Полуденный ужас

Полуденный ужас

Время в деревне текло по-другому — медленнее и притом ощутимее. Тане казалось, что она может прикоснуться к нему, ко времени, словно эта эфемерность состояла из тающей мыльной пены, пронизанной солнечным светом. Даже доступ в интернет на телефоне не мог препятствовать чувственному припадку — ленивому стремлению просто лежать и воспринимать мир вокруг.

Время в избе бабушки и дедушки не двигалось, было влажным, как и одеяла, спрятанные в шкафу с опадающей дверцей. Унылая картина, если бы не запах выпечки, смех стариков и непонятно откуда взявшаяся у девочки-подростка ностальгия. Время в самой деревне бежало неторопливо, повинуясь закону солнечного дня. Оно было размыто от банного дыма и цветасто под стать облупившейся краске разномастных заборов. Время же на полях, к которым вели дороги, покрытые корками засохшего кала пасущейся скотины, было томительным и жужжащим, как рои кусачих мух, снующие у картошки и кустов крыжовника.

На обширном лугу, что обрамлён хвойным лесом, времени почти не было, но было много солнца. Его свет спускался к самой земле и ласкал многочисленные ромашки, одуванчики, сохнущую овсяницу и колышущуюся тимофеевку. Таня едва сдерживала желание прилечь на сочную траву, словно на кровать. Именно это место, свободное от высоких кустов и каких-либо деревьев, привлекало девушку больше всего — без теней, сплошные краски лета. Казалось, ничем не отличающийся от любых других лужок, но интереса вызывал у девушки даже больше, чем залипание в «Клубе романтики» или пересмотр «Секса в большом городе». Почти каждый день Таня расстилала в центре цветочного озера плед, устанавливала пляжный зонтик, брала бутылку воды, что-нибудь на закуску и читала выбранную наугад книгу под стрекотание кузнечиков и крики птиц — и это в век интернета! Воистину, зачарованное место!

Бабушка, будучи суеверной, каждый раз по дороге на «фазенду» — участок, засаженный картошкой, обходила луг стороной. Таня подозревала, что это из-за каких-то чисто деревенских глупостей — какого-нибудь зверобоя, «дьявольскими кольцами» поросшего из земли. Но однажды бабушка замедлила шаг и решила поделиться тревожащими её воспоминаниями:

— В старших классах я тогда была, а здесь усатки поле стояло, но так-то небольшое, меньше самого лужка, Танюш. По осени нас звали всегда урожай собирать — чего-чего, а лызки гонять пионеры не могли. По случаю такому к нам даже комбайн пригоняли — огромный, с лопастями с наш дом шириной. Он срезал урожай, а мы следом шли и подбирали, чтоб обмолачивать опосля. Тогда и случилось. Помню, пригнулась и крик услыхала. Поднялась — дождь полился, хотя на сине ни облачка. Красный дождь. И нога как шмякнется рядом… Какой-то пареньчок близко пробегал к комбайну, да втянул его тот. Бедный пареньчок, горегорький бедный пареньчок, — сказала, впрочем, как и любой долгоживущий человек, без особых эмоций.

— Жесть… И что? Потом это место, тип, проклятым посчитали?

— Да не, Танюш, молодёжь в города поуезжала, а поле проросло.

— А. Ладно. А чего не ходишь через него?

— Клещей много, ушалов. Мажься уксусом от них.

— Ба-а! Какой уксус?!

— Яблочный. И чиряки, значит, прыщики подлечит. А так-то хороший лужок. Глядишь — нет в нём теней, лишь солнышко одно. Глядеть только долго не будем уж, колорадский сам себя не соберёт. Подём?

В пасмурный день Таня обнаружила, что облака всё равно обходят луг стороной, уже не знойный, а по-холодному яркий. По случаю непогоды в «устройство пикника» были внесены коррективы. Пляжный зонтик всё равно остался, но бутылку воды заменил дедушкин термос с чаем, а у бабушки пришлось позаимствовать шерстяной платок. Девушку не хватило надолго, вскоре она уже отбросила книгу из списка для школьного чтения и просто наблюдала за волнующимся под порывами ветра цветочным озером. Одуванчиковая пена поднималась в воздух, поглощая сцепившихся стрекоз. Чайки летали низко, как будто предвещая дождь, но солнечный свет всё равно столбом падал на луг.

Пыльный василёк, плотной кочкой высившийся над травой, привлёк внимание отбрасываемой тенью — в избыточной яркости она показалась обсидианово-чёрной. Мурашки побежали от загривка до лопаток, раскраснелись щёки, перехватило дыхание, будто от мороза. Таня коротким движением подалась вперёд, ощущая, что нашла разгадку солнечного великолепия, но, к своему сожалению, тут же позабыла её. Мягко упала на живот, опустив лицо на кулаки, пристально наблюдая за кочкой василька с надеждой, что чувства вернутся, а вместе с ними — и ответ.

Не вернулись. Как воплощение мимолётного напоминания, Таня нарвала цветки васильков, чтобы высушить. И заодно сделала себе венок, укрепив его пыреем. Вернулась домой по савану ромашек. Интернет не помог найти искомое. Надежды остались только на бабушку.

— Баб, у тебя бывало такое, что смотришь ты, скажем, на цветы, на простор, и чувство у тебя… м-м-м-м… словно дух захватывает? — в тот момент девушка ненавидела себя за то, что так грубо и вульгарно описала пережитое впечатление, сразу же попыталась исправиться. — Мурашки бегут, дышать не можешь и даже страшно немного. Картинка как будто перед глазами плывёт. Ну, понятно?

Бабушка отвлеклась от замешивания теста, убавила громкость магнитофона, играющего оперу.

— Солнечный удар, Танюш? Вот говорила тебе, что лучше уж дома почитать, нельзя ж так долго головёху греть — уханькаться можно.

— Да нет! Нет! Не солнечный удар это, я под зонтиком сижу, загорать так-то ненавижу. Другое чувство. Приятное. Не такое опасное.

— Не ведаю тогда, — призналась бабушка, слишком простая, чтобы когда-либо искренне любоваться природой. — Не было такого. Будешь кисель на молоке, осталась плошечка ещё в холодильнике, а?

— Ба-а-аб, ну не сочетаются молоко и изюм. К тому же он калорийный, я худею! Ты видела мои ляхи?

— Хорошие ляхи, — бабушка выкрутила громкость магнитофона обратно. — Как в магазин выходишь, соседские мальчуганы так и таращатся. Идёшь как чалдонка — хоть тут же шмарить забирай.