашнего? — подумал Козихин. — Вот выяснится, что не то принёс — Катька опять ворчать будет…»

Вдруг он споткнулся взглядом о незнакомую торговку в сером платке. Женщина стояла чуть в стороне от прилавков и держала на верёвке очень крупную чёрно-белую козу. На столике перед ней красовалась мятая картонка, на которой шариковой ручкой крупными буквами было выведено: «Продаю».

Размышляя скорее в шутку, чем всерьёз, о том, что именно собирается продавать хмурая тётка, Козихин подошёл поближе и спросил:
— Продаёте?
— Написано же, — раздался недружелюбный ответ. — Читать обучен?
— Вроде, не жалуюсь. Только непонятно, что вы продаёте. Молоко? Саму козу?
Торговка вдруг изменилась в лице. Растянув губы в какой-то неприятной, похожей на оскал улыбке, она выговорила почти ласково:
— Голубчик… А тебе что, скотинка нужна?
— Ну… э…
— Да ты не думай, бери! Посмотри, шерсть-то какая, чистый шёлк!
С неожиданной силой тётка схватила Козихина за руку и провела его ладонью по козьей шее. «Странно, — подумал Виталий, — а говорят, что козы грязные и вонючие. Ничего подобного…» Словно почувствовав эти мысли зверюга уставилась на него большими, яркими, янтарно-жёлтыми глазами. И Козихина вдруг посетила дурацкая идея: а если и впрямь вместо того, чтобы каждые два дня таскаться в Заповедное, просто купить Катьке козу? Пусть возится. И молоко будет всегда свежее — детям полезно.

— Такому славному парню можно и скидочку сделать, — тем временем соловьём заливалась тётка.
— Сколько?
Она назвала сумму, за которую Козихин, будучи в здравом уме, поостерёгся бы покупать даже щенка.
— Больная, что ли? — с сомнением спросил он.
Тётка замахала руками:
— Что ты, что ты! Какой больная! Здоровая, чтоб нам с тобой так же быть! Благодарить потом за зверюшку станешь…
— Зачем тогда продаёшь?
— Дык старая ведь я. Пасти надо, сено косить, то да сё… Вам, молодым, пустяки, а мне уже ни к чему, больно тяжко.
«А, была-не была, — подумал Козихин. — В конце концов, если не приживётся, отдам её Бене на шашлык». Коза, до этого стоявшая удивительно смирно, вывернулась из-под руки и больно треснула его по бедру острыми, торчащими вверх рогами.
— Эй! Ты чего? — возмутился Козихин.
— А это ты ей сильно понравился, — пояснила тётка, настойчиво впихивая ему в руку привязанную к козьему ошейнику верёвку.

Так Козихин неожиданно, почти против воли, расстался с тремя тысячами рублей и оказался владельцем диковинного зверя ростом чуть повыше Минтая, с длинной шелковистой шерстью и янтарными глазами.

В козах Козихин не разбирался. Однако опыт общения с собаками и женой подсказывал ему, что доброе слово может быть приятно даже козе. Поэтому, почесав между рогами своё приобретение, он хотел сказать что-нибудь ласковое. Но тут Минтай, обычно смирный и неторопливый, с силой рванул куда-то в сторону. Поводок выскользнул у его хозяина из руки. Почуяв свободу, пёс со всех ног бросился бежать.
— Минтай, стой! — закричал ему вслед Козихин. — Минтай, ко мне!
Но всё было бесполезно.

Слишком занятый Минтаевым бегством. Козихин не заметил, как тётка, только что сбагрившая ему козу, торопливо перекрестилась, сложила свой столик, подхватила его под мышку и с завидной для её возраста прытью исчезла в ближайшем переулке.

Минтаев хвост в последний раз мелькнул у поворота в лес и тоже исчез, среди кустов.
— Вот зараза, — сказал Виталий козе. — Ну да ладно, дорогу домой он знает. Пошли?
Козихин слегка потянул за верёвку. Коза вздохнула и покорно пошла за ним.

Тётка в сером платке, осторожно выглянув из-за забора, проводила их цепким взглядом. Стоявшая рядом с ней хрупкая седенькая старушечка тихо вздохнула:
— Ох, Маня… Что ж теперь будет?
— Что будет, что будет, — сварливо передразнила торговка, протягивая ей тысячу рублей. — Снова сможешь нормально, не плутая, в лес ходить. Только смотри, на Поганище больше ни ногой: в другой раз уж не выручу.
Старушечка торопливо спрятала деньги за пазуху и промолвила смущённо:
— Парня жаль.
— Ничего этому подвеянному не сделается. Это ж тот городской, который у Славки дом в Гари купил. Кого поганые пустили к себе жить, тому проклятье ихнее, как слону дробина…

Деревня, в которую Козихин три года назад переехал из Москвы, носила жизнерадостное название Поганая Гарь. От райцентра, села Заповедного, её отделяло всего пять километров извилистой лесной дороги. Козихин любил гулять по ней пешком и весьма удивлялся тому, что деревенские старательно обходят эти места стороной, называя их Поганым урочищем, а то и просто Поганищем.

Да, были у леса, окружающего Гарь, некоторые особенности. Например, прямо на повороте в него с основной дороги с концами исчезала сотовая связь. Снова она появлялась лишь в Гари. Козихина это мало расстраивало, он искренне полагал, что заблудиться на пути из Заповедного в Гарь невозможно. Друзья, порой приезжавшие к нему в баню или на шашлыки, думали иначе. Почти каждый из них уже успел поплутать в Поганом урочище пешком или на машине, и все точно знали, что подобного никогда не происходит, если рядом находится Козихин. Из-за этой особенности деревеньку они в разговорах между собой называли Гарью Козихинской. Виталий не обижался.