Полное название будет в тексте

Ab ~~ovo~~; In ~~medias~~ ~~res~~; Ебаный твой рот, какого хуя они в другом порядке разложены?!

Как-то раз, в одном морге Северодвинска лежавший на трупной полке восьмидесятитрехлетний Виктор Федорович зачем-то воскрес. Воскрес и лежит, значит, такой, потягивается. Ну, полежал-полежал, да пора бы и честь знать. Выбил он, значит, пятками дверцу, ногами вперед выбрался с полочки, встал посреди темного помещения и, знай себе стоит, шрамы от вскрытия поглаживает. Постоял так, покумекал, да и решил идти к выходу. Поднимает он ногу, а нога, значит, не поднимается. Ну, он постоял, прикинул и сообразил. Раз, думает, я воскрес, что противоестественно, значит мне теперь на роду написано делать все наоборот.

Рассудив эдак, Виктор Федорович повернулся спиной и пошел, значит, к выходу лунной походкой. Дошел до дери, отворил ее плечиками и идет дальше. Вот уже коридоры больницы, вот тебе люди бегают. Идти-то мимо них он идет, да вот только народ какой-то все пуганный на пути попадается: таращатся на него, бабы вон руки ломают, мужики с зелеными мордами в стороны разбредаются. Черт знает, что такое! А он, значит, подходит спиною к выходу, открывает двери и выйдя видит в стекле свое отражение. А там, мама родная, отслоенная с лица кожа острыми рядами шевелится. И мало того, что шевелится, она как бы гниет, да только наоборот. Разгнивает, получается.

И вот идет он, разгниванный, в прекрасном расположении духа, спина вперед, проклевывающиеся волосы на голове назад, ну прямо эдакий зощенковский сукин сын, даром, что не колбасится. Удалец, одним словом. Справа шумит вода и деревья, слева дома, все такие квадратненькие. Вот, прошел он полгорода, подходит к ларьку, открыл, значит, кассу, выгреб оттуда копейки и удивленному кассиру их протягивает. Тот стоит, ни жив, ни мертв – перед ним полуголый человек с сине-зеленой спиной, у которого буквально на глазах начала розоветь шея и волосы, точно змеи, шевелятся. Ну, а Виктор Федорович, не будь дураком, расплатился, взял сосиску в тесте и дальше пошел себе. Идет, и на ходу решает сжевать сосиску. Подносит он ее ко рту, да чет не идет сосиска. Тогда вспомнил он, что ему же теперь на роду наоборот все написано делать. Вспомнил, и сунул, значит, сосиску известно куда. Ну и идет себе дальше по городу, довольный.

Люди от него еще больше шарахаются. Известное дело, задом наперед идет странный тип с почти уже розовой спинкой, а из джинсов, пардон, едой помахивает. Прошел между тем Виктор Федорович аж до ателье, где глядит на себя в витрину да диву дается – стоит перед ним молодой такой Виктор Федорович, каким был он еще в лучше годы, когда, значит, был он комсомольцем с каштановыми кудрями. Стоит, и прям на глазах молодеет. На щеках вон веснушки высыпали. Кивнул сам себе Виктор Федорович и пошел дальше. Идет, и чует, тяжко идти ему, здания, что ли на него давят? Подходит к окошку и смотрится в него. А там стоит такой Виктор Федорович восьми годиков, с пры́щем. Ну думает, понятно. И идет себе дальше. Идет и тут вдруг чувствует – детство на него прямо напасть хочет. Вон, нос щекотится сам по себе, и петь, и подпрыгнуть немножко хочется. Ну, думает, так ведь и не успеть могу. И, значит, шаг ускоряет.

Метров через пятьсот дошел он, значит, до ворот кладбища, высоких, чугунных, как ворота Вальхаллы. Тут бы перекреститься, а у него с губ только лепетания детские срываются и желание острое потыкать во все на кладбище пальцем, так как, известное дело, детям делать так воспрещается, а от того тыкать хочется только сильнее. Ну, значит, лопочет он себе под нос что-то, а сам все вперед поспешает. И вот значит люди сидят, поминают какую-то бабку. И тут прям перед ними выползает такой голозадый пупс и по-пластунски вперед чимчикует через кусты, только ветки качаются. Ну, они давай было хватать его, да дюже быстро ползет Витя Федорович, не угонишься. И вот, значится, подползает он к полузабытой могиле с покосившимся крестиком. Заползает на землю, чуть вперед подается и вдруг водой такой на земле растворяется и только юрк сперматозоидом в область паха. А там, в земле, меж костей его уже другие, неудавшиеся Викторы Федоровичи поджидают. Ну, значит, пожали они друг другу хвостики и давай гоняться взапуски. Погонялись-погонялись, да и после совсем испарились.