Поколений больше не будет...

Поколений больше не будет...

Микки уволился из порта на Ио. Теперь он работал обычным частным пилотом своего небольшого грузового судна. Перевозил туда-сюда грузы, посылки, иногда брал пассажиров. Но основную часть рейсов он совершал в полном одиночестве - только он, бортовой компьютер и музыка.

Может быть из-за одиночества, а может - из-за возраста, но он теперь частенько вспоминал свой дом на Земле. Тот, в котором провел детство и начало юности... Странно, Микки никогда не отличался феноменальной памятью, но родной дом представал перед его внутренним взором во всех мельчайших подробностях.

Микки видел свои босые ноги, идущие по искусственной тропинке из декоративных булыжников. Он буквально чувствовал, как кожа ступней соприкасается с их сглаженными неровностями. 11 шагов от беседки до крыльца дома. "Нет, зачем я тороплюсь", - подумал Микки. Мысленно он вернулся на семь шагов и обернулся к дому, рассмотрел его деревянное крыльцо и просторную веранду, цветы, высаженные родителями вдоль всего его периметра, окна с коричневыми рамами и зеленые стены. Над верандой возвышался второй этаж - именно там и была когда-то спальня Микки. Вечный бардак, стены в голограммах, компьютерная станция с десятком мониторов, валяющаяся где попало одежда - уют как он есть в понимании подростка.

Справа и слева от дома росли кряжистые дубы. Они смело раскидывали ветви по всем направлениям, создавая под своими кронами густую тень. А в августе роняли на кровлю созревшие желуди - Микки хорошо помнил гулкий звук удара и еле слышное "тррр", с каким желуди скатывались по крыше.

Закрыв глаза, он любовался этой картиной - зелень стен дома, еще более густая и темная зелень дубов, желтизна дерева, из которого сделана веранда, солнце и резкие тени. Любовался всем этим, пока краски не начали блекнуть... Вот теперь можно и зайти внутрь.

Все до мельчайших подробностей - цвет, фактура, запахи... Он помнил, как блестят лакированные ручки на дверцах комодов, стоявших в просторной прихожей, как ложится солнечный свет на теплую каменную плитку, которой выложены полы. Как кружится пыль в солнечном луче. Как пахнет кофе - не просто кофе, а тот, домашний, из прошлого - по утрам. Этот дом неизменно был пустым, когда он представлял его. Но на самом деле, во времена его детства, он не пустовал никогда. В нем всегда был хоть кто-то из родителей, братьев, сестер - они жили большой и дружной семьей. По дому постоянно бегала какая-то домашняя живность. А порой заходили и менее привычные четвероногие "гости" - белки, обнаглевшие барсуки, один раз ранним утром вся семья была разбужена хозяйничавшим во дворе медведем...

В памяти же Микки никого из его родных не возникало. Может быть он так сильно тосковал по этому дому, что хотел спокойно, не отвлекаясь ни на какие иные воспоминания, его рассмотреть.

Из прихожей можно попасть в просторную гостиную. Здесь много диванов, кресел, огромный монитор, а у стен стоят стеллажи с открытыми полками. На этих полках много разной ерунды, привезенной из путешествий или сделанной руками детей...

Вот статуэтка совы - очень старая, из второго тысячелетия. Она так гармонично выполнена, что ею невозможно не любоваться. Глазурь отзывается в пальцах, держащих ее, прохладой, а шершавое дно - смешным ощущением, от которого чешутся зубы. В своих мыслях Микки протягивает руку и берет сову с полки, вспоминая каждый изгиб статуэтки, каждый мазок кисти художника, расписывавшего ее...

А напольная плитка - это отдельная история. Ее не меняли целых семь поколений семьи. Она пережила около десяти ремонтов, а ремонты, как известно, не щадят никого и ничего... А все потому, что время не вредило ей. Оно, словно эликсир, впитывалось в ее матовую, приятную на ощупь, поверхность. По ней так здорово было ходить босиком - эта плитка никогда не была ледяной. Она, казалось, наоборот - согревала даже в прохладные дни. И ее цветовая гамма - от кофейно-коричневого до солнечно-желтого - тоже вызывала ощущение уюта и тепла.

Дом, в котором было так хорошо и безопасно. Это можно понять только сейчас, когда ты один, когда у тебя слишком много свободы от всех и вся, когда никто тебе ничего не должен. А тогда эти качества были незаметны и незаменимы как воздух. Каким еще может быть дом?

Когда Микки открыл глаза, его взгляд уперся в главный монитор, на экране которого бесстрастно чернел космос с редкими вкраплениями звезд. Привычная картина. Где там эти дубы, эта согретая солнцем веранда? В каком-то призрачном прошлом. Было ли все это? Когда-то ребенком он мечтал о космосе, ждал - когда же, когда же он дорастет до первых пробных полетов... Тогда космос был мечтой, а дом - этот редкий, уникальный и даже раритетный каменный дом с деревянной верандой - был чем-то настолько привычным, что странной была даже мысль о том, чтобы его ценить... В детстве Микки никогда бы не поверил, что будет тосковать по нему.

"Больше поколений не будет" - неожиданно думает он, и чувствует, как волосы на его голове становятся дыбом, а тело охватывает еле осязаемая кольчуга из мурашек.

Его пугали собственные мысли - о том, что после смерти он сможет вернуться в дом своего детства. И его снова будут населять те, кто погиб во время войны... Возможно, так сказывалась его тоска по прошлому человечества.

Микки уже 300 лет. Как-то, после начала противостояния корпораций, принесшего много бед в Солнечную систему, он удочерил Тану. Он сделал это из благодарности родителям за свое счастливое детство и, наверное, для того, чтобы хоть как-то противостоять творившемуся тогда хаосу, сохранить еще немного человечности в бушевавшем океане безумия. Тана была из "поколения сирот", и Микки очень хотел хоть немного уменьшить ее боль от потери отца и матери.

Тогда он ушел в бессрочный отпуск, оставив за собой место в порту, и занялся домом. Не тем, из детства. А своим, на Ио. Начал приспосабливать свою берлогу под потребности маленькой девочки. Организовал детскую, сделал все более безопасным, добавил красок, убрал лишнее. Ему стоило огромного труда завоевать доверие напуганного и растерянного  пятилетнего ребенка.  Полгода почти каждую ночь Тана просыпалась от кошмаров. Микки вбегал в ее комнату, и она брала его за руки. Крепко вцеплялась в них - и ждала, что снова повторится тот ужас, но только теперь с ее приемным отцом. Она спрашивала: