Пойдем спать

Пойдем спать

 Вчера ночью госпожа Кавамура Ханако увидела в поместье призрак покойного чтимого супруга Кавамура Такеши. Весть об этом пронеслась по городку быстрей пожара засушливым летом, и уже через семь часов соседки вовсю обсуждали у меня дома необычайное событие за чашкой ароматного чая. И госпожа Шизуя, и госпожа Ояма наперебой описывали в красках призрака, и с каждым их словом дух умершего господина Кавамуры приобретал все новые черты, которые, думаю, госпожа Кавамура никогда не сможет припомнить. Особенно в красочности повествования преуспела госпожа Шизуя.

В конце каждой фразы обе рассказчицы многозначительно охали и косились на меня, ожидая, что же я скажу об этой занимательной истории. Но не дело жене торговца обсуждать вдову наместника. Впрочем, посмей я все же высказать вслух свои мысли о высокородной госпоже Кавамура Ханако-сан, то соседки мои услышали бы, что досточтимая госпожа видит лик ками в плывущих по небу облаках и танец богини в языках пламени. Но я была той, кто я есть, поэтому не проронила ни единого слова, лишь тонко улыбнулась одними только уголками губ, спрятав насмешку под ресницами так надежно, что заметил бы ее только почтенный супруг мой, Сейдзи-сан. Но муж сегодня должен был вернуться только поздно вечером, поэтому никто так и не открыл, насколько же неприлично и недостойно мое отношение к благородной вдове и ее удивительным рассказам.

  - Вы представляете, он всю ночь ходил по дому и беспрестанно звал госпожу! - воскликнула госпожа Шизуя с таким видом, будто лично видела призрак покойного так же ясно, как любую из нас. Впрочем, госпожа Шизуя часто видела то, чего не замечали другие, причем в мельчайших подробностях. Так однажды она узрела дочку аптекаря Сакуру в неприличном виде с одним из самураев, что служили наместнику. Для девушки все могло закончиться печально, ведь ее совсем недавно обручили с молодым человеком из достойной семьи, но - слава духам предков - Сакуру в то же самое время видело в совершенно другом месте достаточно людей, чтобы никто не помыслил о бедной девушке дурного. Без страха за свое доброе имя с госпожой Шизуя могли общаться разве что госпожа Ояма и я. Госпожа Ояма была близкой подругой свекрови госпожи Шизуя и с легкостью испортила бы жизнь местной сплетнице, а про меня в нашем городе уже ходило достаточно слухов, чтобы я не боялась новых, а любящие позлословить зря люди не решались лишний раз поминать мое имя.

  - Какой ужас! - поддакнула соседке госпожа Ояма, всплеснув руками. - А вы что думаете обо всем этом, госпожа Нимура?

  - Даже и не знаю, что сказать, - пожала плечами я, продолжая невозмутимо пить чай.

  Меня вовсе не волновали ночные видения Кавамура Ханако-сан, тем более, она слишком часто пересказывала мне их лично, желая услышать совет и прося погадать в очередной раз.  

  Женщины одновременно вздохнули, не скрывая разочарования. Они явно надеялись, что я скажу им что-то занимательное по поводу госпожи Кавамура....

  А все дело в том, что меня в округе считают сильной колдуньей, и в этом есть немалая вина моего мужа.

  Мой чтимый супруг Нимура Сейдзи не мог похвастаться древностью рода, однако же предки его были людьми достойными и успели скопить приличное состояние, которое Сейдзи-сан с присущими ему трудолюбием и упорством приумножил, причем настолько, что мог бы посвататься к девушке из благородной семьи. Этого все и ждали, гадая, какая невеста войдет хозяйкой в богатый дом, принеся мужу почет и удачное родство. Однако в родной город из одной из своих поездок Сейдзи-сан вернулся со мной, безродной сиротой. Все мое приданое составляла лишь красота, да и та, как говорили злые языки, была не столь велика, чтобы жениться. Почтенные свекор и свекровь, увидев меня в первый раз, напустились на мужа с упреками и твердили, что раз уж смазливая девчонка так ему приглянулась, то пусть берет меня наложницей, а в жены возьмет другую. Но супруг стоял на своем, не боясь родительского гнева. С тех пор и пошли слухи, будто я опоила его, приворожила, поэтому ни на кого не смотрит больше, не берет наложниц в дом и не ходит в веселый квартал.

  - Но разве это все не ужасно? - продолжила говорить госпожа Шизуя. - Должно быть бедного господина наместника на самом деле убили... И душа его теперь не может обрести покоя... Может быть... Может быть его убила сама госпожа?

  Досточтимый наместник умер в возрасте пятидесяти девяти лет от старости в окружении скорбящих домочадцев, в чем могли поклясться местный лекарь и я, которую вызывали взглянуть, не является ли причиной болезни злой дух. Но единственным злым духом, которого я углядела, оказался преклонный возраст. Представить же, что госпожа Кавамура убила глубоко почитаемого супруга можно было или перебрав саке, или же обладая таким богатым воображением как у госпожи Шизуя.

  - Как можно говорить такое о госпоже вдове наместника? - возмущенно шикнула на более молодую соседку госпожа Ояма, нахмурив густо вычерненные брови. - Что за несуразицы приходят вам в голову!

  На скулах госпожи Шизуя проступил румянец, а в глазах ее я заметила раздраженный блеск. Наверняка измыслит что дурное, такие женщины на диво злопамятны.  

  - Простите, госпожа Ояма, - с видимостью вежливости процедила соседка, чуть поджав и без того узкие губы.

  Я подлила обеим чая, надеясь, что их воспитание достаточно хорошо, чтобы не плеснуть кипятком в лицо друг другу.

  - Сакура в этом году цвете особенно пышно, - осторожно произнесла я, переводя разговор в более спокойное и привычное русло. Возвращения мужа я ждала как высочайшего благословения... Так и не научилась терпеть женщин...

  Нимура Сейдзи, мой уважаемый супруг, достиг возраста двадцати семи лет, не совершив ни единого поступка, который мог бы вызвать неодобрение, кроме как женитьба на мне. Он снискал почет среди земляков, принес славу родителям и притом был хорош собой и добр, чем безмерно радовал меня, свою недостойную супругу, куда больше всего остального. Каждый раз я провожала его в путь с печалью и каждый раз встречала с радостью, и супруг, зная это, всегда спешил домой, чтобы увидеть меня и детей, а лишь потом приветствовал моих свекра и свекровь. Этим, несомненно, он нарушал все приличия, но заставлял мое сердце петь.